Наваждение

Я, наверное, сумасшедшая. Хотя почему, наверное? Сюда подошли бы такие слова как определенно или именно. На самом деле, сумасшедшие это люди, сумасшедшие, но считающие себя нормальными, а нормальные люди, считающие себя сумасшедшими. Так уж ли они нормальны? Подозреваю, что и в правду больна. Не была бы я больна, сидела бы тогда на этом сайте? Нет, это не сайт психотерапии для подростков. Это сайт одной малоизвестной музыкальной группы. Простой черный экран с кроваво-красной надписью «Ошибка моей звезды». Когда-то, сидя рядом с создательницей сайта, я смеялась, наблюдая за тем, как она меняет цвета, пытаясь найти два цвета группы. Я думала о чем-то синем. Видимо, даже тогда я заблуждалась. Набираю слева на поисковике одно слово. Принцесса. Ну, вы скажете, хорошая песня хорошей группы. Для меня же это то, что позволяет мне дышать. Делаю глубокий вздох. Нажимаю на значок «play». Из динамиков слышится рок. Он пробивает мое тело до костей, выжигая во мне черные дыры. Мое тело пронзает дрожь, сердце отстукивает чечетку, а пальцы с фиолетовыми ногтями начинают мелко дрожать. Господи. Я не слышала эту песню три месяца. Три ужасных месяца, полных боли и страдания. Помню, как первый раз слышала эту песню. Как писала ее. Как мы писали ее. Когда сладкий, тягучий, сексуальный и такой родной голос начинает петь, я перестаю дышать и резко, слишком сильно закрываю ноутбук. Руки сами взлетают к голове и ерошат волосы. Старая привычка. Она помогает мне избавиться от нервов. Я так погружена в свои мысли, вспоминая свою прежнюю жизнь, что не сразу слышу стук в дверь. – Можно? – слышу я тихий знакомый голос. Он напоминает мне ее голос. Поворачиваюсь на кресле к двери и кричу, что открыта, надевая на лицо стандартную улыбку «я в порядке». Дверь открывается и в комнату заходит тень моего прошлого. Тетя Мэдди. Она выглядит как обычно. Светлые коротко подстриженные волосы, голубые глаза, ярко красные губы. Маленькое тельце, из-за которого она похожа на маленького гномика, вышедшего из сказки. Один ее вид причиняет мне много боли, но я не подаю вида. Знаю, что ей не легче, чем мне. Хотя, может и легче. Я не знаю. Она не замыкалась в себе. Никогда. Я же умерла. Умерла духовно. Физически я все еще здесь. Тетя заходит, прикрыв за собой дверь, и осматривает комнату. – А тут у тебя прикольно. Хоту ответить, что, конечно же, ведь это дом моего папы и у него всегда все прикольно. Моя комната должна быть совершенной. И была. Только сейчас на полу валяются порванные зачитанные книги, скомканные листики бумаги, грязные джинсы и носки. Все стены обвешаны постерами типа Линкинг Парк или Горилаз – моих старых кумиров. Так же старых обложек от пластинок, которые, кстати, валяются так же на полу. Я половину покидывала, в порыве ужасающей ярости а–ля «халк крушить». Мэдди подходит к кровати и присаживается на краешек. Ее огромные голубые глаза будто заглядывают в мою душу, и я отвожу взгляд. – Ты как? – тихо спрашивает она, поднимая с пола листок. – Я в порядке, – говорю я. Мой голос так изменился. Прокуренный, низкий, он кажется мне больше мужским, чем женским. – Ты давно писала? – развернув лист, она смотрит на мои закорючки и бросает его обратно в кучу. – Я не пишу, – говорю я резко. Даже слишком резко. – Понятно… я видела Кис… она в порядке. Передает тебе привет и говорит, чтобы ты приезжала. – Звучит скучно, – кисло отвечаю я. – Анна, – раздраженно вскрикивает она, но потом, похоже, берет себя в руки, – от Алекса вести есть? – я вздрагиваю от прозвучавшего имени. – Нет. – Уже три месяца, – она качает головой, а затем вскакивает с кровати, – с виду такой хороший. И я думала, даже любит тебя. А что сейчас? Когда тебе плохо, ты одинока и нуждаешься в помощи он, пф-ф-ф-ф, – она изображает взрыв, – исчезает! – Не вини его, – шепчу я, но Мей, похоже, реально разбушевалась: – Тебе плохо, а он на своей гитаре играет, – она садится на колени предо мной. – Анна, детка. Прошу, не замыкайся. Я пытаюсь. Смотрю в глаза Мэдди, полные отчаяния, я изо всех сил пытаюсь. Но меня затягивает в пучину невзгод и всеобщей боли. Да, такое случается. Да, такое случилось со мной. Я повторяю про себя это каждый день, как мантру, но боль от этого только усиливается. Я привыкла жить с этим. Жить с тем, что я их потеряла. – Что бы она сказала, увидев, как ты загоняешь себя в могилу? – я издаю резкий смешок. Как мило с ее стороны, напомнить мне об этом. Как будто я забыла. Да, я задавала себе этот вопрос. Тысячу раз. Но каждый раз я находила один ответ. – Она ничего не может сказать. Она мертва, – получается, сказать эти слова спокойно и в душе я ликую. Я молодец. На лице тети отражается ужас. – Она твоя мать… – Была. А так же сестра, брат и отчим. Но их больше нет. Смирись! – Что? – она вскакивает. – Смирись? Не ты одна их потеряла! – Прости, – шепчу я, глотая слезы. – Прости? Прости! Это все, что ты можешь сказать? – Май хватает сумочку и резко открывает дверь, останавливаясь на пороге, но не оборачиваясь. – Ты больше не тот святой ребенок. Я не знаю кто ты. Дверь закрывается, и я в ужасе смотрю на свои руки. «Она не понимает, – говорю я себе, – как и Алекс не понял». Никому это не понять. Бывает, люди теряют любимых. Но со мной все было хуже. От меня отрезали всех, кого я любила. Что-то сделала смерть, но большинство сделала я сама. Перебираю в голове имена. Отец, братья, Алекс, Кис… и это только самые близкие. Все друзья, все… я сама сказала им, что бы меня оставили в покое. И что я получила. Одиночество и боль в груди. Хотя в одном моя тетя права. Я не пишу. Почему? Может из-за боли, а может, в голове нет ничего, кроме этой трагедии. Тут мне в голову (ну как всегда, собственно), приходит совершенно сумасшедшая идея. Обычно, я, конечно же, писала песни или стихи, или ноты. Но сейчас… если все, что мне нужно, это выпустить мои эмоции в полет, или, в данной ситуации, на бумагу, думаю, что можно писать и простыми словами. И наверняка, все это не увенчается успехом, и я просто потрачу все время в пустую, но когда Анна Блейк что-то вбивает себе в голову, с этим ничего не возможно поделать. Поэтому я хватаю ноутбук. Нервно стучу ногтем по белому столу, пока он включается, и программа открывается. Смотрю на белый лист. Закрываю глаза, вспоминая, как это было. И начинаю писать…