mir fehlt nichts und doch fehlt mir viel

Когда в замке поворачивается ключ и Луи открывает дверь, раздается звук, отраженный в большой прихожей. Это внушает ему отвращение, и он спешит включить телевизор в гостиной. Мерцание сразу освещает всю комнату, бросая тени на стены и прохладный свет на голое помещение, которое точно не выглядело дружелюбным и уютным. Дорогое, да, и неприкосновенное. Луи даже не был уверен, сидел ли он когда-нибудь на стульях или креслах. Луи небрежно стягивает обувь с ног и оставляет их валяться там, где разувался. По пути к вместительному дивану он снимает пальто и пиджак с плеч. Его взгляд прикован к экрану телевизора. Ураган, авария, повышение налогов, пропавший без вести человек - ничего, что касалось бы его. Две, три, четыре сотни мертвецов, ничего не подозревающие семьи. Как уже упоминалось, невинные люди. Наркоторговцы, убийцы, грабители, мошенники, насильники, изменники, лгуны, и никто из них не признал свою вину? Не признал свою ответственность? Луи усмехается. — Это не так уж и трудно, Луи. Каждый совершает ошибки. Нужно уметь прощать. — Я могу простить, Лиам. Но я не могу забыть. Он качает головой, чтобы загнать приближающиеся воспоминания в пыльный угол, из которого они снова и снова выползают и позволяют себе глоток лучшего скотча из его коллекции. Садится на диван, позволяет событиям дня взять верх над его телом и замечает, как бы плевать ему не было, что похитили двух школьников. Таких молодых, таких глупых... Через десять минут он зажигает первую сигарету и наблюдает, как дым поднимается к потолку. — Мне очень жаль, что я должен сообщить Вам следующее. У него обнаружен метастатический рак легких. У вас осталось не так много времени. Рак легких, метастазы. Такие красивые, творческие, излишние слова для такого мучения, психического и физического, изо дня в день новый приговор, отчаяние, безразличие, паника. Кто вообще боится перед самой смертью? Если ты хочешь жить, ты должен и умереть тоже. Вскоре Луи выкуривает вторую сигарету, отгоняет образ телевизора из головы и снова погружается в мысли; третья сигарета в левой руке, стакан скотча в правой. Снова и снова одно и то же... — Не пей так много, ты можешь заболеть. — Неужели? Пачку сигарет в день выкуриваешь ты, рак легких диагностируют мне, и ты говоришь мне, что я могу заболеть? — Я хочу только лучшего... — А я хочу, чтобы ты ушел. Спрыгнуть с моста легче, чем гнить в больнице до тех пор, пока сердце не сжалится и не сделает последний, окончательный удар. Забавно, что Луи был единственным, кто нуждался в помощи. Забавно, что Луи был единственным, кто никогда не получал ее. Единственным, кто все еще не получил ее. Странно, что люди все еще думают, что у кого много денег, тот и счастлив. Двадцать миллионов проданных экземпляров альбома, и Луи с радостью оказался бы там, где солнце больше не светит. На десять миллионов больше, и он уже так близко к этому. Он позволяет взгляду пройтись по дорогой технике, белым стенам, большим коврам, и нет ничего, что могло бы заставить его остаться. Признайте, способен ли он чувствовать, а скучать способен? — Это как езда на велосипеде, невозможно забыть. — Ты сравниваешь курение травки с ездой на велосипеде? — Являются ли эти понятия слишком отдаленными друг от друга? — Зависит от того, как хорошо ездишь. Его взгляд скользит на экран телевизора и изображение, которое можно увидеть там. Общественные похороны, поминки, возложение цветов, толпы людей. Странно, что эти понятия ничего не значат для него, что не причиняют боль. Можно услышать, что они говорят, но это не то, что они подразумевают. Крупный план, и Луи замечает, как первые слезинки стекают по щекам. Они рыдают, а ему абсолютно плевать. Сигарета медленно прожигает обивку, а пятно от скотча плотно въедается в подушку дивана. — Врачи говорят, врачи думают, врачи здесь, врачи там. Я хочу жить, понятно? — Разве ты не понимаешь, что это значит? Завтра ты можешь быть мертв. — Да, а сейчас я живой. Сухое горло, горящее сердце, узкая грудная клетка и бабочки в животе. Луи чувствовал все и ненавидел себя за это. Почему эмоции существуют? Почему добровольно подвергают тебя насмешке других? Воспоминания обрушиваются на него, как подорванное здание, словно его бросили в лавину. Они не отпускают его, крепко кусают, как ищейка на охоте. Луи хотел проглотить скорбь, но ущерб его сердцу был непоправим, зияющая дыра, которая никогда не заполнится снова. Он был обломками, что видел однажды. — Давай, мы выбираем лифт. Луи взял тележку с кислородным баллоном Гарри и хотел уже повезти ее, но кудрявый остановился, смотря на него вызывающе. Луи кивнул в направлении лифта. — Я хочу выбрать лестницу. — Гарри... — Нет, пожалуйста, не лишай меня лестницы. Дела идут хорошо, я смогу сделать это. — Гарри, здесь как минимум сорок ступеней. Это слишком сложно. — Это моя жизнь, мои легкие. Я знаю, что я делаю. Вздохнув, Луи провел рукой по своему лицу, Гарри схватил тележку и пошел к лестнице. Парень последовал за ним как можно быстрее. — Черт, Гарри, как ты? Должен я звонить в скорую? — Никакой... скорой. Задыхаясь, кудрявый скатился на пол по стене и нервно вытер пот со лба. Луи посмотрел на него с тревогой. Он понимает, сорок ступеней - это слишком много. Слишком много для человека с раком легких и метастазами, весело гуляющему по его телу. — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Гарри злобно посмотрел на него, усталость не убивала его упрямство. — Я сам, Луи. Оставь меня. Он растерянно стряхнул руку Луи с плеча и закрыл глаза, чтобы отдохнуть немного. Вскоре после этого он прислонил голову к стене и сразу открыл глаза. — Дела идут, — пробормотал Луи и протянул Гарри руку, чтобы помочь встать, но Гарри проигнорировал ее и поднял свое тощее, ослабленное тело вверх. — Так себе. Но дела продолжали идти не так уж и долго. Грустные поезда проносятся у Луи в голове. Еда, рвота, слезы, сон - режим дня парня, который планировал так много в своей жизни. Рим, Париж, Афины, Берлин, Венеция, Амстердам. И что там еще осталось? Осколки жизни, полной энергии, восхищения, любви и вдохновения, и каждый день больше и больше осколков его сердца. Но где справедливость в этом мире? Что значит человеческая жизнь? Сколько сейчас стоит эта самоотверженная любовь? "Рано или поздно это все равно случилось бы", — говорит Луи себе. Рано или поздно мы все уходим. Но иногда... иногда, к сожалению, мы уходим слишком рано.