Дрейф чёрной бабочки

«Вся ваша отвага, несомненно, уже идёт по ветру… В ваших нечестивых словах и деяниях… Лишь страх…» Мужчина с длинными чёрными волосами тихо смотрел за горизонт. Туда, где расцветал голубой восход, порождённый окаймлёнными теневыми разводами на небе — след силы молодой Бамбиетты Бастербайн — Штернриттера «E». Похоже, грех поражения, оставленный предшествующим ей Шазом, был окончательно смыт перед незримым взором кайзера. А значит он, Эс Нодт, тоже может быть спокоен. Божественная кара нашла своих грешников. Тот воздух, что просачивался под его маску и неслышно впитывался его чуть расширенными тонкими ноздрями, отдавал падалью и запахом влаги. Какое чудесное утреннее благоухание для этих мест… А ещё он пах угасающей реяцу. Похоже, времени у всех оставалось не так много. В том числе и у него… — Куросаки Ичиго… — за пару минут долгожданной тишины он готов был уже забыть о том, что он не один здесь — на пустых мёртвых руинах. Нет. Слабое безжизненное тело временного шинигами было совсем рядом, на камнях. Оно лежало, неподвижное, лицом вниз. Лишь несильно вздымалась от тяжёлого дыхания спина Куросаки. Недавно он перестал кричать… В грудь его по-прежнему впивалось несколько свежих лезвий. «Ещё никому не доводилось держаться против моих шипов так долго, — отметил про себя Нодт. — Их сердца просто не выдерживали и лопались, оставляя в груди каждого лишь пустоту. Так почему же твоё сердце не умирает?» Он медленно приблизился к своему врагу, ступая по размолотым осколкам стёкол, устилающим дорожку его победы. — Быть может, всё потому, — очень тихо сказал мужчина, — что ты, на самом деле, уже давно и не жив? Голова рыжеволосого резко дёрнулась. Один из заплаканных мутных глаз равнодушно распахнулся навстречу ледяному взору Штернриттера Ванденрейха. Увы, это было всё, что он смог сейчас сделать. — Верно. — Нодт остановился. — Твоё настоящее сердце умерло вместе с тобой. Той ночью, во время твоего триумфа в Каракуре, ты помнишь? Твоя маленькая подруга-шинигами пронзила его мечом, а добил его ты сам, своей собственной рукой… То, что ныне бьётся в твоей беззащитной груди — лишь блеклая копия чего-то большего. Жаль… С большим трудом юноша поднялся на четвереньки. Только сейчас квинси смог заметить, что всё это время его губы что-то складывали, пусть изо рта его и не вырывалось ничего, кроме сумасшедшего бессмысленного лепета, чем-то походящего на говор младенца. Шипы повредили его голову настолько сильно, что Куросаки даже не мог говорить. А, может, и думать тоже… Штернриттер был прав: сейчас у его ног лежал не Куросаки Ичиго, а то что от него осталось. — С самого начала… — прошелестел черноволосый. — С самого начала, ещё когда я получал приказ от Его Величества, я сразу же уловил ложь в его праведных словах… Ему не нужна была проверка наших сил, он был уверен в своих Штернриттерах с самого начала, иначе не наградил бы их своей благодатью и своим Шрифтом. То, чего он хотел от нас на самом деле — встреча с тобой… — Ым… Ыра… А-а-а… — лишь страшные хриплые звуки издавало сейчас горло шинигами. Разбитое тело тянуло вниз, на камни, а отголоски души что-то отчаянно пытались сказать. Чёрный меч лежал рядом со своим хозяином. Тяжёлый и тупой. Без воли рубить чьи-либо головы. Без воли подняться вверх. — Ы-а-а-а!.. Как бы он не силился… Всё одно… Сражение закончилось. — И я всё спрашивал себя: что именно Императору понадобилось в тебе? Я думал об этом до самого конца и, в конце концов, пришёл к выводу, что Его Величеству было нужно, чтобы ты не вторгался в Общество Душ и не мешал нашим планам… — заключил мужчина. — Но, если тебе плевать на Общество Душ, то у меня нет абсолютно никаких причин что-либо с тобой делать. В конце концов, даже если ты и не соврал, в таком состоянии ты уже не сможешь ничего защитить, — он удостоил безумного оппонента равнодушным взглядом и решительно отвернулся от него, собираясь уходить прочь. — Просто лежи здесь и отдыхай. Мы больше никогда не увидим друг друга. Квинси больше не вернутся в Мир Живых и не потревожат то, что ты там собирался спасти. Наша цель, — мужчина многозначительно поднял голову ввысь, к тревожно замершему над разрушенным городом рассвету, — лежит гораздо выше, чем могут достать твои дрожащие руки, мальчик… Он сделал один шаг вперёд и неожиданно остановился. Что-то держало его за полы плаща, пытаясь помешать его дальнейшему продвижению. — Ах, вот оно что, — вздохнул Нодт, обернувшись. Пытаясь остановить квинси, Куросаки быстро переполз через побитое тело сестры и отчаянно вцепился в его одежды руками. Так он словно насмехался над последней фразой своего врага. Нет, он не насмехался. Ведь он, скорее всего, уже не мог даже разбирать слова, выклинивая из них фрагменты смысла. Куросаки Ичиго держал его на уровне своих рефлексов, пока его глаза источали лишь бесконечный страх перед всем и вся. И уж тем более перед этим чудовищем, одна близость с которым вызывала невыносимую боль в сердце и шелест в крови остатков шипов, которые не до конца растворились в нём. Пусть Штернриттер ничего больше уже не делал, пытка всё равно продолжалась. Даже если страх и не материализовывался теперь в чёткие образы Рукии с раскрытой грудной клеткой или Тацуки на вершине горы из трупов с перерезанным горлом и проткнутым животом. — Я не собираюсь больше причинять тебе вред, — предупредил мужчина, — но если ты будешь мешать мне даже сейчас — я отниму твою жизнь, можешь быть уверен. Куросаки не ответил. Даже не попытался выдавить из себя булькающий стон или хриплый кашель, как он делал это минутой ранее. Его потные окровавленные руки вцепились в плащ Эс Нодта мёртвой хваткой. Враги смотрели друг на друга несколько секунд. — Что же, ты не использовал свой шанс, — холодно произнёс Штернриттер, занося руку для своего последнего удара. *** Время текло подобно песку. Над обесцвеченной Каракурой поднималось солнце. Кто-то держал руку Штернриттера, не давая ему совершить задуманное… Чья-то могучая тень, предвещающая конец жатвы.