Звонок

Гильермо заворочался во сне, заворчал, смешно морща нос и лоб. Хосе не удержался, тихонько поцеловал его в голое, торчащее из-под одеяла плечо. Тот дернулся, словно ему было щекотно, и опять проворчал что-то, не открывая глаз. Хосе улыбнулся и перевел взгляд на будильник. Почти половина. Пора вставать. Выходя, еще раз оглянулся. Гильермо уже вновь спал безмятежно, судя по положению тела и нагромождению одеял, мгновенно заняв и освободившуюся половину кровати. Во сне он обычно пинался, а один раз так заехал Хосе под ребра, что у того чуть искры не посыпались из глаз. Но даже это в какой-то степени радовало. Внушительный синяк, отливающий черным и желтым, тоже был доказательством того, что Гильермо спал здесь, а не где-то у себя дома. Вот уже шестую неделю здесь. Хосе улыбнулся и пошел делать кофе и бутерброды. В кухне было прохладно — зима только-только началась. Поежившись, он захлопнул окно и стал представлять, как принесет кофе наверх. Гильермо, как всегда, сначала будет немного раздражен, скажет с досадой: «Ну зачем все это?», но в конце концов сдастся и начнет улыбаться, и они позавтракают вместе прямо в постели, а после кофе Хосе заслужит поцелуй… А может быть, даже — это иногда случалось — куда больше поцелуя… Он как раз делал завершающий штрих — добавлял сахар в чашки, уже стоявшие на подносе, когда телефон, лежащий на столике в прихожей, вдруг зазвонил. В самом факте утреннего звонка не было ничего необычного. По работе звонили в любое время и часто. Но на этот раз у Хосе мурашки побежали вдоль позвоночника. Он вышел в прихожую. Телефон звонил все настойчивей, повышая громкость. Затем перестал. И снова начал. Хосе обругал себя за трусость и взял трубку. — Я уже думала, что ты никогда не ответишь! — упрекнул звонкий женский голос. В нем чувствовалась нервозность, и не просто нервозность. Казалось, что женщина вот-вот впадет в истерику. — Что случилось, Кристи? Он умер? — Нет, наоборот! Пришел в себя! — Что-о-о? У Хосе потемнело в глазах. — Он вышел из комы. Он разговаривает. Он очень слаб, но Серхио говорит, что через несколько недель он будет в полном порядке. Только теперь он понял, что в голосе Кристины была не истерика — возбуждение. — Только… — Только что? — Он ничего не помнит. В смысле, кто он такой и что было перед тем, как он у нас оказался. После Серхио его смотрел Давид, и он сказал, что пока шансы на восстановление памяти непонятны. Так что как свидетеля ты его использовать не сможешь… — Он мне уже давно не нужен в качестве свидетеля. — Да? — поинтересовалась Кристина. — Хосе, скажи, а его документы — на имя Маркоса Ринальди, они настоящие? — Почему ты спрашиваешь? — Потому что Давид говорит, что если он попадет в привычную среду, шансов, что он вспомнит, больше. Потому что повреждений мозга нет, и, значит, это психологическое. Если, конечно, его привычная среда, это не бандитский притон, из которого он удрал. Но вроде он такой приличный, вежливый мальчик. Я б влюбилась! — Я приеду завтра… да, завтра, — сказал Хосе. — Завтра мы придумаем, что с этим делать. Он добрел до гостиной и устало опустился в кресло. Прямо на газету, которую Гильермо читал перед сном. Читал, пока Хосе не снял с него очки и не поцеловал. А может быть?!! Мысль была отвратительной, просто ужасной, но он словно не мог ничего поделать с собой. Господи, почему это происходит с ним, почему?! Столько труда, столько боли — больше года мучительных попыток подступиться к этой крепости под названием Гильермо Грациани — и вот… В конце концов, чем он рискует? О том, что он связан с этой клиникой, никто не знает. «Маркос Ринальди» его в глаза не видел. Поставить на ноги, помочь найти работу и пусть живет. В большом городе много возможностей. И от Росарио до Буэнос-Айреса не так уж близко — вряд ли они пересекутся. Ему ведь даже ничего делать не надо. Так просто — не делать ничего. И в конце концов, без памяти — это уже совершенно другой человек, не имеющий ничего общего с… Конечно, так оно и есть. Выйдет на работу, познакомится с красивой девушкой… Никаких несчастий, никаких приключений. Он встал и вернулся в кухню. Еле удерживая руки, ходящие ходуном, кое-как разогрел в микроволновке кофе. Выставил чашки обратно на поднос, приподнял его было, потом бросил и пошел в спальню. Гильермо лежал теперь полностью на его половине, в блаженной полудреме досматривая последний сон. Хосе прислонился к косяку и смотрел на него минут пять. Смотрел и буквально чувствовал, как кусками откалывается, осыпается куда-то под ноги сердце. А потом подошел к кровати, наклонился над Гильермо и принялся стаскивать с него одеяло: — Просыпайся скорее. Нам надо серьезно поговорить.