Голосом Стайлза Стилински

Мартин только кивает, когда Маккол, захлебываясь, выдавливает: - Его больше нет, Лидия. Она видит, как Скотт ломается перед ней. Как его изнутри сгрызают черти. Видит, как он задыхается. Она почти видит, как из него льется эта черная масса – боль. И снова просто кивает. Как будто показывает, что понимает его страдания. Дает понять, что чувствует то же самое. Парень еще что-то бормочет сам себе, когда начинает со всей силы лупить по фонарному столбу. Лидия прикрывает глаза. Слышит только глухие удары и всхлипы. Удар. Всхлип. Удар. Бормотание. Удар. Шепот. Удар. Крик. Сжимает веки сильнее. Вдруг чувствует, как Скотт вцепляется в ее плечи, трясет так сильно, что голова у нее запрокидывается. Распахивает глаза. Ей кажется, или он кричит? - Почему ты молчишь, Лидия? Почему ты, твою мать, молчишь? - она вдруг расслышала слова. Он действительно орет. Но она еле разбирает фразы. Как сквозь толстую пелену непонятно чего. Как объяснить ему, что она занята. Что ей некогда. Она пытается не пускать в сознание его самые первые слова. Ей нельзя понимать их. И у нее плохо получается. - Скажи что-нибудь, пожалуйста, - почти неслышно шепчет парень, бессильно опустив руки. - Мне очень жаль, Скотт. Жаль, что ты потерял друга, - говорит прозрачным голосом она, и Маккол замирает, глядя на нее неверующими глазами. Ей кажется, что в эту секунду он начинает ее ненавидеть. Мартин не это во внимание. Чего он ждал, истерику? Как минимум, по-видимому. А она спокойна. Как никогда. Он делает несколько шагов назад, не отрывая от нее взгляда. - Прости, мне нужно ехать. У меня не выполненное домашнее по литературе… Увидимся, - ее голос спокоен. Она разворачивается, медленно подходит к своей машине. Садится в кожаный салон и заводит мотор. Простые механические действия на уровне автопилота. Свет фар освещает Маккола, который так и не пошевелился. Так и стоял посреди дороги, немигающим взглядом следя за ней. Лидия нажала на педаль газа, резко разворачивая автомобиль и скрываясь за поворотом. В машине стояла тишина, нарушаемая лишь звуком мотора и ее прерывистым, почему-то, дыханием. И тут она разрешает. Разрешает себе воспроизвести в голове слова Скотта. «Стайлз мертв, Лидия.» Сжимает руль пальцами еще сильнее. Пристально всматривается в дорогу. «Стайлз…» В голове странная тишина. Кажется, мысли легли спать. «Стайлз мертв…» Сердце бьется ровно. Она выдыхает. «Стайлз мертв, Лидия.» Она пытается думать. Что изменилось сегодня в ее жизни? Да ничего. Со смертью этого парнишки она не потеряла ничего важного. Ничего особенного. Это же просто парень из школы, хоть они и общались в последнее время достаточно много. Хоть он и знал о ней все, даже то, что она сама о себе не знала. Знал столько, сколько не знал никто. Просто знакомый. Не изменится ничего и завтра, когда в мире начнется новый день. Новый день в мире, в котором больше нет Стилински. Ничего не изменится. Она снова выдыхает и повторяет себе: «Все хорошо» . В мире каждый день умирает тысячи человек. Не случилось ничего страшного. Просто знакомый. Она пережила смерть лучшей подруги. Смерть Эллисон. Разве что-то страшнее может свалиться на нее? Нет. Все хорошо, Мартин. Автомобиль тормозит возле дома. Она сначала даже удивляется, что уже приехала. Несколько секунд еще дышит воздухом салона, а затем выбирается наружу. Это ведь все не серьезно, правда? Кухня встречает ее мягким светом и запахом освежителя воздуха с ароматом камелий. Лидия наливает чай в свою желтую кружку и садится за огромный дубовый стол. Тепло помещения медленно обволакивает ее, она расслабляется. Мысли перестают путаться. Горячий фарфор жжет пальцы. Она цепляется за эту пустоту внутри. В ней нет боли. Это устраивает девушку. И тут краем своего сознания она понимает, что ждет. Ждет телефонного звонка. Привычной трели из телефонной трубки. На дисплее высветится его дурацкое имя. Она закатит глаза и поднесет телефон к уху. «Привет, Лидия, это я. Звоню просто так. Сказать, что со мной все в порядке. Нет, я знаю, что ты не волнуешься… Но я вот просто решил сообщить… На всякий случай… Так просто, чтобы ты знала. Ну ладно, все, кладу трубку». После этих слов несколько секунд тишины, как будто он все еще ждет ответа. А потом равномерные гудки. Его голос такой усталый, но все равно какой-то суетящийся и такой живой. И заботливый, наверно. Лидия привыкла слышать это в его интонациях. Она так и не произнесёт ни слова для него, но что-то внутри у нее уляжется, цепь вокруг горла растает. Она сможет уснуть этой ночью. Но телефон никак не звонит. Тишина проедает дыру где-то в ней. Мартин продолжает ждать. Фарфор уже остыл и не жжет нежную кожу. Лидия невидящими глазами сверлит кухонную плитку. И в какую-то секунд – она сама не понимает, когда та наступила – что-то в ней ломается. С треском. Потому что она представляет, что Стилински не позвонит. И от этой мимолетной мысли резко перехватывает дыхание. Она впивается пальцами в кружку. Вдыхает натужно. Прикрывает глаза и гонит мысль. Несерьезно. А на часах уже пятый час утра. И тишина по-прежнему висит над ней. В ней. Она вдруг начинает затоплять. Мартин сама тянется телефону. Набирает знакомый номер. Вызов идет слишком долго. - Алло, - надломленный голос Маккола звучит напряженно. Ах да, он же вроде ненавидит ее теперь. Она молчит пару секунд. Может, Стилински позвонил ему? - Мне нужно поговорить со Стайлзом, - еле слышно бормочет она. Но собеседник на другом конце, кажется, расслышал ее. На какое-то время повисла та самая чертовская тишина, что так быстро разъедает края гигантской ямы. Девушка почти слышит небольшую возню там, куда она звонит. Почти слышит, как Стилински берет трубку и своим непереносимым голосом начинает обеспокоенно-весело тараторить: «Лидия, у тебя что-то случилось? Нашла свеженький труп? Ты где? Мы сейчас будем». Но только кажется. А из трубки раздается только голос Скотта, еле различимый: - Лидия… И она понимает. Со звуком собственного имени на нее сваливается это. Осознание. Оно сгибает ее так, что она прижимает голову к коленям. Из груди вырывается всхлип. Громкий. Он пугает ее саму. - Пожалуйста, - вырывается у нее сквозь медленное прерывистое дыхание.– Мне нужно поговорить с ним. Пожалуйста, Скотт. Девушка понимает, что почти умоляет Маккола. Она раньше никогда не позволяла себе такого. Никогда и ни с кем. Но сейчас ей плевать. А в трубке по-прежнему тишина. Она не может больше ее слышать. Сжимает в ладони подол своей юбки. Впивается ногтями в кожу, оставляя на ней красный борозды. А Скотт все молчит. И дыхание его в трубке становится тяжелее от вздоха к вздоху. - Он уже не поговорит со мной, да? – почти со злостью, но настолько жалостливой, спрашивает она. Ты ведь не глупая, Мартин. Ты ведь взрослая и перенесла столько потерь. Так возьми себя, черт возьми, в руки. Не веди себя как слабая девочка. У нее почти получается. Жалкие попытки справиться с собой. И снова непереносимая-отвратительная-ненавистная тишина. - Хочешь, я приеду? - слабо предлагает он. - Нет, - выдыхает она. – Я в порядке, - лжет она. Нажимает на кнопку отбоя и тупо таращится на кухонную плитку. Рыжие волосы липнут к щекам. Пытается представить. Представить, что на свете больше нет его. Задыхается. Жадно глотает воздух ртом. Он больше не скажет ей ни одного дурацкого комплимента. Не скажет ни одной приятной глупости. Голосом Стайлза Стилински. Больше никогда – никогда – он не прошепчет ей о том, что она не должна волноваться, не должна бояться. Потому что он рядом. «Всегда рядом, слышишь?» Она не услышит этих слов голосом Стайлза Стилински. Мартин вдруг понимает, почему чуть полегчало – слезы катятся по ее щекам. Он всегда говорил, что от них легче на душе. Только сейчас она понимает, что он был прав. И понимает кое-что еще. Она сама была неправа. Неправа, когда сказала себе, что с его исчезновением в ее жизни ничего не изменится. Уже изменилось. С его уходом она потеряла что-то. Невидимое. Но ощутимое. То, чего у нее больше нет. И никогда не будет. Он ей не был другом. Не был ухажером, даже если сам так думал. И тем более не был просто знакомым. Он был чем-то большим. Какой-то частью Лидии Мартин. Частью ее себялюбия, самодовольства, ее натуры. Никто не знал об этом, кроме него самого. Он-то был уверен, что это так. Девушка на негнущихся ногах прошла в свою комнату, закрыла дверь и поблагодарила кого-то там, наверху, что ее родителей нет сегодняшней ночью дома. Это очень кстати. Мартин включила музыку, прибавляя звук до упора. Так, что стекла дрожали, а душа сжималась. Уши болели. Но сквозь грохот она не услышит крика. Своего крика. А его будет много сегодня. Потому что ей это необходимо. И она не услышит своих рыданий, которые уже вырываются из груди, стоит ей присесть на кровать. Она не должна слышать всего этого. И не услышит. Не услышит за эту ночь ни единого звука от самой себя, все заглушит музыка. Кроме еле слышного шепота дурацкого мужского имени. Под самое утро, когда она будет лежать на кровати на животе, сминая в руках голубую простынь. Когда сон все же заберет ее. Тогда, когда ей станет легче. А на следующий день, когда ярко-красная помада будет идеально лежать на безупречных губах, никто даже не догадается, что Лидия Мартин помнит про смерть ученика старшей школы. Никто не увидит и тени на ее лице. Никто не будет знать, как далась ей эта ночь. Как она пережила ее. Никто не узнает, что она будет учиться жить заново. Не увидят в ее глазах всего того, чего через край в душе. Потому что он был единственным, кто видел ее по-настоящему. От кого она не могла скрыть ничего. Может, поэтому она так ненавидела его порой. Она останется довольна собой. И выйдя как-нибудь ночью на задний двор своего дома, она поднимет лицо к небу и улыбнется. А потом, прежде чем понять, как это глупо, похвастается. Похвастается тому, кто – она уверена, слышит ее - что она справляется. И с высоты спустится дождь, нашептывая ей. Нашептывая, что он всегда в нее верил и гордится ею. Голосом Стайлза Стилински.