Откуда счет ступеням (Where All Ladders Start)

Уилл призраком слонялся по «Зеленым дубам» - в его расписании не было ни медицинских процедур, ни арт-терапии, ни групповых занятий. Не значилось там индивидуальных психиатрических консультаций, ни транскраниальной магнитной стимуляции, о существовании которой он даже не подозревал до прибытия в клинику. Алана действительно нажала на все возможные рычаги, чтобы ему было комфортно и удобно. Так что Уилл был практически полностью предоставлен сам себе. В окно его палаты каждое утро заглядывало солнце, заливая комнату ярким светом, от которого не спасали тонкие занавески. Обычно солнечные лучи будили Уилла не позднее шести утра, и он шел на раннюю прогулку, бездумно наблюдая, как его дыхание застывает паром в прохладном воздухе. Дни становились длиннее, но на рассвете воздух по-прежнему был чистым и холодным. Алана навещала его каждый день, приносила книги и рассказывала о событиях, происходивших в мире за стенами клиники. Беверли приезжала по субботам. Они ели пиццу, сидя на траве в больничном парке, и по большей части молчали. Пару раз она даже засыпала, разморенная солнцем и едой, и Уилл подозревал, что отдых ей нужен не меньше, чем ему самому. Большую часть времени он проводил в одиночестве. Бродил по полям, иногда забирался в лес, часами сидел возле озера. Его спина окончательно зажила. Иногда, неловко держа ручку левой рукой, писал длинные письма Ганнибалу, которые потом сжигал в камине общей гостиной. Ни персонал, ни пациенты не обращали на это никакого внимания. Две недели превратились в четыре, затем – в шесть. Никто ни намеком не дал Уиллу понять, что его пребывание в клинике затянулось. На восьмой неделе с него сняли шину, а сам он мысленно начал составлять план новой лекции для следующего потока курсантов Академии. А еще он все больше скучал по своим собакам. Ранним июлем Уилл покинул «Зеленые дубы» и вновь принялся восстанавливать свою жизнь из руин. На этот раз процесс пошел легче. Дом ждал своего хозяина, собаки встретили его радостным лаем, а Беверли до отказа забила холодильник. Уилл понял, что это была именно Беверли, а не Алана, когда обнаружил в морозильнике кучу коробок с замороженной французской пиццей. Вечером четвертого июля он вышел прогуляться по полям с выжженной солнцем травой и обернулся на свой дом, освещенный огнями, похожими на огни праздничных фейерверков, гремевших вдали. Достал из кармана измятый конверт, пристально осмотрел его, потом спрятал обратно. Много всего может случиться за девять месяцев. И если он не хочет окончательно потерять себя, не стоит бередить раны, любуясь на конверт слишком часто. Тем более, что текст его содержимого навеки впечатался в память еще при первом просмотре. Уилл даже подумывал сжечь его, но все же счел такой жест слишком мелодраматичным, а в его жизни и без того хватало драмы, которую не стоило усугублять. Он вернулся в дом и без колебаний опустил конверт в уничтожитель бумаги, наблюдая, как измельченные листы смешиваются в мусорной корзине с остатками старых счетов и рекламных предложений. *** Лекции в Академии начинались с 14 сентября. Накануне ночью Уиллу приснился сон. Он забрасывает удочку с яркой приманкой в озеро, со всех сторон окруженное горами. Солнце отражается от голубой поверхности воды, превращая ее в расплавленное золото, слепит глаза. Руки устали – он рыбачит уже давно. И вот, наконец, долгожданная добыча. Гибкая удочка гнется чуть ли не вдвое. Уилл как может ослабляет леску, но этого явно не достаточно. Что бы ни попалось на крючок, оно отчаянно борется - с силой дергает, почти вырывает удочку из рук Уилла, тащит его вперед, едва не опрокидывая в воду. Он еще больше ослабляет леску, и пойманный резко тянет влево. Вода около берега идет крупной рябью. Уилл с трудом подтягивает добычу, но ему удается выиграть всего пару дюймов. Они тянут леску каждый к себе, вперед и назад, ближе к мелководью – и вновь на глубину, пока Уилл, наконец, не побеждает. Добыча теряет силы и позволяет подтащить себя почти к самому берегу. Уилл тянется за сетью, когда из воды вдруг появляется Ганнибал. Он тяжело дышит, его щека прорвана насквозь крючком удочки Уилла, кровь стекает по подбородку и шее. Уилл подходит ближе, стирает кровь и осторожно вытаскивает крючок. Они смотрят друг другу в глаза, Ганнибал серьезен и молчалив, Уилл умирает от желания прикоснуться к нему. Кровь все еще течет и капает в воду, плещущуюся вокруг. Удочка Уилла падает из разжавшихся пальцев в красную муть, которая быстро расплывается по воде. Он прижимает ладони к бокам Ганнибала, ведя вверх, пока не натыкается на острые ребра и жабры во впадинах между ними, и Ганнибал вздрагивает от прикосновения. А потом, когда их тела сплетаются, Уилл оказывается полностью обнажен. Он окружен ледяной водой, но пылает от жара тела Ганнибала. Пальцы Ганнибала гладят его кожу, потом впиваются сильнее, проникают сквозь нее, и Уилл чувствует, как они касаются его изнутри. Они целуются, и Уилл ощущает во рту слабый привкус крови. Даже во сне он успевает мельком подумать, что ни один поцелуй с Ганнибалом не может обойтись без появления новых ран или открытия старых. Руки Уилла скользят по выпуклым жабрам, их тела сплетаются вместе, скользкие и гладкие, как чешуя, и Уилл кончает с громким криком… …который его разбудил. В окна просачивался серый утренний свет. Уилл поперхнулся воздухом и нырнул рукой в белье, обхватив болезненно напряженный член. Свернувшись калачиком под одеялом, замотавшись в него с головой, он отпустил себя, позволив имени Ганнибала беспорядочно срываться с губ, перемежая его мольбами в душную темноту: Пожалуйста, прошу, Ганнибал, мне нужно это, мне нужен ты, пожалуйста. Он кончил, отчаянно выгнув спину, и рванулся из вороха одеял, как пловец, вынырнувший на поверхность после длительного погружения в морские пучины. Будильник на тумбочке разразился отчаянной трелью. Уилл прихлопнул его ладонью и упал обратно на кровать, бездумно уставившись в потолок. Лекция должна была начаться через три часа. *** Уилл приехал в Академию на полтора часа раньше, чтобы подготовиться к лекции, но в дверях аудитории чуть не споткнулся. Почти все места были заняты. На всякий случай Уилл еще раз взглянул на часы. -Я что, перепутал время? – поинтересовался он. По классу прокатилась волна смеха. -Я серьезно. Что все вы здесь делаете? -Мы слышали, вы будете рассказывать о Ганнибале Лектере, - пояснил один из слушателей откуда-то с задних рядов. Уилл растерянно оглядел лучившиеся энтузиазмом и любопытством лица, потом отвел взгляд. -В любом случае, до начала лекции еще полтора часа, - сказал он, и вдруг добавил в каком-то безрассудном отчаянном порыве. – А может, и меньше, если кто-нибудь из вас принесет мне кофе. В конечном итоге ему принесли целых три стаканчика. К тому времени, когда он закончил приготовления и подключил свой ноут к проектору, в аудитории не осталось свободных мест. Люди сидели даже в проходах, а те, кому совсем не посчастливилось, жались вдоль стен. -Я знаю, что далеко не все присутствующие записывались на мой курс, - произнес Уилл. – Может, имеет смысл проверить по списку? Вновь послышались несколько нервные смешки, хотя, видит бог, он никогда не стремился выглядеть забавно в глазах студентов. И тут из группы стажеров вперед выступил Джек Кроуфорд: -Может быть, сегодня стоит пренебречь этой процедурой? Уилл еще раз обвел взглядом переполненную аудиторию и пожал плечами: -Хорошо. Как скажешь. В конце концов, какая разница, сколько людей пришло на его лекцию. Уиллу нравилось преподавать. Пока говорил он, никто его не перебивал и не вступал в дискуссию – а именно с этого обычно начинались все его коммуникативные проблемы. Когда он готовился к освещению материалов по Ганнибалу Лектеру, то установил для себя два жестких критерия подачи информации: непредвзятость по отношению к Ганнибалу и беспощадная откровенность о собственных ошибках и промахах. По крайней мере, в этом он мог быть объективным. Первым показанным слайдом была одна из фотографий Фредди Лаундс, изображавшая его самого - окровавленного, привязанного к кухонному столу. Это возымело ожидаемое действие. Все последующие полтора часа лекции в аудитории царила убийственная напряженная тишина. По окончании слушатели разразились аплодисментами, которые лишний раз доказали Уиллу, что никто не уловил самой сути преступлений Чесапикского Потрошителя. Впрочем, аплодисменты вскоре неуверенно затихли, а потом и вовсе смолкли, когда Уилл, не глядя по сторонам, скорым шагом вышел из аудитории. Алана кинулась следом и перехватила его в конце коридора. Странно, он не видел ее среди слушателей. -Как думаешь, они слышали хоть слово из того, что я говорил? – спросил Уилл. -Аплодисменты - знак уважения и восхищения. Это совсем не означает, что тебя не слушали. -Это в высшей степени неуместно, - пробормотал он. Неуместно и так глупо! -Это твоя лекция была в высшей степени впечатляющей. -Я хотел донести до них определенную мысль. -И эта мысль – «Не будьте как Уилл Грэм»? -Именно. Алану, казалось, позабавили его слова. -Боюсь, это не та мысль, которую стажеры вынесли из твоей сегодняшней лекции. -Я честно объяснил, в чем были мои ошибки. Разложил их по полочкам, начиная с самого первого дня. -И тем самым завоевал симпатии слушателей. -Они не просто слушатели. Они студенты, будущие агенты ФБР. Они здесь, чтобы учиться, в том числе и на чужих ошибках. Алана сжала его плечо. -Твой опыт обязательно пойдет им на пользу. Но не сразу, нужно время. Сегодня они слегка очарованы твоей историей, но позже оценят ее с точки зрения будущей профессии, и в дальнейшем сумеют применить эти знания на практике. По крайней мере, ты можешь на это надеяться. -Возможно. -Хочешь пари? Уилл настороженно взглянул на нее. -Что? -Ставлю пятьдесят баксов, что не пройдет и месяца, как Джек заставит тебя пересказывать эту лекцию не только студентам Академии. Уилл не стал спорить с ней, но ему и вправду пришлось озвучивать краткую версию лекции про Ганнибала Лектера по меньшей мере пять раз за последующие полгода. Джек считал, что это улучшает репутацию ФБР в глазах общественности. Уилл каждый раз внутренне сжимался, ожидая аплодисментов. Хотя было менее абсурдно слышать их от людей, далеких от правоохранительной системы, для которых его история была просто историей. Кроме чтения лекций в Академии и многократного повторения подробностей дела Ганнибала для удовлетворения любопытства посторонних людей, Уилл помогал Джеку в расследованиях, как мог натаскивал Кейда, встречался с Фредди Лаундс по поводу будущей книги (даже чересчур часто, на его вкус), и даже учил старшую племянницу Беверли рыбачить. Он никогда не умел особо ладить с детьми и не испытывал такого желания, но все же почувствовал некоторую гордость, когда Эрика кинулась к Беверли и торжественно протянула ей рыбину со словами: «Это я сама поймала!» Минули рождественские праздники. Зиму сменила ранняя весна. Уилл объявил о своей грядущей поездке во Францию, постаравшись сообщить об этом со всевозможным спокойствием, несмотря на то, что внутренне готов был взорваться, особенно если позволял себе задуматься на эту тему больше, чем на пять минут. Билет был в один конец. Уилл не знал, что это должно означать, как ему относиться к такому откровенному предложению Ганнибала, и чего от него ждать. Он принял кое-какие меры на всякий случай – нашел дом для своей стаи, для всех собак, кроме Уинстона. Уилл условился с Аланой, что Уинстон поживет с ней до его возвращения. Если, конечно, возвращение состоится. Уилл начал собирать сумку за два дня до отъезда – упаковал свою старую одежду и даже несколько вещей из гардероба миссис Браунфилд, которые иногда надевал (обычно, в тех случаях, когда забывал своевременно наведаться в прачечную). Для путешествия он выбрал темно-синий костюм и галстук, стараясь не анализировать ни своих мотивов, ни возможную реакцию Ганнибала.