Аромат

Тсунехито не помнил тот момент, с которого его начал преследовать этот навязчивый, приторный аромат. В студии, в прогулках по пыльному Токио, дома – он был везде, шёл по пятам, словно наваждение. В какой-то момент Тсуне начало казаться, что это лишь глупая галлюцинация. Но нет – накатывающий волнами сладковатый запах едва ли мог просто мерещиться столько времени. - Тсунехито? – Басист встрепенулся. По выжидающим взглядам других участников группы можно было догадаться, что они ожидают от него какого-то ответа. Но что был за вопрос? И Асаги рядом, к руке прикасается - спрашивал явно он. - Простите, что? – Чуть шевеля губами, произнёс Тсуне, отмечая, как у него болит голова. Хиде – Зоу и Хироки насмешливо переглядываются. - Тсунехито, по ночам спать надо. Когда, интересно, язык у Руизы стал настолько колючим? Тсуне поморщился, с некоторым сожалением убирая свою руку от пальцев Асаги. - Я не… - Все устают. – Перебил Асаги, вновь скользя пальцами по кисти басиста. – Тсунехито, по техническим причинам концерт переносится на четыре дня. Только и всего. - «По техническим причинам»? – Эхом вторит Тсунехито, не сразу понимая, о чём речь. – На четыре дня? Руиза закатил глаза, но промолчал. Хиде – Зоу и Хироки, почти синхронно хмыкнув, поднялись со своих мест. Хироки, охлопывая карманы в поисках пачки сигарет, коротко поинтересовался: - Как насчёт выходного? Асаги вместо ответа удивлённо уставился на ударника. Тсуне мысленно посочувствовал Хироки, высказавшему вслух общую наглую мысль, но в следующее мгновенье поежился от пристального взгляда Асаги и отвернулся, стараясь не встречаться с вокалистом глазами. Решение лидера было неожиданным. - Я договорюсь. – Кивнул Асаги. – Но послезавтра – всем прибыть вовремя и в полной боевой готовности. Хироки, попрощавшись, выскользнул за дверь, Хиде-Зоу, улыбаясь, как довольный чеширский кот, вышел следом. Тсуне поднялся с места, собираясь попрощаться и уйти, но его остановил оклик Асаги: - Задержись, пожалуйста. У Тсунехито вмиг свело живот, а сладковатый запах показался острым, как никогда раньше. Басист прекрасно знал, что последует за этой просьбой, но сил на такое у него сегодня не хватит. Хотя и на сопротивление, скорее всего, тоже. Но ведь Асаги же не станет принуждать? Тсуне, сглотнув, оборачивается и шагает к вокалисту. В комнате перегорела лампочка, царит полумрак. И в этом тусклом освещении глаза Асаги кажутся совсем чёрными. И то, что горит в их глубине, заставляет Тсунехито раз за разом повиноваться. Не то, чтобы ему это не нравилось. Асаги же не принуждает его. Или принуждает? А ещё Тсуне ощущает на себе ледяной взгляд гитариста. Руиза в последнее время не скрывал плохого отношения к басисту, но Тсунехито никак не думал, что Руи может так ревновать. Или что это чувство может настолько испортить гитариста. Ни на секунду не отводя взгляд, Руиза поднимается с кресла и холодно прощается: - До свидания, Асаги-сан. До встречи, Тсунехито-кун. Гитарист скрывается за дверью, и не успевает Тсуне облегчённо выдохнуть, как сильные руки обвивают его за талию и тянут назад, заставляя сесть на колени к Асаги. - В чём дело? – Тихо интересуется вокалист, разворачивая Тсуне так, чтоб тот сел поперёк и Асаги мог видеть его лицо хотя бы в профиль. – Ты сам не свой… Тсунехито слабо сопротивляется, пытаясь подняться на ноги – Руиза вышел не так давно, чтобы Асаги позволял себе подобное. Однако любовник мягко, но крепко удерживает Тсуне, заставляя затихнуть и привалиться плечом к плечу Асаги. - А Вы не чувствуете? – Тихо бормочет Тсунехито, стыдливо отведя глаза. - Что именно? – Также тихо интересуется Асаги, гладя сложенные на коленях руки Тсуне. Тсунехито на секунду задумывается – ему правда не кажется? Ну откуда одному и тому же аромату появляться всюду, где бы он не был? Галлюцинация, не иначе. Однако ответ срывается с языка прежде, чем Тсуне придумывает отговорку: - Запах. Асаги, не сводя с него пристального взгляда, чуть склоняет голову набок и с недоверием переспрашивает: - Запах? Тсунехито мысленно взвыл. Разумеется, не верит. И наверняка считает, что Тсуне просто пытается заговорить его всякой чушью, отвлечь. Пока Тсунехито тоскливо разглядывает белую стену и думает, как поступить дальше, Асаги размышляет, что он не так сказал или сделал. Или не сказал и не сделал. Поблагодарив свою способность мгновенно угадывать настроения окружающих, Асаги протягивает руку к лицу Тсуне и отводит с глаз того красную прядь. Тсунехито опускает глаза, но на Асаги упорно не смотрит. - Сладковатый и немного приторный, так? Тсуне мгновенно вскидывает голову и Асаги понимает, что угадал. - Я давно его чувствую. Уже не первую неделю. Тсунехито кажется, что он окончательно перестал что-либо понимать. Факт того, что этот аромат не галлюцинация, также удивителен, как само его присутствие все эти дни. Пользуясь замешательством любовника, Асаги заставляет Тсуне на секунду подняться и вновь разворачивает – но уже так, что бы оказаться между разведённых ног сидящего Тсунехито. - Асаги-сан, ну!... – Скорее по привычке, чем по желанию возмущается Тсуне, упираясь ладонями в грудь Асаги и вызывая лёгкую улыбку у последнего. Тсунехито снова сглатывает, с трудом, видя эту улыбку. И голова уже не болит, и приторный запах кажется не таким навязчивым. Только бы… Миниатюрный басист гонит от себя такие мысли. Не в студии же, правда. Но Асаги, если захочет, определённо в покое не оставит. Все мысли Тсуне обрываются, когда руки Асаги смещаются с лопаток на поясницу и ниже. Остро ощущая пока невинные прикосновения, Тсунехито необычайно хорошо слышит низкий, вкрадчивый голос Асаги, когда тот произносит: - Предлагаю немного сменить обстановку. Тсуне предельно ясна идея о смене обстановки, и зачем это нужно, но что значит «немного»? Пелена с глаз на мгновенье спадает, и Тсунехито получает возможность мыслить здраво, чем его разум незамедлительно пользуется. Запах. Всегда рядом. И чем он думал всё это время? Асаги недоволен тем, что Тсуне внезапно отвлёкся и быстро подхватывает того на руки, поднимаясь. Тсунехито ошарашенно смотрит на любовника, и быстро выдаёт, упираясь: - Одну минуту. Всего одну, пожалуйста. Тсуне не сразу ловит равновесие, оказавшись на собственных ногах, а поймав, идёт к вешалке. Насколько он может помнить, Асаги последнее время носил одну и ту же куртку. Источник запаха даже не один – обнаруживается сразу несколько маленьких прозрачных неглянцевых наклеек, источающих этот самый аромат. Под воротником, на манжетах рукавов, во внутренних карманах. Тсуне, сжимая в руках предмет одежды, разворачивается к ожидающему Асаги. - Вы видели? В глазах Асаги изумление, лидер тихо присвистывает, оглядывая вещь и чуть склоняется, неосознанно желая яснее распробовать запах. Тсуне снимает с крючка свою куртку и почти сразу обнаруживает в тех же местах пять таких же квадратиков. Тсунехито напряжённо думает – доступ к вещам мог иметь, в сущности, кто угодно из работающих здесь. Конечно, приклеить эти штуковины – не преступление, не убийство и не ограбление, но зачем-то же это сделали. И именно это - не понятно. А ещё Тсуне замечает, что ему достался куда более сильный и навязчивый запах, чем Асаги. Подняв взгляд на дверь, Тсунехито прокручивает в голове последние дни. Никто из группы ничего про это не говорил и не замечал. Не чувствуют? Или им просто не досталось подобного? Студию покинули уже практически все работники, и Тсуне с досадой понял, что на сегодня «следствие» захлебнулось. Завтра непременно нужно будет расспросить всех и… Тсунехито представил, как глупо будет выглядеть, подсовывая под нос сотрудникам и коллегам эти штуковины. Паникёр несчастный. И даже самому виновнику происшествия Тсуне предъявить нечего, кроме как неделю бессонных ночей. Тсуне со вздохом оторвал наклейки и, скомкав, отправил их в корзину со старыми бумагами. Сам себе испортил настроение. И почему столько времени молчит Асаги? Тсунехито возвращает крутку на место и приближается к всё также, в одной позе сидящему Асаги. И молчащему, что более удивительно. Асаги никак не реагирует, когда Тсуне приближается к нему и басисту приходится притронуться к плечу любовника, чтобы тот поднял на него глаза. И Тсунехито этот взгляд откровенно не нравится. - Идём? – Тихо осведомляется Тсунехито, борясь с желанием отвести взгляд. Асаги медленно кивает и поднимается, отбрасывая предмет гардероба в сторону. Тсуне знает, что за этим может последовать. А ещё он понимает, что сопротивляться смысла не имеет. Но всё равно, кажется, что Асаги обнял его с какой-то дикой, животной силой. Непривычно, и слишком крепко. - Идём. – Произносит Асаги своим сводящим с ума голосом, произносит так, как он говорит только с Тсунехито и только в таких ситуациях. – Но не домой. Асаги отпускает Тсуне и с силой стискивает его запястье, вылетая из маленькой гримёрки. Тёмный коридор они преодолевают почти бегом, и за эти мгновенья Тсуне осознаёт, что за неприятное чувство его гложет. Страх. Ему страшно. Никогда ещё Асаги не вёл себя подобным образом. Десяти секунд неглупому и внимательному Тсунехито более чем достаточно для понимания – что-то не так. Но противиться уже явно поздно. Всё происходит как-то быстро, дико и скомкано. Тсуне не помнил, чтобы Асаги когда-либо так целовал его, или ласкал подобным образом. Слишком грязно, слишком пошло, и кажется, словно можно оглохнуть от собственного сердцебиения, задохнувшись от мускусного запаха разгорячённых тел. Где-то на задворках сознания мелькает мысль – а закрыта ли дверь?, но даже характер Тсунехито не может взять вверх над их общим, на двоих с Асаги безумием. Горячо и жарко, а ещё Тсуне всеми фибрами души ненавидит эту чёртову рубашку Асаги, которую никак не получается стянуть, и приходится оставить её болтаться на предплечьях. Тсунехито удивляется своей смелости, когда поцелуями спускается с губ Асаги, по шее к груди и не то целует, не то кусает чувствительную кожу, наслаждаясь звуками рваного дыхания любовника и его низкими стонами. Разум, а вместе с ним и жуткий стыд возвращаются к Тсуне, когда Асаги полностью съезжает с подушек, вытягиваясь на диване, и просит Тсунехито развернуться и встать на колени. Тсуне ощущает, как горят щёки, как болят оставленные Асаги укусы и как сводит низ живота, но сдвинуться оказывается не в силах. - Асаги… - Тсунехито делается тошно от звука собственного голоса, так жалко он, наверное, никогда ещё не звучал. – Я не могу… Тсуне сам понимает, что ничего дикого у него не просили, но он всё равно застывает у края дивана, ощущая босыми ногами ледяной пол и комкая в руках собственную рубашку. Тсунехито и рад бы провалиться сквозь землю, если это спасло бы от настолько пристального взгляда Асаги, но и это у него получиться никак не может. Асаги поднимается с дивана, и, сам немало удивлённый своим поступком, стискивает предплечья Тсуне и тянет его на себя. В глазах миниатюрного любовника – стыд и испуг, и это на секунду отрезвляет. Асаги догадывается, интуитивно чувствует, что именно его взгляд смущает Тсунехито и, с трудом борясь сам собой, медленно обнимает Тсуне, прижимая его к себе так, чтобы голова того оказалась запрокинутой на плечо Асаги. - Ничего страшного. Так ведь? Я никогда не делал тебе больно, или что-то, что могло тебе не понравиться. – Как можно ровнее произносит Асаги. – Никогда не делал, и сейчас не причиню тебе вреда. Доверься мне ещё раз. Как тогда, в самый первый… Тсунехито молча слушает, сжимая в пальцах смятую рубашку, которая всё ещё осталась на Асаги. Стыдно, мучительно и настолько, что никак себя не победить. На секунду словно ударяет волной жара и делается как-то всё равно, что происходит и ещё может произойти. Асаги отстраняет Тсуне от себя и вновь опускается, а Тсунехито быстро становится так, как его просили, не оставляя себе времени на раздумья. Асаги никогда не заставлял Тсунехито, не принуждал. Что бы не происходило в подобии их совместной жизни или постели, все происходило по обоюдному согласию и желанию. Тем страннее было обнаружить себя в таком положении и с полной пустотой в голове. Что делать? Как сделать так, чтобы понравилось? Изогнувшись, Асаги несильно давит Тсунехито на затылок, прямо давая понять, чего он хочет. Тсуне послушно склоняется, опираясь на руки и открывает рот. Стыдно признаться даже самому себе в своей неопытности, и уж тем более старшему любовнику, но Тсунехито действует, как способен - обводит головку члена языком, погружает горячую плоть в рот, насколько может и обхватывает ладонью там, где не достает. Тсунехито может лишь догадываться о том, как у него получается, но спустя всего несколько секунд сам едва не захлебывается стоном, когда Асаги, разведя его ягодицы, медленно скользит языком по ложбинке, чуть надавливая на анус. Не одна ласка никогда не казалась Тсуне настолько бесстыдной как эта, и тем было приятней осознавать, что Асаги делает это с ним и для него. В пустой комнате любой звук отдаётся эхом, и собственные стоны, как и звуки всех их с Асаги прикосновений друг к другу, Тсуне слышит ещё трижды, поверх новых вздохов . Тсунехито уже было уверился в том, что этим все ограничится - разве не достаточно на сегодня острых ощущений? Но у Асаги явно были на этот счет другие мысли. Асаги на минуту отстранился, и Тсуне поневоле сжался от последующего холодного прикосновения. Повторного вздрогнув от тихого вздоха партнёра Тсунехито попытался расслабиться, при этом с двойным усердием сжимая губы на члене любовника и скользя по нему языком. - Тсуне… - Тихо, с напряжением в голосе произнёс Асаги. – Достаточно. Тсунехито, как и всегда, слушается. На его попытку подняться Асаги лишь крепче стискивает пальцы на талии Тсуне, и отстраниться никак не позволяет. Смазки слишком много, уже разогревшийся гель стекает по внутренним сторонам бёдер, по болезненно возбуждённому члену, но прикоснуться к себе Тсунехито не посмеет – Асаги не велел, и не разрешал пока. Прогибаясь в спине, как одна из безмерно любимых их вокалистом кошек, Тсуне уже не соображает, стонет и задыхается, ощущая скользящие прикосновения языка Асаги и всё новые погружения пальцев в собственное тело. Асаги знает, что он способен сделать с Тсунехито, и каждый раз не отказывает себе в удовольствии довести младшего любовника до такого состоянии, с почти садистским удовольствием вслушиваясь в хриплые, сдавленные стоны. Однажды он заставит этот цветок раскрыться полностью, а пока… Просьбу или даже приказ Асаги подняться Тсунехито слышит словно сквозь толщу воды. Голова кружится, и никаких связанных мыслей в ней нет уже давно. Тсуне не сразу осознаёт, что именно происходит – почему колени утыкаются в диван, а руки оказываются лежащими на плечах любовника. Одной рукой Асаги обвивает за талию, а второй продолжает подготавливать, намеренно доводя до исступления. Просящий шёпот срывается с губ Тсунехито прежде, чем разум хоть как-то напоминает о своём существовании. Асаги чуть улыбается, и Тсуне вновь слишком не вовремя частично приходит в себя. Каждый раз первое проникновение оказывается болезненным, Тсуне привык, но всё равно инстинктивно пытается приподняться, уйти от источника боли. Его партнёр безмерно терпелив и нежен, и, наверное, лишь поэтому Тсунехито раз за разом слушается и терпит. Мысль о том, что «что-то не так» вновь посещает Тсуне, когда Асаги не даёт ему обычной передышки, вместо этого сжимая его бёдра пальцами и с силой надавливая, заставляет опускаться – явно быстрее, чем младшему из партнёров хотелось бы. Со своей доступной сейчас силой Тсунехито вцепляется в плечи Асаги и пытается опереться на колени, но даже так любовник оказывается сильнее – не успевает Тсуне умоляюще посмотреть ему в глаза, как член Асаги входит на всю длину. Собственный крик Тсунехито кажется похожим на птичий, и он тут же зажимает ладонью рот, ощущая, как щиплет глаза от подступающих слёз. Партнёр не даёт ни секунды привыкнуть, Асаги хватает сил, чтобы практически самостоятельно поднимать и опускать Тсуне, но чернота в глазах старшего так или иначе заставляет всхлипывающего Тсунехито двигаться. Раз за разом, вверх-вниз, дыхание сбивается, ощущение горячей плоти внутри сводит с ума, и к боли Тсуне очень быстро привыкает. Язык сам скользит по губам, собирая беспорядочно растёкшиеся капли солёной влаги, а вспотевшие ладони то и дело соскальзывают с плеч Асаги. Никак не удаётся поймать их общий с Асаги ритм, колени разъезжаются на этой проклятой гладкой обивке – Тсунехито даже не может нормально опереться, и это злит, заставляя бестолково елозить на бёдрах Асаги. Любовник внезапно замирает, Тсуне же даже не понимает, что за звук раздался секунду назад. Хватка пальцев Асаги на бёдрах становится прямо-таки стальной, и Тсунехито морщится, одновременно, следя за взглядом любовника, оборачиваясь. На лице стоящего в дверях Руизы – не единой эмоции, а Тсуне рад бы был провалиться сквозь землю. - Руиза? – Судя по голосу, Асаги тоже не может поверить в то, что их гитарист сейчас стоит на пороге зала и стал свидетелем одной весьма интересной сцены. Руиза также молча отделяется от стены и идёт к дивану. В руках гитариста басист замечает небольшую коробочку с тянущейся от него струйкой сиреневатого дыма. Знакомый уже запах щекочет ноздри, и где-то в уголках сознания начинают шевелиться мысли о всём происходящем, а также о том, что было за последние дни. - Асаги, будь любезен… Тсунехито стремительно оборачивается – любовник смотрит словно сквозь него, а хватка на бёдрах становится всё болезненней. - Асаги!!.. – С отчаянием зовёт Тсуне, плохо понимая, что происходит. На упирающиеся в грудь руки басиста Асаги никак не реагирует. И вообще, он его слышит? - Подержи его. Покрепче. Эффект прямо противоположный - Асаги отпускает Тсунехито, чем последний незамедлительно пользуется и пытается подняться на дрожащие ноги. Но только стоит Тсуне подняться, как Асаги за руку тянет его обратно, а в следующую секунду хрупкий басист лишается всякой связи с реальностью. Звук звонкой пощёчины ещё отражается в углах зала, а Тсунехито, обескураженный и напуганный, вновь оказывается сидящим в том же положении. Асаги ударил сильно и явно не задумываясь, на скуле уже набухает кровью царапина от удара одним из колец на его руке. Руки вмиг немеют от того, с какой силой Тсунехито сжали плечи. Скорее интуитивно, чем физически, басист ощущает то, что Руиза уже стоит за его спиной. И не ошибается. Прохладные пальцы порхают по плечам, обманчиво -ласково. Почему обманчиво, Тсунехито сам не знает. Но кажется, что именно так. - Как тебе эффект от моих ароматов? Тсунехито вздрагивает. Что? - Долго же вы держались. – С горечью произносит Руиза, всё также лаская плечи и спину Тсуне. – Афродизиак должен был подействовать раньше… Руки гитариста скользнули вниз, и Тсунехито похолодел от мысли, что именно он задумал. Всё по кусочкам складывается, но цель всего этого безумства кажется совершенно абсурдной. И остались ещё много вопросов, на которые вряд ли можно получить ответы. - Зачем тебе это всё? – Тсунехито судорожно выдыхает, ощущая прикосновения Руизы к паху, но больше ничем не выказывает своих чувств. - Мне стало интересно. – Позади раздался щелчок. Не нужно быть чересчур догадливым, чтобы понять, какой предмет издал этот звук. – Насколько жёстко Асаги мог бы с тобой обойтись. Радуйся. Похоже, он действительно тебя любит. Руиза убирает руку и отстраняется сам, а через секунду Тсунехито шипит от холода – не слишком церемонясь, тот выдавил гель ему на спину. Недолго думая, Руиза выливает ещё – наверное, весь флакон уже по спине размазал. Неприятно и страшно одновременно. - Хироки и Хидэ – Зоу этот запах вообще не чувствуют. – Зачем-то сказал Руиза. – Группа крови не та. Ты у нас, как самый секретный… И на тебя подействовало, жаль. Не хотелось мне отключать тебе мозги, даже на пару минут. Если бы не опаска, Тсунехито бы высказал всё, что думает о таких экспериментах, и вообще о гитаристе. Пальцами Руиза тем временем собирает гель и добавляет его к уже стёкшему между ягодиц. Липко и мокро, мерзко и просто гадко. - Я не собирался в этом участвовать. – Продолжает Руиза. – Но запах слишком сладкий, чтобы ему противиться. Без него ты бы явно не решился на то, что тут творил. Да и я, наверное, тоже… Тсунехито вздрагивает, когда в разработанный проход погружаются сразу четыре пальца. Борясь с отвращением и жгучей обидой от мысли, что всё произошедшее сегодня – лишь следствие аромата благовония, Тсуне всматривается в лицо Асаги, пытаясь поймать в родных глазах хоть какие-то эмоции. Руиза не церемониться, вводя пальцы так, что боль то и дело простреливает по позвоночнику. Тсуне надеется, что последующее терпеть слишком долго не придется. - Асаги, сядь на диван. Опрись на подлокотник. Асаги следует команде и тянет Тсуне следом. - Чуть ниже. Да, именно, сядь вот так. Тсунехито посади к себе на бёдра. Именно... Тсунехито покорно опускается. Гитарист проскальзывает рукой между его телом и телом Асаги, Тсуне слушается, когда уже Руиза жестами велит ему подняться и сам направляет в него член любовника. Жжение почти нестерпимое, и Тсунехито кусает губы, чтобы не показать своей боли. Дальше – в любом случае хуже. Руиза, стащив с себя одежду, становится рядом с диваном, но воплощать задуманное не торопится. - Поработай. – Холодно произносит он, зарываясь одной рукой в волосы Тсунехито и притягивая голову того к себе. - Рехнулся?! – Вскрикивает Тсуне, впервые позволяя себе слабину. Глаза Руизы вмиг темнеют. - Тебе же хуже. Руиза забирается на диван сзади и стискивает пальцами шею, заставляя чуть наклониться вперёд и прогнуться в спине. Завтра Тсунехито определённо будет считать синяки, а пока считает секунды. Мгновенье - чтобы послушаться, мгновенье – чтобы опереться, мгновенье – чтобы Руизы отпустил и ещё мгновенье, чтобы развёл ягодицы и приставил свой член ко входу. Момент, когда Руиза толкается внутрь, прошивает само сознание, шокирует, как не готовься и Тсунехито разрешает себе закричать от боли, душевной и физической. Как Асаги мог поддаться? А как сам Тсуне мог это допустить? И когда Руиза успел стать настолько жестоким? Ни секунды на привыкание, Руи начинает вбиваться сразу и жестко, вырывая один за другим хрипы. Асаги подключается почти мгновенно, и Тсунехито впервые хочется ударить это отчего-то улыбающееся лицо. Тсуне закусывает изнутри щёку и губу так, что решивший поцеловать его Руиза ощущает металлический привкус на языке и видит у рта красные разводы. Руиза не отказывает себе в удовольствии скользнуть руками по паху и промежности невольного любовника. Алые пятна на пальцах, безусловно, ожидаемы, но гитарист всё равно чувствует слабый укол вины. Асаги, словно решив последовать примеру гитариста, наконец-то отпускает Тсунехито и тянется рукой к его лицу, разворачивая его голову, и приподнимается для поцелуя. На губах – вкус крови и слёз, а на душе делается так гадостно, словно Асаги совершает самое страшное преступление в своей жизни. Но желание берёт вверх, и даже неясно – кто этот щуплый парнишка, стонущий и так легко принимающий его в глубину своего тела? Когда Руиза толкается особенно сильно, Тсуне прогибается до хруста в спине. Приятно, и так больно одновременно, что даже кажется, будто это удовольствие сжигает его душу. Асаги скользит руками по бокам, чуть царапая короткими ногтями, Руиза же впивается в бёдра пальцами, пытаясь ускорить и без того бешеный ритм. Внутри всё горит, от двух членов трение намного сильнее, и во рту давно пересохло. Тсунехито уже охрип и вместо недавних громких стонов из его груди с разодранным сердцем вырываются лишь короткие, сиплые вскрики. Пальцы Асаги обвивают его член за секунду до того, как Тсуне потянулся сам к себе. Всё скопившееся напряжение, все эмоции находят свой выход всего за пару движений, заставив Тсунехито излиться на живот Асаги. Миниатюрный басист безвольно обмякает, терпя последние жёсткие толчки Руизы и Асаги. Гитарист кончает следующим, плотно прижав к себе Тсунехито и с силой укусив того в шею. Лизнув оставленную метку, Руиза тут же отстраняется и выскальзывает, оседая рядом на диване и пытаясь отдышаться. Мелькает мысль, что в душе Асаги, пожалуй, даже более жестокий чем Руиза, даже если и более романтичный – он притягивает Тсунехито к себе вновь и требовательно целует, затем проведя губами от подбородка к ключицам, толкается особенно резко и замирает, и только сейчас, сквозь боль, Тсуне ощущает в себе вязкое тепло. Тсунехито судорожно дышит и бестолково дёргается, ни одна конечность толком не слушается, но по-прежнему быть с Асаги одним целым он не может. Наверное, расцарапал ему плечи в процессе и когда поднимался, но какая уже разница? С трудом сев, басист подтягивает колени к груди и утыкается в них лицом, быстро стирая слёзы с щёк. Гитарист быстро одевается и поспешно уносит ту самую коробочку, но неожиданно возвращается. Тсунехито не понимает, зачем Руиза открывает соседнюю дверь, подхватывает его на руки и переносит на стоящую в недавно запертой комнате кровать. Не может вспомнить и откуда здесь взялся плед, которым Руиза накрыл его. Морщась, Тсуне прикасается к собственной промежности, оглядывает руку и с тяжёлым вздохом вытирает кровь о прохладный живот. Больше сил нет. Совсем. Даже на то, чтобы перевернуться. Руиза что-то говорит Асаги, слов не разобрать. Спустя ещё несколько минут вокалист входит и молча ложится рядом. Где-то за стеной хлопает дверь. Мутная пелена с глаз спадает, и Асаги хочется сдохнуть, как никогда раньше. Руиза сказал, что объяснит всё завтра, а пока - всунул в карман рубашки две какие-то таблетки и велел через полчаса - час дать их Тсунехито. Асаги проверил – просто обезболивающее. Что же он натворил? Несмотря на жуткую слабость во всём теле, гонимый беспокойством и чувством вины, Асаги всё же идёт в соседнюю комнату. Ложится рядом. Тсуне молча смотрит в потолок и никак не реагирует. Даже дышит так, что грудная клетка почти не вздымается. Он вообще жив? Идея абсурдная, но порыв чувств опережает мысли Асаги. Щека Тсунехито –на ощупь совершенно холодная, и Асаги также холодеет. А ещё этот след от удара... И это он сделал? Тсунехито не игнорирует Асаги намеренно, а просто не может даже пошевелиться. Лишь спустя какое-то время Тсуне находит в себе силы повернуть голову и пытается заговорить. С пересохших губ срывается сиплый шёпот – слишком тихий и слабый, чтобы услышать слова. Тсунехито сглатывает, а заговорить вновь не решается. Повисшее молчание прерывает Асаги: - Прости меня… В это же время Руиза стоит, опираясь на холодную дверь и не понимает, отчего першит в горле и на языке такая горечь. Грудь раздирает от вздохов, и гитарист с силой растирает шею, отвлекая сам себя. Всё верно. Асаги утешит, а Тсунехито простит и вновь доверится. А ему, рядом с ними – увы, нет места.