Утопи меня.

Мурашки, бегущие по спине, заставляют поежиться, пошевелить затекшими руками - кистей не чувствуется. Что ж, не самое страшное, все еще впереди. Голова гудит, словно колокол на церковной службе, но, чувствую, отсюда до Бога точно не докричаться, лишь глотку сорву, а зачем мне это? Остается надеяться, что она еще пригодится. Тишина оглушает, заставляет жмуриться, ни единого звука, пустота, да черт его подери, хоть вакуум. Лишь бы что-нибудь услышать, хоть каплю упавший на пол воды, хоть писк несчастной, маленькой крысы, оказавшейся моим соседом. А он здесь вообще есть, этот пол?... Я определенно не чувствую его ногами, без понятия, что же вообще существует вокруг. Руки. Я подвешен за руки и что-то с них... Капает. Кровь, о да, бусинки падают на голову, на волосы, черт возьми, я слышу. Слышу, как они падают на меня сверху, здесь больше нечему быть, только моей крови, определенно. Не могу шевелить ничем, разве что глазами я верчу, как только возможно - но люди не видят в темноте, да? И как же это сладко - слышать. Спасибо, да, да, спасибо, я счастлив что это не... Хотел, чтобы все оказалось сном. Я радуюсь, что слышу, находясь в неизвестности, в пугающем своей гробовой тишиной месте, подвешенный за грозящиеся оторваться запястья. Ну чем не причина для веселья?... Спина горит, металлические крюки, пронзившие лопатки насквозь, заставляют покрываться кости трещинами, разрывать плоть, кожу, висящую огромными лохмотьями, словно поломанные крылья бабочки. Он хотел так. Он хотел, чтобы у меня были крылья. И...Сделал их. Горячий воздух потоком лавы распирает легкие, заливая глотку кровью, заставляя кашлять, багровыми бусинами усеивать пол подо мной. Или же пустоту. ...Шаги слышатся все отчетливее, вгрызаясь в сознание огненным клеймом, заставляя вздрагивать от малейшего шороха тяжелых ботинок. Раз, два, все ближе... И снова глушит тишина, хочется задохнуться, но... "- Еще не время..." - хриплый, скрипучий голос разносится эхом, значит, здесь есть стены. Будто этот человек болен, настолько, что перед этим очень долго и надрывно кашлял, грозясь разодрать себя воздухом изнутри. Голос стал моим кошмаром. Он везде, звучит в голове, бьется в висках, заглушая глухие удары трепыхающегося сердца, обжигает снаружи, липнет к покрытой коркой засохшей крови, коже, словно вторая мерзкая оболочка, заливающаяся в уши, в нос, рот, давя на глазные яблоки, и ты бьешься в судорогах, выгибаясь до хруста, в уже давно переломанных костях. Кричишь, хотя думал, что кричать уже не сможешь. И вспышка боли, понимаешь, это не в твоей голове, это сейчас и Он, стоящий перед тобой, выдавливает твои глаза. Чувствуешь, как струится горячая кровь по лицу, из-под холодных мерзких пальцев, вызывающих глазные яблоки, с сумасшедшим остервенением обхватывает их, как дергает, рвет нервы и сосуды, настолько ярко представляя это, что на мгновение забываешь, что на самом деле, тебе уже нечем больше видеть тот образ, застывший в голове... И единственное, что остается, это слышать... И слушать. Прислушаться, как Он снова уходит, чтобы вернуться позже к своей игрушке, когда ему станет скучно, чтобы развлечься, доломать... И ты висишь поломанной куклой, почти не в силах дышать, удерживая жалкое существование на прогнивающей все больше с каждой секундой, ниточке жизни. Алая река заливает обнаженное бледное тело, заливает красной краской белое лицо и ты глотаешь... Хлебаешь, пьешь собственную кровь, потому что остается лишь одно желание, бьющееся в груди с ритмом сердца в унисон - задохнуться, захлебнуться алой рекой. Утопи меня в безумии.