Часть 1
14 сентября 2014 г. в 16:28
Лидии хочется кричать, но из горла вырывается только сдавленный хрип. Она не может дышать. Холодные пальцы сжимают её шею, и это совсем не метафора — это Стайлз, который держит её слишком крепко, душит, не даёт глотнуть воздуха. Перед глазами темнеет, колени подгибаются, Лидия чувствует, что совсем скоро потеряет сознание. Она хватает Стайлза за толстовку, хочет оттолкнуть, помешать. Но силы определённо неравны.
В теле Стайлза злой японский дух, а глаза у парня блеклые, словно выцветшие. И губы, на которых застыла кривая усмешка, — сухие и горячие, а сам он до ужаса холодный. Это мог бы быть удивительный контраст, но Лидии слишком больно, слишком страшно — всё для неё сейчас слишком. Древний убийца в теле верного друга.
Стайлз — Ногицуне — откидывает её в сторону так легко, будто бы она совсем не имеет веса. Лидия налетает на стену, больно ударяется спиной и головой и судорожно дышит, чувствуя как лёгкие горят огнём, а темнота перед глазами расцветает разноцветными точками. Лидия падает на колени, но по-прежнему не может закричать.
Ногицуне подходит медленно, садится перед ней на корточки, смотрит пристально своими выцветшими глазами и ухмыляется. Лидия понимает, что сегодня ей не убежать. Она не знает точно, что ему нужно или почему он её выбрал, но сразу ясно, что ничего хорошего ждать не стоит. Ногицуне улыбается, словно может читать мысли.
— Ему будет очень больно на это смотреть, чувствовать всё, что буду чувствовать я. Но потом ему это понравится и мы станем, наконец, единым целым. Мы сольёмся с ним сознаниями, и ты, ты станешь причиной этому.
Лидия не успевает что-то спросить или возразить, потому что Ногицуне цепко хватает её за подбородок, и это больно, это холодно, это страшно. Лидия боится и за себя, и за Стайлза. А Ногицуне тянет её всё ближе и ближе к себе, пока она не ощущает давление на своих губах — горячий и сухой поцелуй. Лёгкий, почти невесомый сначала, его даже можно назвать приятным, но едва у неё появляется только тень этой мысли, как Ногицуне кусает её за губу, просто разрывает нежную кожу и слизывает горячую кровь. Он запрокидывает её голову ещё выше, давит на подбородок ещё сильнее, заставляя Лидию приоткрыть рот. Она чувствует его язык — он такой же горячий, как и его губы, и отдаёт железом — её собственной кровью.
Ногицуне кладёт руку на её грудь, почти туда, где бешено бьётся сердце. Он давит точно так же как на подбородок, как на губы. Он тянет и сжимает, принося своими действиями только боль и ничего кроме. Лидия чувствует слёзы на своих щеках, когда Ногицуне резко дёргает тонкую ткань её блузки, разрывая и отбрасывая как ненужную тряпку. Он отстраняется и смотрит на неё своими безразличными смеющимися глазами, словно дразня, словно обещая. Обещая принести ей муки — физические и душевные.
Лидия сама тянется к бюстгальтеру, потому что если она не сделает этого, то он разорвёт его так же, как и блузку, и девушка почти чувствует, как впивалась бы в нежную кожу спины застёжка или как оттягивали бы плечи бретельки. Она откладывает лифчик в сторону аккуратно расправляя и старается заглушить рождающийся в горле крик — ей всё равно не дадут закричать. Лидия старается не смотреть ему в глаза, потому что даже выцветшие — это глаза Стайлза. Это почти Стайлз, и так легко ошибиться, но вот запах — запах Ногицуне, запах древности и смерти. Лидия дышит глубоко, пока она чувствует этот запах, она никогда не скажет, что это был её друг. Абстрагироваться от всего. Это должно помочь. В теории.
Лидия чуть привстаёт и стягивает с себя юбку сразу с нижнем бельём. Нет смысла тянуть: Лидия точно знает, что сейчас ей никто не поможет, а медлительность может только разозлить Ногицуне. Но пока тот не выглядит недовольным, пока он улыбается, и хотя Лидия знает, что не получит ничего, кроме боли, можно попытаться себя обмануть. Представить, что они сейчас не в полутёмном подвале, а в обычной спальне. Что с ней сейчас не злой дух, а Стайлз. Такой привычный и верный Стайлз, которого Лидия никогда не рассматривала как своего парня. Но это лучше, чем настоящее.
Лидия обнажена, ей безумно холодно, и, когда Ногицуне дотрагивается до её голых плеч, ей не становится теплее. Она покорно подставляет шею под поцелуй и покорно терпит укус. Это абсолютно несексуально, это больно — простые человеческие зубы разрывают кожу до крови. Лидия вздрагивает и впивается ногтями в ладони, когда холодные руки ложатся на её бёдра и скользят вверх, замирая на животе. Ногицуне ведёт губами до ключицы, а потом резко вскакивает с колен и дёргает Лидию вверх. Это слишком неожиданно, и у неё немного затекли ноги, поэтому она слегка пошатывается и качается вперёд. И тут же чувствует толчок в грудь, опять налетая на стену.
Спину снова обжигает холод, Лидия старается не думать о том, сколько грязи скопилось на этой стене, а Ногицуне шагает ближе, прижимает девушку к себе всем телом, коленом разводит её ноги. Лидия покорна и послушна, она чувствует, что если начнёт сопротивляться, то доставит ему ещё больше удовольствия. Поэтому она обнимает его за плечи, подставляясь под болезненные поцелуи-укусы, прогибается в спине, опираясь о стену лопатками и подаваясь вперёд бёдрами, предлагая себя. Её мутит от всей ситуации, от самой себя, но она закусывает губу, вновь ощущая на языке противный железный привкус.
Лидия рада, что Ногицуне не стал раздеваться. Футболка и толстовка в любом случае будут теплее, чем его тело. Лидии почти интересно, как можно было так понизить естественную температуру человеческого тела, но это мимолётная мысль. Лидия отвлекается на неё лишь на секунду, а потом едва не вскрикивает от нового укуса. На этот раз Ногицуне кусает её за сосок — очень чувствительное место. Он прикусывает его зубами действительно больно, тянет. Ни капли ласки или хотя бы осторожности — он стремиться причинить ей страдания. Руками Ногицуне сжимает её бёдра — до синяков, которые непременно останутся. Лидия ещё сильнее прикусывает губу, и теперь у неё три источника боли, и она не знает, где ощущения хуже.
Когда Ногицуне переходит на второй сосок, первый уже испачкан кровью и болезненно пульсирует. К синякам на бёдрах явно прибавятся ещё и глубокие царапины, которые практически невозможно оставить обычными человеческими ногтями. Лидия откидывает голову назад, упираясь затылком в стену, и мысленно просит, чтобы это всё закончилось.
Когда Ногицуне подхватывает её под бёдра и входит в неё — Лидия кричит. Не как банши, а как обычная девчонка, которой больно настолько, что удержать эту боль внутри не получается. Лидия не видит, но точно знает, что в этот момент губы Ногицуне кривятся в довольной ухмылке. Он рад, что смог доставить ей страдания. Лидия давно не девственница, но Ногицуне каким-то образом находит именно такой угол проникновения, при котором нет и отголоска удовольствия — только боль.
Лидия кричит, стонет и хрипит. Она со всей силы впивается ногтями в чужую шею, оставляя кровавые полосы, и пытается как-то сместить собственное тело, чтобы уменьшить боль — это чисто инстинктивная реакция. Но Ногицуне держит её слишком крепко и сильно, чтобы ей это удалось. Он движется в ней резко и быстро, абсолютно хаотично, без всякого ритма, и каждый раз Лидия чувствует как на мгновение отрывается от ледяной стены, а после впечатывается в неё обратно. Теперь ей не холодно, ей жарко, а укусы, оставленные Ногицуне на груди и животе, кровоточат. Это мерзко, противно и больно.
Лидия скулит и это то, что она никогда не делала во время секса. Ей до ужаса противно, а ещё очень больно, но она сильная, она выдержит. Всё выдержит ради себя, ради Стайлза, ради всех. Она будет отвлекать Ногицуне столько, сколько необходимо, даже если потом не сможет собрать себя из тех осколков, в которые её обещают разбить смеющиеся блеклые глаза, так похожие на медовые глаза Стайлза.
Лидия кричит и, кажется, срывает голос, но это ничего, по сравнению с болью во всём теле. Движения Ногицуне бьют в каждый нерв, отдаются в каждой мышце и кости. Лидия ничего не видит перед глазами, не зная, её ли собственные слёзы застилают обзор или же она просто близка к потере сознания. Она чувствует горячие губы на своём виске, совсем рядом с ухом, ощущает усмешку и пытается отодвинуться, но двигаться просто некуда.
— Ты знаешь, что он тоже чувствует это? — раздаётся сбивчивый довольный шёпот. — Тоже ощущает твою покорность, твою мягкость. И наслаждается твоими криками — они музыка для наших ушей, Лидия. Ты создана для него, под него — и он это знает. Ещё немного, и он перестанет бороться со мной, примет меня, потому что я обещал ему тебя. Мы станем единым целым с ним, и с тобой. Ты будешь принадлежать только нам и никому больше.
Лидия хрипло стонет, потому что Ногицуне опять сдавил ей горло холодными пальцами. Она пытается оттолкнуть его руку, но сил хватает только на то, чтобы провести по ней ногтями. Ногицуне смеётся почти радостно и делает несколько особо резких движений внутри неё. Лидия чувствует, как он кончает, а потом просто отпускает её и отходит, буднично поправляя одежду.
У Лидии нет никаких сил держаться на ногах, поэтому она сползает вниз по стене, падая на колени. На бёдрах горячо, липко и противно — и Лидия давится судорожным криком. Ей очень хочется, чтобы это была кровь, потому что Лидии всего шестнадцать, она не пьёт никаких противозачаточных таблеток и не уверена, что сможет в ближайшее время дойти до аптеки.
— Сможешь ли ты убить того, кто будет отцом твоего ребёнка? — усмехается Ногицуне. — Или сможешь ли ты убить своего ребёнка?
Лидии хочется сказать, что она необязательно забеременеет. Что всё может быть по-другому. Но её опять душат — на этот раз судорожные рыдания. Ногицуне усмехается, наклоняется и снова целует её, вновь разрывая губу. Потом проводит рукой по её волосам, улыбаясь почти нежно, почти знакомо, почти как Стайлз.
И уходит, оставляя её одну — обнажённую и в полутёмном подвале. Лидия сидит некоторое время без движения, уставившись в одну точку и собирая себя по осколкам. Потом она начинает одеваться — медленно и превозмогая боль. Её вещи целы и почти даже не испачкались, только блузка разорвана, но Лидия всё равно её надевает. Ей нужно чем-то прикрыть грудь, хорошо, что в машине есть куртка. А ещё — Лидия не должна никому показывать свою кожу, всю в укусах, синяках, царапинах и ссадинах. Нужно достать из гардероба джинсы и кофты с длинным рукавом, шарфы и водолазки. А сейчас надо заехать домой, переодеться и поехать в аптеку за "таблетками на утро" — может быть они помогут.
Лидия выходит из подвала, решая, что если Стайлз не будет об этом помнить, то она никогда ему ни о чём не расскажет.