«Принц» и «нищий»

                    Перепрыгивая через лужи, в избытке разукрасившие серый асфальт, молодой парень спешил на первую пару по экономике. Ещё вчера светило яркое солнце, погода радовала глаза и душу своим теплом и яркими майскими красками, но сегодняшний день принёс дождь и промозглую слякоть.       Настроение Степана Волкова колебалось между «хреново» и «охренеть как паршиво». Вчера ректор вызвал его к себе и поставил в известность, что если парень не сдаст все зачёты по физкультуре и не подтянет экономический анализ, то стипендию тот будет видеть только во снах.       «Вот почему в других учебных заведениях ректор не вмешивается в дела простых смертных, поручая это своим подчинённым? А у нашего, понимаешь ли, фишка такая — радеть за моральный и нравственный образ каждого студента и, что обидно, меня в частности! За что мне это? Чем я провинился в прошлой жизни, что из всех институтов, готовых принять такого особенного и замечательного меня, выбрал именно с ректором-трудоголиком! Блинство! И не важно, что это единственный институт, в который меня взяли с такими, скажем так, не впечатляющими оценками... они просто вовремя рассмотрели во мне огромный потенциал!» — мысленно стонал парень, перепрыгивая очередную лужу.       — Елтысь! — невнятно ругнулся Степан, со звучным сопровождением проваливаясь обутой в чёрный кроссовок ногой в грязную воду. — Офигенное начало дня…       Низ синих джинсов украсился аляповатыми разводами, а рядом громыхнуло так, будто с рельсов сошёл грузовой поезд и перевернулся.       Вздрогнув всем телом и чудом не выронив зонт, который парень утром взял в аренду у своего соседа по общежитию под неимоверные проценты (час эксплуатации — половина батона или булочка с изюмом), Волков сквозь зубы матюкнулся. Разом сработала сигнализация на всех стоявших на стоянке перед институтом машинах. За какофонией грома, шелестом дождевых капель и воем сигналок парень не услышал прозвучавшего звонка на занятия.       Бег по пустому коридору под крик уборщика: «По вымытым полам не бегать! Учись летать, паршивец!» — закончился вполне ожидаемо — столкновением с кем-то, спешившим навстречу. Этот кто-то чуть пошатнулся, но устоял, а вот Степану не повезло. Взмахнув руками, отчего зонт улетел в сторону шкафов и с громким «ба-бах!» спикировал на пол, парень протаранил пятой точкой довольно грязный пол (видимо, не все студенты умели летать) и яростно зашипел от прострелившей поясницу боли.       — Ты куда по встречке прёшь? — пропитанные сарказмом слова ворвались в мозг Степана, заставив последнего резко вскинуть голову.       На него не мигая уставился Евгран Охотников — одногруппник, спортсмен, любимец учителей, девушек и всего института скопом. Только вот сам Волков отчего-то с первого взгляда невзлюбил этого высокого блондина с ярко-голубыми глазами. И что обиднее, несмотря на такой цвет волос, брови и ресницы Евграна были чёрными, что придавало лицу парня невероятный шарм и притягательность. Ямочки на щеках, малюсенькая родинка под правым глазом и небольшой шрам над верхней губой не портили Охотникова, а наоборот, украшали. Ангельская внешность Евграна полностью компенсировалась взрывным характером и язвительными фразами, которыми тот очень часто «бил» Степана.       — Может, мне ещё и поворотник нужно было включить? — тихо буркнул Волков, неуклюже поднимаясь и становясь напротив ухмыляющегося одногруппника. — Ваше Величество двигалось не по своей полосе, так что авария полностью на Вашей совести! Будем оформлять страховку? — уже громче.       Евгран по-птичьи склонил голову к плечу и фыркнул. Он с первого курса обожал вступать в словесные пикировки с этим рыжеволосым недоразумением, которое злобно щетинилось и яростно дышало ему в плечо. Россыпь веснушек на носу и щеках, пронзительные карие глаза, курносый, вечно вздёрнутый нос так и норовили вызвать немотивированную улыбку и желание подколоть.       — Ого, я уже слышу шаги ДПСника, — хмыкнул Евгран, оборачиваясь. — Сейчас не только страховку оформит, но и права отберёт…       Из глубины коридора раздался громкий голос ректора, отчитывающего какого-то нерасторопного студента.       — Чёрт! — Степан вильнул в сторону, подхватил с пола зонт и, окинув напоследок презрительным взглядом чем-то очень довольного Охотникова, дёрнул на себя дверь подсобного помещения, вмещающего в себя швабру, несколько полок, ведро с половой тряпкой и давно увядшую декоративную пальму в кадке. — Я страховой полис забыл! — сообщил он Евграну, захлопывая дверь.       Тут и Охотников вспомнил, что лекция уже началась, а у ректора на парня зуб размером с указательный палец Кличко, и идея с обживанием подсобки заиграла новыми красками. Со словами: «Подвинься, рыжик!» — Евгран втиснулся в затхлое помещение и вжал ошарашенного таким поворотом дел Степана в пальму. Та не выдержала двойного счастья и завалилась на стену, окончательно переламываясь у основания. За спиной блондина что-то грохнуло и звонко стукнуло об пол.       — Ты чего делаешь, дылда? — шипел Волков, упираясь одним кулаком в плечо блондина, а вторым с зажатым в нём зонтом в пах парня. Воздух катастрофически быстро заканчивался, и жар смущения окрасил щёки Степана. — Это моё убежище.       — Тихо, — шикнул Евгран, чутко прислушиваясь к происходящему в коридоре. — Да не ёрзай ты… э-э… а что это мне упирается… — удивлённо распахнул глаза Охотников, опуская взгляд на рыжеволосую макушку.       — Зонт, — буркнул Волков. — А вот что упирается в мою руку…       — Телефон, — открестился Евгран и постарался живенько отстраниться.       Не получилось. Оказалось, что путь назад перекрыт упавшей шваброй, и если парни начнут двигаться, шум привлечёт нежелательное внимание стоявших прямо за дверью ректора и уборщика, громким голосом жаловавшегося на неуважение нынешней молодёжи к его сединам.       Евгран упёрся двумя ладонями в стену, вновь нависнув над злющим до чёртиков Степаном.       — Мне воздуха не хватает, — поставил тот в известность Охотникова.       — Могу сделать искусственное дыхание, — неожиданно даже для себя предложил Евгран и замер, неосознанно втягивая носом приятный запах мандаринов, исходивший от волос рыжика.       На минуту воцарилась тишина, разбавляемая громкими ударами сердец обоих парней и их частыми вдохами.       — Ты сейчас пошутил? — наконец смог выдавить из себя Степан. Рука, державшая зонт, стала затекать, но разжать пальцы и выронить его означало привлечь к себе внимание ректора.       — Надежда в твоём голосе наталкивает меня на нехорошие мысли. — Евгран опустил вниз одну руку и сжал бок Волкова, чтобы унять зуд в ладони.       Стена была холодной, а ладонь всё ещё кровоточила. Собственно, по этой самой причине Охотников и пропустил начало лекции, спеша в туалет, чтобы промыть рану.       — Среди нас гей, — пискнул рыжик и попытался занять место пальмы в кадке.       — С какой целью ты мне в этом сейчас признался? — обалдел Евгран.       — Я?! — вопль Степана оповестил не только ректора о местонахождении проштрафившихся, но и всех студентов и преподавателей из ближайших кабинетов.       Дверь в подсобку резко распахнулась, яркий свет резанул по глазам, а угрожающее: «Это ещё что такое? Охотников? Ты кого там тискаешь? Другого места не нашли с подружкой для любовных игр?» — заставило Волкова поперхнуться свежим воздухом от возмущения.       — А я тут это… как бы не совсем с девушкой, — растерянно пробормотал Евгран, отстраняясь от негодующе пыхтящего Степана, спиной отодвигая швабру, которая окончательно соскользнула на пол.       У ректора пропал дар речи. Немолодой уже мужчина в строгом сером костюме с завязанным на шее галстуком неэстетично уронил челюсть и забыл, что хотел сказать.       — Что значит «не совсем с девушкой»? — практически зарычал Волков, отталкивая Охотникова и принимая стоячее положение. — Что за полумеры?! Я мужик!       — Наполовину… — Евграну захотелось рассмеяться, видя недовольное и обиженное выражение лица рыжика.       — Ненавижу тебя, — прохрипел Степан, выскакивая из подсобки, зонтом оттесняя с дороги внезапно онемевшего ректора, в голове которого вертелось слово «толерантность» и вопрос «Она меня сразу убьёт?».       Евгран вздрогнул. Два этих слова неприятно резанули слух, оседая в сердце холодком. Ему почему-то хотелось броситься за рыжиком, схватить за руку, повернуть к себе и… что «и», парень не успел додумать, так как толпа студентов, образовавшая спонтанную пробку перед подсобкой, перекрыла дорогу окончательно озверевшему Степану.       Чувствовавший себя униженным, безвинно оскорблённым, Волков зашипел, дёрнулся и тут же вскинул руки, раскрывая зонт и врываясь в это море тел, расшвыривая их в стороны.       — Вот это я понимаю — самонаводящаяся торпеда, — хихикнул Павел Сеничкин, лучший друг Евграна, протиснувшийся к самой двери и с любопытством рассматривающий композицию «одухотворённый ректор и задумчивая овечка в волчьей шкуре». — Ев, ты подался в оппозицию?       — В смысле? — не понял парень, всё ещё наблюдая за стремительно улепётывающим рыжиком, размахивающим зонтом.       — Примеряешь на себя цвета неба? — пояснил Павел.       — Хм, пока не уверен, — задумчиво.       И в этот момент отмер ректор. С трубным: «А ну рассосались!» — подавился, откашлялся, бросил на Евграна извиняющийся взгляд, заставивший парня в удивлении вскинуть бровь, мужчина захлопнул дверь в подсобку перед носом округлившего в обалдении глаза Охотникова.       — Офигеть, — подытожил блондин, опускаясь задом в многострадальную кадку.       Степан, пробежавший весь коридор института, решил забить на учёбу (всё равно уже ничем не исправить своего бедственного положения, и стипендия теперь виделась чем-то заоблачно недосягаемым) и пойти подлечить расшатанные нервы. Перед его глазами всё ещё маячила обтянутая серой рубашкой грудь Евграна, а в ушах стоял стук его сердца.       «Придётся теперь рассчитывать только на зарплату ночного сторожа в детском саду», — уныло подумал Волков и тяжело вздохнул.       Незаметно выскользнув из учебного учреждения, парень воровато оглянулся по сторонам и двинулся в сторону небольшого кафе. Дождь решил взять передышку, чтобы позже с новыми силами обрушиться на головы нерасторопных прохожих.       ***       — А сколько у вас стоит сто грамм водки? — рассматривая меню, спросил Степан официантку, молодую женщину со следами похмелья на лице.       Екатерина нахмурилась, наклонилась к взъерошенному парню, с особой любовью прижимающему к своей груди зонт, и тоже заглянула в меню. Мало ли, вдруг за её вчерашний выходной что-то изменилось? Ан нет…       — Двести рублей, — пояснила женщина, уже с подозрением поглядывая на странного клиента.       — Грабёж! Да я на эти деньги целую бутылку могу купить! — возмутился Волков, вскидывая голову. — А пиво с большим количеством алкоголя у вас есть?       — «Девятка», что ли? — не так любезно произнесла Екатерина, уже понимая, что ни чаевых, ни приличного заказа от парня не получит.       Степан пожевал губу, прикинул в уме, сколько у него наличности, и тяжело вздохнул. Выходило, что пятьдесят грамм водки парень осилить в состоянии, а вот на закуску придётся сжевать салфетку, в виде лебедя украшающую центр стола. Нет, в его комнате в общежитии была припрятана заначка на чёрный день — целых шестьсот рублей двумя бумажками, — и по логике этот самый день уже наступил, только вот жаба — баба душевная — душит, душит, душит…       — Меня не устраивает качество обслуживания в этом заведении, — Волков царственно поднялся со стула, отодвинул зонтом в сторону официантку, по лбу которой крупными буквами пробегала строка из двух слов: «WTF» и «КОЗЁЛ!» — и поспешил к выходу, стараясь не оборачиваться.       Спину парня жёг озлобленный взгляд, а в груди скапливалось напряжение, грозящееся в ближайшее время вылиться в настоящую бурю негативных эмоций.       «Меня лапал гей! — остервенело потирая бок, размышлял Степан, направляясь в сторону места, известного каждому студенту в бедственном положении. — А вдруг это заразно? Я же тоже могу… — Парень резко затормозил и хватанул ртом пропитанный влагой воздух. Представил, как целуется с Евграном, лапает за ягодицу, и окончательно перепугался. Отвращения не было, скорее какое-то любопытство и взбудораженность. — Всё, заразил!»       То, что сам Степан довольно часто ловил себя на разглядывании мускулистой фигуры и подтянутой задницы Охотникова в душевой — парень проигнорировал, списав необычный интерес на отсутствие личной жизни. При росте в сто шестьдесят пять сантиметров Степану было очень трудно эту самую жизнь не то что вести, но и хотя бы начать. Девушки умилялись смешливому рыжеволосому пареньку, рассматривая его в качестве друга, а не как будущего бойфренда. Ещё и отсутствие свободных денег, которые студенту третьего курса экономического института взять было негде — родители всю жизнь проработали учителями в сельской школе и два года назад погибли, попав на остановке под «пятёрку», которой управлял пьяный в дупель водитель — играло немаловажную роль.       Вот Охотникову повезло. Богатые родители подарили любимому и единственному отпрыску двухкомнатную квартиру в центре города (Степан однажды попал в неё на праздник жизни Евграна вместе с остальными осчастливленными одногруппниками), чёрный BMW свёл с ума не одну его подружку, банковская карточка с неиссякаемым денежным лимитом вызывала гложущее чувство зависти в груди Степана, стильная и дорогая одежда.       Волков был уверен — если бы не было всей этой «золотой» шелухи, Евгран ничего бы из себя не представлял. Отличные оценки по всем предметам и спортивные достижения Охотникова не могли убедить Степана в обратном. Он с въедливостью пиявки выискивал худшие стороны блондина, наращивая на них «мясо» и накручивая себя всё больше и больше.       Бабушка «божий одуванчик» подслеповато щурилась, протягивая рыжеволосому студенту литр самогона в пластиковой бутылке с надписью «Буратино». Очень символично...       Начавшийся снова дождь загнал Степана в беседку на детской площадке. Устроившись на деревянной лавочке, парень разложил рядом с собой свою нехитрую снедь: бутылку, пластиковый стаканчик и две булочки с изюмом, которые он купил соседу по комнате в уплату дивидендов. И только сейчас рассмотрел бурое пятно на своей бежевой ветровке.       — Это ещё что за больная фантазия Пикассо? — глупо хлопая глазами и ногтем колупая особенно жирный потёк, поинтересовался неизвестно у кого парень. — Это когда же я умудрился? Ведь утром ещё ничего не было…       Прокрутив в голове события сегодняшнего дня, Волков закипел, как перегретый чайник со свистком. Ведь как ни крути, перед всем институтом опозорился, да и неизвестно, что предпримет ректор в наказание, а тут ещё и этот блондинистый!       — Ах он, козлина гомосекская! Руки об меня вздумал вытирать?! Мало ему было ног?!       На этой пессимистичной ноте Степан шустро отвинтил крышку с бутылки и набулькал себе треть стаканчика. Подумав немного и прищурив правый глаз, он наполнил его ещё на треть и удовлетворённо кивнул.       — Что ж, в связи с отсутствием собутыльника, дабы не показаться запойным алкоголиком, провозглашаю тост: за мир во всём мире и у меня в частности!       Второй тост был за отличную погоду в доме и в комнате общежития в частности, третий — за родителей, четвёртый — за любовь к ближнему, на пятом Степан застопорился. Горло жгло, по пищеводу будто стая жар-птиц потопталась, и почему-то чесалось левое ухо. Логично решив, что Ванька (сосед) и до стипендии с дивидендами потерпит (то, что эту самую стипендию придётся теперь ждать до прихода Мазая с зайцами, парень благополучно забыл), Волков вгрызся в булочку, рассматривая немного остекленевшими глазами надпись на внутренней стороне беседки «Я тебя люблю, Миша», а прямо под ней — другую «И я тебя, Слава».       Потерев кулаком глаз, Степан снова перечитал эту личную переписку и неожиданно покраснел.       — Они существую-ют, — провыл Степан, тыча пальцем в стену, и глупо хихикнул.       Дальше парень продолжил запивать жизненные неприятности и загубленную молодость уже без тостов…       ***       — Ты не можешь с ним встречаться! — припечатал ректор, нервно расхаживая по своему кабинету и стараясь не смотреть на устроившегося в расслабленной позе Охотникова в кресле.       — Это ещё почему? — если сначала Евгран и не собирался проводить никакие эксперименты со своей ориентацией, то после этих слов твёрдо вознамерился поступить с точностью наоборот.       — Он… он… рыжий! — буркнул Ринат Эдмундович, на миг замирая перед стеллажом с папками.       Охотников опешил, подаваясь вперёд и вдавливая пальцы в подлокотники сидения.       — Да ладно? — приторно-сладким голосом произнёс он. — А я и не заметил.       — Не паясничай! — Ректор выдохнул, утёр ладонью выступивший на лбу пот и решился посмотреть на племянника. — Он плохо учится…       — Я его подтяну, — тут же выдал Евгран, начиная забавляться над ситуацией.       — Твоя мать хочет от тебя детей! — выдал весомый аргумент Ринат Эдмундович, победно взглянув на блондина.       — А от моего отца ей их не достаточно? — Охотников расслабился, начиная мысленно посмеиваться.       — У него член! — не унимался ректор.       — У меня тоже, живу же как-то! — развёл руками парень и хмыкнул.       — Вот именно! Как вы…       — Раком!       — Евгран!!!       — Дядя, вы бы со своей личной жизнью разобрались прежде, чем в мою вмешиваться! — Охотников встал и снял со спинки кресла свою сумку.       — Ты мне угрожаешь? — зашипел ректор.       — У вас жена, две дочери, собака, две кошки, хомяк, золотые рыбки, любовница, которую я вчера случайно увидел…       — Мы просто обедали!       — Ага, в половине первого ночи, в мотеле, со своей студенткой…       — Что ты от меня хочешь? — устало протянул Ринат, прикрывая глаза.       — Не судите и не судимы будете, — уже открывая дверь, ответил Евгран.       — Что хоть ты в нём нашёл? — в голосе ректора появились нотки любопытства.       — Язык у него… — ректор поперхнулся, — хорошо подвешен. — Охотников рассмеялся и пошёл на следующую пару.       То, что Степан решил не идти на занятия, было вполне предсказуемым. Тот и раньше не отличался особой усидчивостью, а уж после последних событий…       Евгран отсидел все лекции, не обращая внимания на взгляды, полные любопытства и вопросов, и поехал домой, по дороге продумывая планы по соблазнению рыжика. Представив, как Степан падает на его кровать совершенно обнажённый, протягивает к нему руки и пошло облизывается, Охотников нервно заёрзал на сидении и чуть не проехал на красный свет.       — Хм, стоит попробовать, — пробормотал парень и тут же разразился грубой руганью.       Какой-то мудак, не обращая внимания на погоду и глубокие лужи на дороге, пролетел мимо BMW, накрыв машину фонтаном грязной воды.       — Сука! — ударив по рулю, рыкнул Охотников.       До дома оставались считанные метры, а переться на мойку совершенно не улыбалось. Махнув рукой, парень загнал машину под небольшой навес, поставил её на сигнализацию и скрылся в недрах небольшого, но аккуратного дома.       Евгран ещё не знал, что вечер и ночь пройдут для него очень продуктивно!       ***       POV Степан       Как же мне хреново! В голове словно поселилась вся оркестровая яма — звуки виолончели перебивались позвякиванием колокольчиков, а скрипка визжала дуэтом с контрабасом!       С мученическим стоном потягиваюсь и тут же хватаюсь за горло. Желудок попросился наружу вместе со всем его содержимым.       Да счас! Самогонку не жалко, но там же ещё булочки… Хватаю ртом воздух, стараясь унять тайфун в животе.       — М-м-м, — слова произнести не получается, а хрипы способны испугать даже льва. — Пи-и-тт-ть, — опа, смог! Да я чёртов Макаренко!       Ванька спешить на помощь не торопился. Где моя таблетка аспирина и стакан воды? Где нудение над ухом о вреде пьянства в одно рыло? Кхм, а где мой зонт…       Шарю руками по кровати, которая почему-то не кончается, да и под пальцами вместо грубой простыни шёлковое великолепие. Боюсь открывать глаза…       — Есть здесь кто-нибудь? — тихонечко, чтобы не дай Бог никто не услышал.       Смешок откуда-то справа заставил напрячься.       Лежу, не двигаюсь, руки вытянул вдоль тела, притворяюсь трупом… очень хрипло сопящим трупом… с насморком!       — И долго ты ещё будешь приходить в себя? — спросил знакомый язвительный голос, и по прикрытым веками глазам больно ударил свет.       — Гадёныш! — шиплю, резко вскакивая на кровати.       Мир сотрясся. Мучное, подгоняемое изюмом, поплыло на «Буратино» к горлу с намерением постучаться в зубы.       На ощупь сползаю с постели и, зажимая рот рукой, ползу на голос.       — А ночью называл «мой котёнок», — наигранно вздохнув, посетовал Евгран. — Ты правильно ползёшь, только не в том направлении — туалет намного правее.       Возмущённо булькнув, растянулся на полу. Что ж, если суждено нагадить на глазах этой сволочи, я это сделаю с честью! То есть честно предупредил:       — По-бе-ерегись!..       — Эй!       Меня подхватывают за талию и зажимают рот уже в две руки. Моей и этого переростка. Куда-то несут, стараясь не сильно давить на живот. Правильно, нечего разбазаривать моё добро.       — Сам справишься? — поинтересовался Охотников, устраивая мою тушку рядом с унитазом.       Нет, что ты? Давай сделаем это вместе! За компанию, так сказать.       Отрицательно мычу, рукой показывая, чтобы этот помощничек выметался.       Сижу на закрытой крышке унитаза и смущаюсь. Дело в том, что есть у меня одна особенность: когда выпиваю, начинаю творить странные вещи, но когда прихожу в себя — память возвращается, постепенно подкидывая мне всё новые картинки.       Вот и сейчас ситуация удручала.       Первое воспоминание: обнимаю одной рукой ствол берёзы, второй — тычу зонтом в прифигевшую от возмущения дворняжку.       Второе воспоминание: пытаюсь выяснить у испуганного неизвестного дедка о его ориентации. После вопроса: «Вам мальчики или девочки нравятся?» — у того открылось второе дыхание и, вспомнив молодость, дед резво поковылял в сторону ларька с «живым» пивом.       Третье воспоминание: чья-то грязная машина украсилась надписью «помой меня», похихикал, прищурился и поставил в конце спича сердечко.       Четвёртое воспоминание: пролезаю в окно общежития, прижимая к груди многострадальный зонт. Ползу как партизан мимо округлившей глаза вахтёрши, иногда прикладывая к губам палец. Видимо, пытаюсь ей объяснить, чтобы не шумела. Вручаю зонт и надкусанную сбоку булочку открывшему дверь в комнату Ваньке, заверяя того, что булочка почти новая, ни разу не уроненная, даже почти не мокрая (вспомнил, почему обиделся на дворняжку). По стеночке пробираюсь в душ. Воды нет! С возмущением разворачиваюсь обратно. Рядом с вахтёршей вновь становлюсь на четвереньки и ползу к выходу из общаги. «После одиннадцати не впущу», — со смехом мне вслед.       Пятое воспоминание: сижу у столба, обхватив ноги, и пытаюсь выть на облака. Вокруг уже темно, полная луна почти полностью скрыта. Жалею себя и утираю лицо грязным рукавом.       Шестое воспоминание: стою уже у знакомой машины и с воодушевлением перечитываю чужую надпись под своей: «Приходи, помою». До меня доходит, кому принадлежит BMW, радостно хлопаю в ладоши и теряю равновесие.       Седьмое воспоминание: долблю кулаком в дверь, оставляя на ней грязные пятна. Лыблюсь в возмущённое лицо открывшего дверь Евграна. «Я мыться!» — ставлю того в известность и, не разуваясь, гордо прохожу (медленно ползу, держась за стенку) в коридор, отодвигая с дороги Охотникова.       Восьмое воспоминание: сижу в джакузи, радуюсь пузырькам. Рядом на корточках сидит Евгран и пристально смотрит на мою голую грудь. Широким жестом предлагаю хозяину квартиры чувствовать себя как дома. Надо мной ржут. Обидно…       Девятое воспоминание: потемневшие глаза Охотникова очень близко от моего лица, хищный оскал, хриплые слова: «Сам напросился!» — и поцелуй, мигом выбивший из моей головы все посторонние мысли. Чужие губы сминают, язык вторгается на мою территорию, проходится по зубам и дёснам. В паху резко тяжелеет, а с губ срывается непроизвольный стон.       Десятое воспоминание: мою невменяемую тушку вытирают пушистым полотенцем и куда-то несут. Руками трогаю уши Евграна, радуюсь его шипению. Меня роняют на кровать и быстро уходят. Мерзко хихикаю и сползаю на пол. Спешу (семеню мелкими перебежками, прячась за предметами мебели) за Охотниковым.       Одиннадцатое воспоминание: открыв рот, наблюдаю в чуть приоткрытую дверь за обнажённым Евграном, дрочащим в душе. Опускаю ладонь на свой пах, обхватывая уже твёрдую плоть в кулак. Дрочим вместе.       Двенадцатое воспоминание: меня засекли, красиво выругались, кончили… Непонимающе смотрю на свою испачканную спермой ладонь. Мне было так хорошо…       Тринадцатое воспоминание: «Не угомонишься — трахну!» — меня кутают в одеяло, затыкая рот краешком подушки. Мычу. Хочется до конца выяснить, есть ли у Евграна волосы на заднице. Охотников бесится и вжимает меня в матрац. Успокаиваюсь, когда на мой вопрос «Ты меня сильно любишь?» отвечают: «Безумно, рыжик, но давай об этом утром поговорим!»       Четырнадцатое воспоминание: хочу писать. Гусеничка в моём лице начинает извиваться, пытаясь выбраться из одеяльного плена. Евгран рычит, матерится и бьётся головой о спинку кровати.       Пятнадцатое воспоминание: воровато оглядываюсь, тыря колбасу из чужого холодильника. Охотников стоит в дверях кухни, скрестив руки на груди. Видимо, на стрёме…       Шестнадцатое воспоминание: жадно целуюсь с Евграном, пытаясь руками пробраться под резинку его боксёров. Шиплю от укуса в губу. На меня орут и вновь укутывают в одеяло. Вопрос про волосы всё ещё остаётся открытым…       Семнадцатое воспоминание: нежный поцелуй в шею. Томно вздыхаю и проваливаюсь в сон.       — Я труп, — обхватив голову руками, раскачиваюсь на унитазе. Раз десять почистил уже зубы, чтобы хоть ненадолго перебить привкус горечи во рту.       И тут меня пронзает неожиданная мыслишка. А я ещё девственник?!       Ёрзаю, пытаясь получить ответ на этот животрепещущий вопрос. Не болит. А может, это я его?..       — Ты там живой? Выйти можешь? — голос Евграна полон нетерпения.       — Не могу, я голый! — сообщаю я, оглядываясь в поисках полотенца. Какое-никакое, но всё же прикрытие.       За дверью смеются.       — Тебе не кажется, что ты как-то поздно об этом спохватился?       — Ты меня соблазнил! — обвиняю Евграна. — И бросил! — добавляю громче.       — Это когда? — не понял Охотников и начал открывать дверь.       — Не шевелись, — ору я, резво вскакивая со «стула» и подлетая к примеченной ранее вешалке с разноцветным халатом.       Успел просунуть первую руку в рукав, когда почувствовал пристальный взгляд на своей пояснице.       — А у тебя веснушки на копчике, — тихий голос Евграна прогнал толпу мурашек по позвоночнику.       — Это родинки, придурок, — не оборачиваясь, надел на себя короткий халат (женский!) и потуже затянул пояс.       — Отлично выглядишь, — что-то меня напрягают хриплые нотки в голосе Охотникова. — И я тебя бросать не собираюсь…       — А я тебя? — вопрос вырвался сам по себе.       — Только попробуй! — и столько решимости в голосе.       — Откуда у тебя в ванной женский халат? — как ни пытался, скрыть ревнивые нотки в голосе не удалось.       Резко оборачиваюсь, чтобы увидеть, как этот хищник медленно приближается ко мне. Вытягиваю вперёд руки и упираюсь ему в грудь. Голую грудь.       — Ты же не думаешь, что до тебя я был монахом? — Евгран опустил взгляд вниз и сглотнул.       Я тоже проследил в том же направлении и вздрогнул. Серые боксёры не скрывали довольно внушительный стояк, натянувший ткань его трусов.       Минуты две мы молчали, тяжело дыша.       — Я гей? — тихо интересуюсь и пытаюсь осторожно отстраниться.       Мне этого не позволяют, обхватывая запястья и впечатывая в твёрдую грудь. В нос тут же проник умопомрачительный запах ванили. Начинает вновь тошнить…       — Скоро выясним, — поцелуй в шею.       Тошнота усиливается. Вырываюсь, но меня зажимают крепче, целуя уже мочку уха. Пытаюсь движениями тела просигналить, что мне что-то не хорошо. Меня понимают, но как-то неправильно. Евграновская наглая рука пробирается под халат и сдавливает бедро, член парня трётся о мой живот, вызывая не совсем естественный отклик в моём организме.       — Меня сейчас стошнит! — заявляю в открытую, для наглядного примера демонстрируя позеленевшую физиономию и чуть повлажневшие глаза.       Меня тут же отпускают и уже привычно матерятся.       А я что? Я ничего! Повторно схожусь лицом к «лицу» с унитазом.       — Стёп, тебя от поцелуя стошнило? — неуверенный и такой обиженный голос Охотникова.       Ржу и булькаю, ржу и булькаю… И уже не смущает мысль, что такой интимный процесс приходится выставлять на всеобщее обозрение. Мы дрочили вместе!       Ополоснув руки и лицо, почистив несколько раз зубы и съев треть тюбика пасты — наконец ответил злобно пыхтящему Евграну:       — Меня тошнит от твоей нерешительности…       Зря я это сказал…       Конец POV       ***       В то утро Волкова не лишили девственности только потому, что к Охотникову пожаловала делегация в лице матери Евграна и ректора института.       Ринат Эдмундович мялся в дверях кухни, не решаясь вмешаться в разговор на повышенных тонах Евграна и Елизаветы Эдмундовны. Степан прятался в спальне (женский халат — не лучшая одежда для знакомства с родителями), но чутко прислушивался к баталиям.       — Почему я не в курсе, что мой сын — гей?! — кричала женщина, грозно надвигаясь на невозмутимого сына.       — Я не гей! — Евгран, успевший натянуть на себя только джинсы, посмотрел поверх головы матери и хмуро буркнул в сторону ректора: — Стукач!       — Но Ринатик сказал…       — А если он скажет, что в пятьдесят лет он спит с женой, любовницей и собакой, ты ему тоже поверишь?       — Ты что такое говоришь?! — возмутился ректор. — Какой ещё собакой?       Елизавета Эдмундовна медленно обернулась и прищурилась.       — Значит, против любовницы ты не возражаешь? — угрожающе протянула она.       Ректор вжал голову в плечи и попятился.       Мать Евграна решила отложить разборки с братом на другое время и вновь повернулась к сыну.       — Ты точно не гей? — уточнила она.       — Точно. Я всего лишь би…       — А это ещё что за вид? — не поняла Елизавета.       — Ну, это когда и парни, и девушки однофигственны, — тут же сдал племянника Ринат Эдмундович.       — А ты откуда знаешь? — Елизавета ну очень по-доброму.       — Какие ещё девушки? — влетевший на кухню Степан.       — Невестушка пожаловала, — ядовито Ринат Эдмундович.       Мама Евграна пристально осмотрела женский халат Степана, его покрасневшее от негодования лицо, сжатые кулаки и хмыкнула. Она никогда не была гомофобом. Правда, всё же не думала, что её сын пойдёт по этой стезе. Да она вообще об этой стороне жизни не думала. Любимый муж, практически сдувающий с неё пылинки. Старший брат, опекающий женщину. Работа, к которой она относилась с особым трепетом. Племянницы, вечно норовившие что-нибудь разбить в их квартире, когда оставались с ночёвкой. Ну гей, ну нравятся ему парни — и что? Сразу впадать в панику? Глупо. Ему только двадцать один год! Возможно, в будущем перебесится, заведёт нормальную семью, остепенится… А если нет — ничего страшного. Рыжеволосый паренёк, с таким неистовством рассматривающий её сына, сразу понравился женщине. Да и глаза Евграна буквально сверкали, отображая все чувства, что он испытывал к нему. Решено! Она не станет ломать сыну жизнь, та сама ещё не раз подкинет ему подлянку. Если хочет плыть, а не тонуть — пусть научится нести ответственность за свои решения. Потерять сына она не хотела. Подготовку мужа женщина решила взять на себя — по крайней мере ещё не все грешки молодости тот отработал...       — Одобряю, — просто сказала она и двинулась к выходу из кухни, по пути схватив за рукав пиджака ректора института.       — Я не невестушка, — вслед парочке крикнул Степан. — Я женишок!       — И не мечтай, — Евгран хищно оскалился и двинулся на парня. — Мне нравится твоя ревность…       — Ах, ревность?! — возмутился Волков и сверкнул глазами. — То-то я смотрю, мой сосед по комнате на меня странно по утрам смотрит… Точно! — хлопает себя ладонью по лбу. — Я ему нравлюсь. Интересно, а как он целуется?..       Евгран яростно зарычал и в одно мгновение оказался рядом со Степаном.       — Никаких общежитий! Ты сегодня же переезжаешь ко мне, и это не обсуждается! — грубый поцелуй и рука на члене Волкова сбили последнего с мысли.       Уже по пути в спальню Степан позволил себе самодовольно усмехнуться. Ничего, проблема с проживанием решилась сама собой, теперь бы ещё со стипендией уладить…       — Дылда, я так понял, наш ректор — твой дядя? — начал пробивать почву Волков.       — Да, — буркнул Евгран, еле сдерживаясь, чтобы не разложить рыжика прямо в коридоре.       — А он грозил лишить меня стипендии. Видимо, таким образом пытался нас разлучить, — жалостливо шмыгнув носом, пожаловался парень.       — Не волнуйся, не лишит… я сам твоим образованием займусь! — И, рассмеявшись над недовольно сопящим Степаном, Евгран хлопнул по обтянутой шёлковым халатом заднице рыжика.       — Деспот!       — Я тебя тоже обожаю…