Antimatter — Too Late
***
« — Мо, почему?.. — От мраморных стен, заляпанных алой жидкостью, просторного помещения, эхом отдавался изумлённый шёпот беловолосого паренька. Он скрыл один глаз за чёлкой, спадавшая на лицо с растрёпанными, в хаотичном беспорядке, волосами-иголками, концы которых были обляпаны в чужой крови. — ... Почему ты так говоришь?.. — Поражённый взгляд янтарного глаза, из уголков которого текла солёная на вкус струйка, устремился на чуть сгорбившуюся спину беловолосой девочки, склонившую свою белую макушку. — Ты же сам всё прекрасно слышал и видел собственными глазами — их больше нет, поэтому, я не вижу смысла просто стоять и молча оплакивать их. — Из-под чёлки показался золотой глаз, не отражающий совершенно никаких чувств его обладателя. Который, задрав голову, устремив свой потухший взгляд в белоснежный потолок, разглядывая причудливые «узоры», сделанные несколькими людьми, использовавшие «краски», капли которой, словно тина, вязкой жидкостью обволакивала лица детей. Которые, кажется, даже не зацикливали на это своё внимание. Молчание. Тягостное и не надоедающее. За разбитым окном барабанил дождь, «отсалютовав» своё «приветствие» по крышам домов. По всем коридорам разносился запах, до омерзения, свежей крови. Напряжённая атмосфера. Страх и отчаяние всё больше закрадывались, связывая своими липкими щупальцами самое нутро. Хочется вцепиться в собственное горло, разодрать плоть, оставляя на коже кровавые полосы, заглушить физической болью свои рвущиеся чувства, израненную душу наружу — сделать всё, но найти хоть какой-нибудь выход из этой ситуации, больше похожую на самый что ни есть кошмарный сон. Даже не сон — безумие. Самое настоящее безумие. Только тошнотворный аромат запекшейся крови вперемешку с запахом жжёного мяса отрезвляет, помутневший от недавно пережитого, разум детей — единственные светлые тона в этой тёмной «палитре»».
***
Дверной звонок. Недовольно поморщившись, Мо приподнялась с гладкой поверхности дивана, попутно убирая с колен спокойно покоившуюся книгу с очередным детективом. Застыв на мгновение, беловолосая удивлённо огляделась, видя вокруг себя уже породнившийся и надоевший ей интерьер гостевой комнаты. Только что перед глазами пролетели картинки из прошлого. Прошлого, которое хотелось забыть, стереть из памяти, спрятать куда подальше — главное, чтобы оно больше никогда не всплывало. Прошлое? Нет. Всё, что было когда-то, по сей день напоминает Мо безумие. Кровавое безумие красок. Палитру кровавых красок». Сердце стало биться в два раза быстрее. Мо начала судорожно хватать воздух, задыхаясь, словно лёгкие наполняются губительной водой. Конечности разом онемели. Острая боль, словно агония, начала отдаваться в висках. Создавалось впечатление, что девушка находилась в вакууме, не слыша никаких окружающих её звуков, лишь своё сердцебиение, крики дорогих ей людей и звуки выстрелов. Почему-то, появилось желание разодрать себе шею. Непонятные чувства начали обхватывать своими неприятными щупальцами все внутренности девушки. Всё, окружающее Мо, начало расплываться, словно отражение в кристально-чистой воде. Захотелось кричать. Но из горла вышел лишь тихий хрип. Второй звонок в дверь. Воображаемый вакуум дал трещину. Все ощущения спали так же быстро, как и сами появились. «Палитра» наваждений исчезла. Облокотившись о ручку кресла, удерживая равновесие, Мо старалась отдышаться: «Это сейчас что было?.. — Один шаг в сторону коридора прошёл успешно. — …Наверное, просто переутомилась. Надеюсь», — выпрямившись, девушка кинула взгляд на своё отражение в широком зеркале. Внешне на Мо недавнее наваждение никак не отразилось. Правда, чересчур бледная, даже для Мариками, кожа и слегка расширенные зрачки напоминают их обладателю, что было несколько секунд назад. «Надо бы в эти выходные хорошенько отоспаться, а то над писанием этого рассказа на философскую тему начинаешь чувствовать то, что ощущают свои же персонажи. Как иронично», — и, убрав короткую прядку, окрашенную в чёрный, за ухо, девушка прошла к двери, в которую позвонили уже третий раз. Приоткрыв чёрную дверь, Мо искоса взглянула на стоящего впереди человека. Если судить по форме и по висячей через плечо кожаной сумке, звонивший напоминал обычного почтальона. «Почту принесли? Что-то рано — обычно присылают чуть позже», — полностью открыв дверь, Мо немного отошла в сторону, коротко кивнув на жест в виде приподнятого козырька синей кепки почтальона, что немного порыскал в своей сумке, доставая оттуда белоснежный конверт с разными марками. — Вы — Мо Мариками? — Прочитав имя получателя на обратной стороне конверта, мужчина вопросительно взглянул на девушку, другой рукой поправляя свои съехавшие с нужного места очки в тонкой оправе. — Да, — на губах Мариками расцвела едва заметная, ироничная усмешка. — Я так понимаю — это письмо для меня? — Да, мадемуазель. Примите и распишитесь. — Поставив свою роспись благодарно предложенной почтальоном ручкой в нужном квадратике, беловолосая аккуратно взяла в свои руки, почему-то, очень важный предмет. Судя по тому, как ладошки девушки слегка вспотели, Мо даже не сомневалась в своих предположениях. Почтальон, лишь напоследок приподнял козырёк своей рабочей кепки, ушёл. Слишком спешно. Обернулся, или нет — Мариками даже не заметила. Заперев за собой дверь, беловолосая поднялась по лестнице, направляясь к своей комнате. Девушка всё ещё держала в похолодевшей от негодования и от внутреннего беспокойства руке белый, но помятый конверт. Тишину помещения прервал телефонный звонок.***
« — Жизнь — палитра красок. Каждый цвет — яркий или же, наоборот, тёмный момент в жизни каждого человека. Прошлое. Светлое и тёмное. Бывают моменты, когда художник смешивает несколько цветов — получает другой оттенок, дабы разукрасить свою картину в данный цвет. «Художник» — это и есть сама Госпожа Судьба, что связывает или разрывает судьбы людей, как художник, старается отделить один цвет от другого. Но Судьба — художник нашей жизни — любит подстраивать всё под себя, добавляя в свою «картину» тёмные тона, дальше заставляя человека мучиться в этой жизни. Никто не знает — какую следующую краску художник внесёт на холл своего листа, — ибо в палитре у его есть ещё много красок — и светлых, и тёмных. Спокойных и безумных».
***
На засветившемся дисплее сотового, ярко высветилось имя временного друга. — И тебе доброго дня, Алекси. — Как только Мо приложила телефон к своему уху, по ту сторону сразу же послышался энергичный голос, намереваясь заразить своим позитивом всех окружающих. Почему-то, в своей собственной палитре Мо всегда ассоциировала этого взрывного юношу с оранжевым, даже огненным цветом — таким же взрывным, но согревающим и подбадривающим в тяжёлые моменты. Качество пламенного цвета, конечно, хорошее, но излишний позитив и яркость начинают мозолить глаза. Даже глаза Мо Мариками. — Мо! Ты представить себе не можешь: оказывается, Пегги раздобывала информацию о том, что для нас готовит школа! Директриса хочет устроить для нашего и класса из другой школы совместный поход с ночёвкой!.. — Воодушевлению Алекси может позавидовать даже Ирис, которая тоже, наверное, уже в курсе следующих событий. Не то, что бы беловолосой не было интересно — что на этот раз удумали их дорогие учителя — нет. Сейчас её мысли заняты совсем другим — не возбуждённой болтовнёй юноши. На все его фразы Мо отвечала простыми «Да», «Понятно», дабы не молчать и не обидеть Алекси, посвящая большую часть своего внимания заветному конверту, точнее информации, что была написана на обратной стороне гладкой поверхности. «Получатель: Мо Мариками», — золотые глаза впитывали, словно губка, каждое слово, выведенное на бумагу печатной машинкой. «Отправитель...»— Рука, держащая телефон, дрогнула, ослабив свою хватку, позволяя мобильнику свободно отправиться в полёт, благо, на мягкую поверхность дивана. Янтарные очи поражённо глядели на всего два, но на такие родные и любимые слова имени и фамилии. Не видя ничего, кроме имени отправителя перед собой, девушка буквально рухнула из-за подкосившихся от переизбытка эмоций на линолеум пола, облокотившись спиной о стенку дивана. Из корпуса телефона «волнами» исходили удивлённые возгласы говорящего: — Мо, что с тобой?— сердце девушки вновь начало отбивать чечётку, его удары четко отдавались в висках, — Эй!— лёгкие вновь словно наполнялись водой, заставляя Мариками судорожно выдыхать, не слыша ничего, кроме ударов собственного сердца, — Мо? Мо Мариками знала — в этом письме будет всего два-три слова, написанные родным почерком, который она узнает из тысячи. «Палитру» этого письма Мо уже знала. « — Это от Марро». Похолодевшие от волнения тонкие пальчики, аккуратно распаковали конверт, выбрасывая тот куда-то в сторону. Сейчас беловолосая с некой нежностью и бережливостью держала в руках долгожданное письмо от дорогого человека, пока перед глазами вновь проплыла «палитра» прошлого. Годовой давности.***
«По зданию аэропорта, рейса «Йокогама — Париж» шли две фигуры, юноши и девушки, белоснежные волосы каждого выделялись ярким пятном на сером фоне окружающих. В самом здании было приличное количество людей, что постоянно что-то громко и озабоченно переговаривая между собой. Это сильно действовало на, итак стоявших на дыбы, нервы подростков. Басистые голоса мужчин. Возмущённые возгласы каких-то женщин. Крики и плач детей. Громкие переговоры работников. Постоянно пикающие приборы. Противный звук скольжения колёс увесистых чемоданов по гладкому, но затоптанному полу. Все эти звуки, в буквальном смысле, раздирали барабанные перепонки. Хочется поскорее уйти из этого места: огромное количество, всё время торопящихся, людей — туда, где совершенно нет всей этой суеты. Но, к сожалению, жить в, пусть и небольшом, но с приемлемым населением, городе — тяжкая ноша для тех, кто любит одиночество или хочет отречься от всего. Белоснежные волосы-иголки юноши выглядывали несколькими прядями из под заострённых краёв его шляпы, пока сам обладатель столь необычных на цвет и форму волос одаривал свою спутницу беспокойными взглядами. Рядом стоящая девушка с точно таким же необычным цветом волос, нервно сжимала кожаные ручки своей небольшой сумки, периодически облизывая пересохшие от волнения губы. Всё время, что беловолосые добирались до этого места, они не проронили ни звука. А что говорить в таких ситуациях? Фразы, например: «— Мы с тобой ещё когда-нибудь увидимся?» или « — Этот перелёт — испытание для нас. Мы должны его преодолеть?», или другие до жути слащавые и пафосные фразочки из какого-то намыленного сериала для плакс? Нет. Такая «палитра» прощаний не для них. Не для таких близнецов, как они. — Мо, если тебе есть что сказать, то скажи их прямо сейчас. Позже мы сможем общаться только письмами. — Для Марро Мариками такая ситуация была первой — он не знал что делать. Но распускать нюни из-за всего этого — не в его стиле, да и не выход из сложившейся ситуации. Так же думала и Мо Мариками. — Я всё прекрасно понимаю, но не знаю что делать. — Долгое молчание сказалось на голосе беловолосой. Тихий хрип, из-за которого Мо пришлось прочистить горло от неприятного комка. Они смотрели друг на друга спокойно — так казалось мимо проходящим, но только они сами понимали, что значат эти взгляды. Их «палитры» с самого рождения были одинаковыми: все светлые и тёмные моменты их недолгой жизни они были друг с другом. Они всё переживали вместе, но после посадки самолёта им суждено расстаться на продолжительный срок. Сама Судьба — художница уже придумывала, какие бы следующие «пейзажи» ей зарисовать своей кистью и какими бы красками из своей палитры ей их выполнить. По всему помещению раздался металлический голос женщины, объявившая в микрофон о посадке самолёта, рейса «Йокогама — Париж».
Пошёл отсчёт следующей встречи брата и сестры, пока «художница» уже нанесла из своей палитры на их картины первый мазок чёрной краской».
***
Судорожный вздох. От воспоминаний того дня глаза застелила пелена незримых, но хорошо ощущаемых слёз. Нет, плакать никак не хотелось. Просто было...больно и невыносимо. Больно расставаться с дорогим человеком. Особенно с родным братом. Сидеть в салоне, уже отлетавшего, самолёта, в мягком кресле, набитом поролоном и ещё чем-то; видеть в металлическом окне отдаляющуюся фигуру брата, скрывшего свои янтарные глаза под чёлкой, стоявшего в напряжённой позе, что выдавали его сжатые в кулаки ладони — для Мо это было больно. Мучительно больно. Адски больно. В тот момент Мо Мариками хотела сойти с, уже взлетевшего, самолёта, добежать до здания аэропорта, спотыкаясь, падая, в кровь разбив коленки, совершенно не обращая на это никакого внимания, видеть перед собой намеченную цель. Сжать до побеления костяшек кисти рук, с разбегу прыгнуть в объятия дорогого человека, ощущая такое нужно в этот момент тепло, но… В тот момент Мо могла лишь откинуться на спинку кресла. Безжизненным взглядом смотреть в окно, как любимые белоснежные волосы–иголки окончательно исчезают из её поля зрения, ощущая настолько зла и коварна Судьба, довольно скалившая свои зубы в зверином оскале, с наслаждением наблюдая за собственным наброском, что уже успела нанести на картины Мариками. Вот что доставляло псевдохудожнице истинное удовольствие — наблюдать за душевными мучениями героев своих картин, наносить на холсты тёмные тона из своей палитры. Это её любимое занятие. Письмо, что находилось в руках девушки, написанное дорогим для неё человеком, могло дать «трещину» на тёмной картине жизни Мо Мариками, позволив светлой краске пролиться на лист. Всего несколько слов, выведенные фирменным почерком, смогли занести в «палитру» девушки нежные, даже яркие тона, заставляя Мариками счастливо улыбнуться. — Да, Алекси, со мной всё хорошо. — Казалось, беловолосая стала самый радостным и странным одновременно человеком в городе, судя по её заливистому смеху. Странно для неё. По ту сторону аппарата послышался вопросительный возглас, из-за чего Мо вновь засмеялась. — Алекси, не удивляйся ты так, просто сейчас всего одна фраза смогла внести в мою «палитру» теплые цвета. — Чего?.. — Ха, потом тебе всё объясню. — Негодование друга ещё сильнее заставило Мариками нежно улыбнуться. Кажется, сегодня будет хороший день. Странно. «Я приеду к тебе через неделю».