Tanqueray

Сокджин не ругался матом, выглядел интеллигентно и не целовал малознакомых парней в живот. Он не любил шумные компании, не вписывался, не пил толком, а играть в грязные игры даже не думал. О пьяной игре в бутылочку и речи быть не могло. Целовать выпившего — это что-то невозможное, Сокджин бы не вынес запах перегара и чужую слюну у себя во рту. Сокджин всю свою жизнь думал, что сравни тому, как на него не действует гипноз, так и любовь с первого взгляда не подействует, но с Намджуном всё взяло и рухнуло, как карточный домик, уже тогда, когда тот протянул свою руку в дверях чужой квартиры и представился. Просто представился без лишней мишуры: «Привет, я Намджун». Сокджин почувствовал себя слабоумным. Ему захотелось зажаться в угол, отдёрнуть руку и ни с кем никогда больше не разговаривать, никому в глаза не смотреть. Хотя, конечно, лучше было бы сразу закопаться. Намджун держится одной рукой за дверной косяк, а вторую всё тянет и тянет приветственно, наклоняясь к Сокджину ближе и внимательно смотря в его глаза с доброй насмешкой. Сокджина бьёт мандраж от волнения и ещё чёрт знает от чего, что Намджуном представилось. Сокджин пожимает чужую тёплую ладонь и говорит задавленно: — Я Ким Сокджин. Я друг Тэхёна. Сокджин выглядит маленьким мальчиком, заикается и чувствует себя кретином. Вокруг колется даже воздух, мелко-мелко так. И вообще не весело как-то. — Я знаю, — просто отзывается Намджун. Он открывает дверь пошире, гладит рукой воздух в пригласительном жесте, скрещивает ноги и чуть склоняется. — Не соизволите ли пройти? У сударей, сидящих на полу, зад на сквозняке подмерзает-с. Сокджин неловко улыбается, шагает внутрь и, когда Намджун захлопывает за ним дверь, чувствует себя в стране чёртовых чудес. Ощущение очень странное: будто знаешь всё наперёд, будто это всё уже когда-то снилось. Он разувается под пристальным намджуновым взглядом, снимает куртку и мнется в коридоре. Стены незнакомой квартиры давят и шепчут что-то гадкое, пока волшебно понятливый Намджун кладёт руки ему на плечи и подталкивает в гостиную. Сокджин ёжится от чужих прикосновений, но вдруг думает, что руки у Намджуна очень осторожные, и сам он очень приятный — не вычурный, не навязчивый. Намджун из тех, про которых спрашиваешь сам себя, где такие берутся. Со стороны они обычно видятся самодовольными, высокомерными и недосягаемыми, от них ждёшь сложностей. Но вот Сокджин смотрит на Намджуна, такого нескладного, забавного, простого, и всё вразрез идёт. Он, кажется, должен быть хорошим другом. А ещё он харизматичный до жути. Проклинать Тэхёна, шаркая ногами по полу в сторону комнаты, из которой доносится яркий смех; просить Намджуна мысленно: «Не подходи ко мне близко»; корить себя за то, что согласился и пришёл. Тэхён говорил, что хозяин квартиры, Хосок, хороший и умный, что с ним не бывает проблем. Тэхён говорил, всё будет нормально, надо развеяться, новые впечатления нужны. Заходить в комнату, разглядывать людей, думать о чужих руках на своих плечах, видеть улыбку Тэхёна, слышать звон стекла. Намджун приобнимает Сокджина рукой за плечи — дружеский фривольный жест, слишком свободный для них двоих. Сокджину неловко от всего этого, новые люди для него вообще большая проблема, а тут ещё человек какой-то непонятный, к которому тянет так, как ни к кому не тянуло. — Ким Сокджин, тебе сок или джин? — с этой фразы у времени меняется эталон, оно начинает спотыкаться о стрелки часов и идти назад. Голос Намджуна разлетается эхом, а Сокджин вздрагивает, оборачивается на звук и цепенеет. Внутри всё сковывает, в горле чужие слова комом встают, Сокджин не может их проглотить, и потолок кажется слишком низким, давит. У Намджуна заинтересованный взгляд и широкая улыбка, Сокджин не может на неё насмотреться. Сокджин вообще ничего не может, но стоять и молчать нельзя — привлечёт лишнее внимание. Приходится пересиливать себя, пытаться вести себя непринуждённо и отвечать, благодарно улыбаясь: — Мне что угодно. Намджун кивает и мешает апельсиново-грейпфрутовый сок пополам с джином, а на Сокджина смотрят пять странных парней и подозрительно щерятся. Один сидит в позе царя на полу в трикотажной шапке, упираясь лопатками в шкаф. На его коленях, раскинувшись, лежат два уставших тела и синхронно чешут животы, задирая себе футболки до рёбер. На диване ещё один, он кажется очень умным, приветливым и самым адекватным в этой компании. Но меньше всего напрягает Тэхён, потому что он друг и всё понимает. Сокджину очень тяжело с людьми, очень, и Тэхён, пожалуй, единственный, с кем он не чувствует трудностей. — Это Сокджин. Он странный, но классный, — говорит Тэхён, когда его друг присаживается рядом с ним и скромно склоняет в приветствии голову. — Не знаю, как объяснить. Сами поймёте. Сокджин делает глубокий вдох и думает, что большего бреда Тэхён сморозить не мог. Пользы от него в плане реальных действий никакой, но свой человек рядом всегда греет. Намджун бахает перед Сокджином стакан и подмигивает. Красно-оранжевая фруктовая мякоть падает закатом на стеклянное дно. Сокджин тоже куда-то на дно. Падает. С Намджуном хочется сблизиться, подружиться, поговорить хотя бы, но Сокджин реально оценивает ситуацию и слишком сильно волнуется. Приходится заставлять себя не думать о Намджуне и неудобстве среди незнакомых людей. Он подбирает под себя ноги, потягивает коктейль — зубы бьются о тонкое стекло, — ловит терпкое послевкусие и знакомится со всеми. Чужие имена запоминаются на удивление легко. Парень, которому только Шапки Мономаха на голове не хватает — Юнги; умный — это Хосок, он хозяин квартиры, но почему-то только молчит и смеётся с дивана; два тела — Чонгук и Чимин (Сокджин отличает Чимина от Чонгука по его дурацкому смеху, Чимин смеётся как безмозглый); а Намджун (чтобы запомнить его имя Сокджину не нужно даже сильно стараться) — это тот, на которого смотреть невозможно, потому что обнять хочется. Сокджин не знает этому причин, но когда смотрит на Намджуна, ему в уши чей-то шёпот льётся: «Ниже, ниже, ниже». И совершенно непонятно, что бы это могло быть и к чему ведёт. Только чувство, что всё снится, не оставляет. Кажется, будто вот сейчас половина стен растворится, люди лица потеряют, начнут говорить что-то, что не запомнится, и из всех цветных картинок останется только Намджун — неопознанный объект без особых признаков, от которого чем-то приятным будет веять в воспоминаниях. С каждым днём мутный образ будет истончаться, рушиться, а потом и вовсе на нет сойдёт. И только имя останется — Намджун. — Dirty dice! — голос Юнги с отвратительным акцентом рушит тишину, будто кирпичную стену, за которой прячется Сокджин, и мелкая каменная крошка сыплется тому на макушку, а обломки валятся в стакан. Вокруг шумит всё, гремит. И голос Юнги всё распинывает обломки кирпичей в стороны на задворках сокджинового сознания. Слышать голоса, забывать своё имя, вспоминать дорогу домой, проверять телефон в кармане, отвечать бездумное «да» Тэхёну, думать о маме. Впитывать в себя смех, в котором голоса путаются, словно цветные нитки, завязывать себя в узлы; «Привет, я Намджун», — голосом того самого; «Тебе нужны новые впечатления», — голосом Тэхёна. Смеяться над чем-то тоже, чувствовать себя свободнее, разглядывать ровную улыбку, забывать своё имя дважды, спрашивать себя: «Что я здесь делаю?» — Решаем как взрослые люди, — Чимин смеётся по-дурацки, — на камень-ножницы-бумага. Первый ход победителю. Хосок сдвигает бардак на столе в сторону и кладёт пустую стеклянную бутылку в центр. Над ней вытягиваются шесть рук, зажатых в кулаки в готовности. Тэхён пихает Сокджина в плечо: — Ты с нами? Сокджин зачем-то вытягивает свою руку тоже. Оправдывается тем, что это может быть интересно. Пьяная жизнь почему-то всегда влечёт хороших мальчиков. Выигрывает Чонгук, в его раскрытую ладонь падают две игральные кости от Юнги, и он подбрасывает их победно, выкидывает на стол и крутит стеклянный указатель. Для Сокджина это как игра в русскую рулетку, он замирает каждый раз, когда стеклянное горлышко проносится мимо него. Отпускает только тогда, когда мнимый выстрел уходит в Тэхёна. Тэхён сидит совсем рядом — ещё бы чуть-чуть и попался Сокджин. Сокджин выдыхает шумно и допивает свой коктейль. У Чонгука на кубиках «подуть» и «ухо», он лезет через стол к Тэхёну и нечаянно переворачивает стакан Юнги. Алкоголь из стакана растекается по столешнице, полупрозрачное пятно ширится, льётся на пол. Чимин ловит капли, срывающиеся с края столешницы, ртом с упоением и облизывает угол стола. Чонгук хватает Тэхёна за шею и осторожно дует в самое ухо. Тот жмурится, глупо улыбаясь, и его коротко перетряхивает, как от слабого удара током. А Сокджин смотрит на это всё и сглатывает. Внутри всё мешается и взрывается, словно петарды. Стеклянное горло зелёной бутылки смотрит зловеще, стакан Юнги всё ещё перевёрнутый, Тэхён выглядит сбрендившим, Хосок смеётся (он похож на бога, смотрящего за людскими выходками с высоты), у Чонгука взгляд пронзительный и тёмный — такой, будто он всё на этом свете знает, даже про сокджиновы волнения. И Намджун рядом сидит. Сидит и своим плечом плеча Сокджина касается. Сокджину хочется стереться с лица земли на пару минут: ну, сойти с планеты, прогуляться, на солнечных ветрах в пепел выгореть, например. А ещё хочется выпить, но он слишком скромный, чтобы попросить себе добавки. Юнги смотрит на него подозрительно и вытирает мокрый стол рукавом своей кофты, а потом улыбается пьяно и криво, поджимая губы. Сокджину кажется, что Юнги явно больной на всю голову. — Тебе ещё? — интересуется Намджун, приподнимая брови и смотря на Сокджина. Намджун выглядит добрым и забавным, с ним как-то легко. Только когда ты никогда таких людей не видел, когда не знаешь, как с ними себя вести, всё начинает работать против тебя. Сокджин боится в себе этого странного желания сблизиться с таким притягательным незнакомым человеком. — Ты на разливе сегодня? — он просто пытается поддержать беседу, пока Тэхён крутит бутылку на столе и старательно трясёт в кулаке игральные кости. И чувствует, что уходит мимо кассы на полную. — Я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя неуютно, — говорит Намджун. Фраза будто под дых бьёт с маху, потому что всё это невозможно — от неожиданной сверхзаботы корёжит. И снова это «Ниже, ниже, ниже» щекочет ребра и носится «Не подходи ко мне близко» в голове. Непривычно всё, уютно чересчур. Сокджин думает, что никто в этой жизни не был к нему так внимателен и добр. Даже Тэхён, наверное. А потом Сокджина бьёт ещё раз: бутылка указывает на него, а на кубиках значится поцелуй в губы. От переизбытка эмоций из Сокджина рвётся кашель, Намджун стучит ему по спине ладонью. Тэхён смеётся, говорит, не бойся, и прижимается губами ко рту Сокджина, когда тот, покрасневший и взволнованный, перестаёт кашлять. Поцелуй с Тэхёном в губы — это край. Так Сокджину кажется, потому что они с Тэхёном дружат с детства, бок о бок прошли слишком много всего и до сих пор спят в одной кровати, когда остаются друг у друга на ночь. А теперь не будут. По крайней мере, Сокджин даёт себе слово спать с Тэхёном только валетом и косит на друга. Тот вытирает губы ладонью и картинно отплёвывается. Хуже не будет, так Сокджин себя уговаривает и крутит бутылку, выкидывая кости на стол. Когда указатель останавливается, у Сокджина внутри всё бурьяном зарастает: Намджуну по условиям игры нужно живот облизать. Сокджин воет. Намджун щурит свои глаза, широко улыбаясь, и показывает ему большой палец. Ему хочется съездить по лицу кирпичом, хорошенько так приложиться. Но Намджун ничего не знает и только опирается на руку, отклоняясь назад, подцепляет пальцами свою майку-алкоголичку и задирает повыше. Ну ладно, думает Сокджин, просто ладно, окей, хорошо. Юнги напевает какую-то пошлую песенку, остальные знают слова плохо, но всё равно пытаются подпевать, а Сокджин наклоняется и проходится языком по животу Намджуна от пояса брюк до самых рёбер. Намджун весь напрягается, втягивает воздух носом и просит: — Никогда не делай так больше, - подчёркивая «никогда» особенно жирно. Сокджин согласен на это никогда. Именно это никогда действительно должно быть никогда. Только Сокджину пора бы уяснить, что зарекаться в этой жизни не стоит, потому что именно в такие моменты юг меняется на север, белое уходит в чёрное, а «никогда» становится «всегда». И в следующий ход указатель Намджуна тыкает в Сокджина, а игральные кости командуют целовать ему ноги. Глаза Сокджина как будто вытекают, оставляя мерзкие провалы зиять тьмой; через эти дыры по буковкам видны мысли о волнениях, о неловкости и о том, что же творит чёртово сердце. Сокджин иссыхает, теряет свой вес, ровную осанку и широкие плечи через призму другого пространства. Всё, что остаётся от него в итоге за безумные пять секунд перед концом света — это крошащиеся кости, оплетённые тоненькими синими венами, по которым не кровь, а ледяная вода бежит. Хочется сорваться и уйти побыстрее, но смелости не хватает даже на то, чтобы встать. И воздуха в лёгких не хватает, потому что всё как-то очень вычурно и нехорошо. Сердце заходится и губы горят. Зажмуриться, ничего не слышать, стараться быть невидимым, глупо шутить. Проклинать себя, проклинать Тэхёна, Намджуна тоже проклинать. Смотреть Намджуну в глаза. Думать, что всё ужасно; надеяться, что ничего не произойдёт. Слышать от Хосока: «Это игра». Видеть улыбку Хосока. Слышать смех Юнги, напрягаться от взгляда Чонгука. Быть пьяным, смеяться. Скрывать за смехом свои мысли и слабости. Кончаться по каплям. Намджун кашляет в кулак и вздыхает обречённо. Вообще-то ему никуда не стоялось целовать кого-то в ноги. Сокджин прикладывает ладонь к своему лбу, потому что так жить нельзя. В сомнении на него смотрят два больших намджуновых глаза, спрашивая, а нужно ли всё это, но Сокджин показывает большой палец — издевается так же, как над ним, мелко мстит. Намджун меняется в лице, глаза его стекленеют, а у Сокджина от этого на секунду внутри всё электричество вырубает: лампочки тухнут, механизмы останавливаются, системы отказывают. — Нам Джун, вам Джун — всем Джун, — бубнит Чимин со скучающим видом. — Давайте быстрее, — Чонгук почти ноет. А у Тэхёна глаза идиота и улыбка бешеная, выжидающая — друг ещё называется. Намджун тянет Сокджина за ноги резко, придвигая к себе. Тот падает назад, приземляется на локти, больно ударяясь самыми костями, а в глазах у него почти истерика. — Ты бы видел своё лицо, Сок-джин, — Юнги проговаривает его имя по слогам, глумится. А Намджун скалится, обнажая зубы. У Сокджина сохнут трубы и эхо басит в ушах: «Ким Сокджин, тебе сок или джин?» Сокджин вытягивает вверх одну ногу, по-идиотски тянет носок. Намджун подхватывает её одной рукой под коленкой, а пальцами второй обнимает щиколотку. — Вот я ноги ещё не целовал, — смеётся он. Хосок разваливается на диване и твердит своим господним тоном: — Играем уже. У Сокджина белоснежные носки, на них нет и пятнышка, а сам он опрятный и пахнет порошком. Намджун смотрит ему в глаза, когда прижимается губами к верхней части его стопы, а Сокджин едва не давится. Оторвать взгляд от намджуновых глаз невозможно — они слишком туго привязывают к себе, в них падаешь, словно в пропасть. «Ким Сокджин, тебе сок или джин?»; «Ниже, ниже, ниже». Сокджину думается, что в английском языке слова love и low могут звучать похоже — иногда. И сейчас под кожей проходит как раз этот странный звук негромкими затухающими волнами: то ли low, то ли love. Звук нечёткий, размытый, шумный, но толпу глушит всё равно. Намджун целует ещё раз, пока толпа взрывается смехом и шутливыми, безразмерно глупыми комментариями. Сокджина прошивает толстой иголкой, капроновой красной ниткой, пробивает, ломает и делит на ноль. Внутри него истерика поднимается и бурлит: хочется смеяться, злиться и, может, даже снова выть чуть-чуть. Он дёргает ногой, упирается ладонью Намджуну в щёку, отталкивает его. Тот держит крепко и не отпускает — ни взглядом, ни руками. Сокджина колотит, он пинается, пытаясь вырваться из чужой хватки, бьётся, как загнанный в угол зверёк, и даёт Намджуну пяткой в челюсть — чисто случайно. А сам пугается до смерти. Намджун хватается за больное место, отталкивая Сокджина от себя, разминает пальцами челюсть и смотрит с разочарованием и укором в глазах — поиграли. А потом посылает Сокджина к чёрту и стремительно уходит на кухню. Резкая тишина мешается в воздухе с напряжением, отсекает весь смех и веселье в секунду. — Драться было не обязательно, — беззлобно отмечает Юнги, прикладываясь к бутылке Чинзано лбом. Сокджин чувствует себя абсолютно обнажённым, подставленным под критикующие взгляды. Его глаза мечутся от одного лица к другому, но защиты найти не могут нигде. Чонгук поджимает губы, Хосок отводит взгляд, Чимин по-тупому открывает рот и разводит руками, а Тэхёну просто нечего сказать. И только Юнги смотрит на него по-царски — глаза в глаза, — подпирая голову рукой, и в его взгляде читается: «Парень, ты знаешь, что нужно делать». Сокджин не выдерживает этого прессинга и сбегает на кухню вслед за Намджуном. Намджун стоит у тёмного голого окна с пыльными стёклами и курит, периодически высовываясь в форточку, чтобы выдохнуть. Он говорит: «Не подходи ко мне». Но Сокджин подходит всё равно. Он встаёт достаточно близко, позволяет лишь скромным нескольким сантиметрам их разделять, присаживается на подоконник, упираясь руками позади себя, и разглядывает Намджуна. Сокджин молчит, потому что не знает, что сказать, теряется в бесконечном потоке бессвязных слов, возникающих в голове образами. — Мне показалось, что я тебе понравился, — басит Намджун, выпуская сизое облако в форточку. Сокджину даже на это сказать нечего. Потому что да, понравился. Больше, чем нужно. Больше, чем можно вынести с первой попытки. — Прости, — это всё, что он может сказать. — Да ничего, — отзывается Намджун, — всякое ведь случается. Голос Намджуна ощущается горечью на языке, в децибелах этих скользит разочарование тонким шёлком — лёгкое такое. — Давай помиримся? Пожалуйста, — Сокджину просто не нравится это напряжение, не нравится чувствовать себя виноватым, сжирать себя изнутри за то, что где-то что-то коротнуло. Намджун выкидывает в окно окурок, закрывает форточку и улыбается открыто и искренне, светлеет и кажется добрым-добрым. — Мы и не ссорились. Сокджин неловко улыбается в ответ и протягивает Намджуну ладонь. Намджун кладёт свою сверху — теперь она холодная — и сжимает сокджинову руку совсем осторожно, будто боится повредить. Он говорит: — Я не хочу туда. Я устал. Я хочу лечь. — Куда? — от удивления Сокджин даже по-глупому приподнимает брови. Намджун слишком странный. — Прям здесь лягу, — Намджун беззлобно пинает пол. — Здесь тихо и дышится свободно, — и ложится на прохладный линолеум посреди тёмной кухни и тянет Сокджина на себя. Тому кажется, что это бред, но вообще-то он не против. А потом они лежат, вперившись в потолок, и всё ещё держатся за руки. Сокджину так спокойно, что даже сердце не колотится. Внутри по свежим метеоданным прохладная безветренная погода без осадков. Намджун достаёт телефон из кармана от скуки и листает ленту в социальных сетях — вот так просто. Сокджин придвигается к нему ближе, кладёт голову на плечо и с интересом наблюдает за мелькающими на экране картинками. Не то чтобы Сокджин любил заниматься чем-то подобным, но сейчас это кажется очень естественным, а пальцы сами по себе крепче сжимают намджунову руку. В гостиной снова звучит смех, чужие голоса и звон стекла: Чимин гогочет как придурок, Юнги несёт какую-то пафосную чушь, вступая в распри с Тэхёном, а Чонгук, кажется, засыпает, потому что его не слышно. Сокджин пригревается на чужом тёплом плече, ему хорошо и уютно. Их сцепленные с Намджуном руки немеют, но никто не собирается отпускать первым. Они вдвоём тихо смеются над чем-то, и Сокджин отмечает, какой у Намджуна приятный смех, плечи от него чуть-чуть подрагивают. Фраза, которую Сокджин сдерживал в себе весь вечер, рвётся из него сама собой, потому что он давно не улыбался так много и так ярко. — Ты такой хороший, — абсолютно бессмысленно шепчет он Намджуну в самое ухо. — Да? — вполголоса переспрашивает тот. — А я получу ногой в челюсть, если по-хорошему попытаюсь тебя поцеловать? Сокджину нравится тембр голоса Намджуна, он где-то внизу живота солнцем разливается, и Сокджин решает, что это хорошая причина, чтобы поцеловать Намджуна самому. Он даже почти готов к тому, что тот будет мстить и ударит хотя бы чисто символически. Но Намджун, конечно же, не делает этого.