Звезды

Еще одна бессонная ночь за книгой, еще один вечер, потраченный впустую, и еще одна страничка в пухлой книге записей, покрытая торопливым почерком. Он всегда записывает результаты собственных исследований. На столе – кружка с остывшим чаем, которого он отпил только пару глотков и совершенно не помнил вкуса. На плечи накинут белый халат, но все равно холодно. Альба не уверен, он слишком сонный, потому соображает еле-еле, но, кажется, шаг вперед все-таки сделан? Новое маленькое открытие, которое само по себе ничего и не значит, но они копятся, складываются, нагромождаются друг на друга, подталкивая исследователя к тому, что он сделал целью своего существования. Не оглядываясь назад, думая лишь о пользе, которую может принести исследование в области магии. Магия, открытая Рукимедесом тысячу лет назад, сама по себе была чем-то удивительным. Ведь если суметь ее контролировать, жизнь может стать намного проще! А сейчас ее ассоциируют лишь с разрушениями, устроенными Рукимедесом. Иногда знакомые упрекают Альбу в том, что он слишком высоко метит, но ученый не сомневается. Нет, в себе-то как раз у него с самого детства хватает сомнений, но вот в своем твердом и непоколебимом желании – нет. С детства непоседливый мальчик куда-то рвался, чего-то хотел и искал, зачитывался историями о прошлом и мечтал… а потом повзрослел и, пока все знакомые заводили семьи, углубился в науку. Не то, чтобы семьи ему не хотелось. Иногда он даже мечтал о подобном. Иметь рядом человека, которому можно доверять настолько, чтобы прощать все возможные неровности в отношениях. Такого, кто определенно наполнит твою жизнь смыслом и станет подгонять вперед, к новым свершениям. Разве это не прекрасно? Иногда он даже видел перед собой неясный темный силуэт, когда предавался мечтам. Ни во что конкретное он не формировался, оставаясь мутным, неопределенным. Магия. Вот что стало его семьей, его единственной целью, тем, что занимало мысли темными ночами. Зябко ежась и кутаясь в халат, он думал о том, что, возможно, когда-нибудь все-таки найдет человека, с которым ему будет хорошо. Но это было тогда, сначала, пока он был еще молод. А потом темный силуэт стал слишком блеклым и почти уже неразличимым. Словно человек, который ему нужен, настолько далек, что до него не дотянуться в этой реальности. Иногда ему казалось, что нечто подобное испытывает и его помощник. Альба частенько кричал на Сола за то, что он такой безответсвенный и думает лишь о еде. Но ведь он молодой, ему как раз неплохо бы задуматься о личной жизни, а он точно так же тоскует по чему-то, совершенно Альбе непонятному. Возможно, потому они и сработались – у них явно было что-то общее. Иногда эта тоска выливается в чрезмерную работоспособность. Альба способен орудовать книгами, записями, пробирками и агрегатами целыми сутками напролет, пока измученный организм сам не взмолится об отдыхе, и ученый не отключится где-нибудь прямо за рабочим столом. А иногда, как сейчас, он кладет голову на сложенные на столе руки и смотрит в окно. Где-то глубоко внутри назревает безнадежная тоска, ведь он понимает, что на чем-то важном для себя он уже поставил крест. Отдал свою жизнь исследованиям, которые если и принесут какой-то толк, то уже не для него, а для будущих поколений. И тогда он улыбается. Ничего! Все равно он никого так и не встретил, а для того, чтобы послушать его нытье, у него всегда есть такой же одинокий Сол. Хотя, конечно, он никогда не ноет. Это так, личные измышления. А темный силуэт в его сознании почти затух. Слишком далеко. Не в этом мире, не в этой жизни. Его здесь просто нет и никогда не будет. Остается только распоряжаться своей жизнью так, как он может. Альба может! Он может так, как никто другой! Он еще покажет тем, кто в него не верил! Впрочем, важно для него не это. Он словно чувствует, что, хоть и не сумеет сам воспользоваться плодами собственного труда, все-таки без следа для него они не пройдут. А красная незаметная ниточка, натянутая до предела и уходящая пока еще в никуда, подстегивает снова и снова заниматься работой. Падает звезда. Крупная такая, наверное, нужно желание загадать. Он тянет руку к окну, неосознанно и до странного отчаянно, но тут же ее одергивает. Что за глупости приходят в голову, в его-то возрасте! Альба улыбается собственным мыслям. Улыбка теплая и печальная. Как-то так вышло, что улыбается он теперь только так. Где-то там, тысячу лет назад, в мире, который всегда был ему родным и в котором он проживет всю свою жизнь, Шион сидел, облокотившись спиной о холодный камень, и с безразличием смотрел единственным уцелевшим глазом в пламя костра. Креа уже спал, беззаботно свернувшись клубком и мирно посапывая. Все закончилось? И он, Шион, теперь действительно сирота? Ужасно это, должно быть, - стать убийцей собственного отца. Но сердце его словно окаменело, потому он не испытывал совершенно ничего. Он сражался из отчаяния, с болью, которая не проходила с того самого момента, когда погибли мама с Лейком. Дальнейшие выходки отца, которого эта боль привела к поистине разрушительным последствиям, все только усугубили. Ну и конец не принес никакого удовлетворения. Это действительно был конец, и новой жизни у Шиона уже не будет. Взгляд его упал на спящего Креа. Он смотрел на парня долго, разглядывая, как пляшут языки пламени на его щеке. Лицо такое умиротворенное, это даже мило. Наверное, он должен радоваться тому, что у него есть Креа. Он всегда шел рядом, всегда его поддерживал, и Шион ценил это. Он готов был, если понадобится, сделать все для своего друга, единственного оставшегося близкого человека, в том числе и жизнь бы отдал. Но вот семьей его не считал. Не хватало чего-то, представление о чем он и сам имел весьма смутное. Ведь Шион не знал никакой другой жизни. Возможно, поэтому сейчас он больше ничего не чувствует? А вот Креа с ним, кажется, хорошо, его все устраивает. Он всегда мечтал путешествовать по миру, так сейчас они как раз в это путешествие и отправились. Почему же у самого Шиона такое чувство, что его жизнь уже закончена? И теперь, когда можно свободно вздохнуть, вздох получается невыносимо пустым, не наполненным ничем? Как полное туч небо, в котором слишком давно не было солнца, и ты уже забыл о том, как оно выглядит. Пустое и серое, грязного, безнадежного цвета, лишенное смысла и надежды. Нитка на его мизинце уходит куда-то, куда он не сможет ни заглянуть, ни добраться. А может, и вовсе ее нет. Такой уж он человек. Наверное, он и за Креа должен быть благодарен, ведь он жив. В небе упала звезда, крупная и яркая. Алый глаз удивленно распахнулся, и, как в далеком детстве, его наполнила внезапная и глупая надежда. Он даже успел увидеть перед глазами смутные очертания чего-то светлого, но такого далекого, что отсюда невозможно ни увидеть, ни понять. Протянул руку, растопырил пальцы, словно ловя – и что же? Стало смешно от собственной наивности. Не в этой жизни. Не в этом мире. Падающую звезду углядели и внимательные черные глаза отчего-то не спящего молодого мага. Он тут же подскочил, сел на кровати. - Ого, Альф, ты видел?! Не видел. Блондин, конечно, спал – нелогично тратить время, отведенное на отдых, на такие глупости, как валяние на кровати и пяленье в красивое звездное небо. У этого парня вообще представление о том, как стоит развлекаться и чем заниматься были свои, авторские. Но Эльф видел. Звезда была такой красивой, он таких крупных и не наблюдал ранее. Наверное, стоило загадать желание, но он не успел, задумавшись о своем. Почему-то стало грустно, но парень тряхнул черноволосой головой, прогоняя мысли о чем-то ему неизвестном и полном щемящей грудь печали и одиночества. Да он и не одинок вовсе, что за глупости! У него есть Альф, а еще есть фотография Альбы-сана, стоящая в золотой рамочке у кровати. И все же… все же… Эльф откинулся обратно на подушку, заведя руки за голову. Спать что-то совсем перехотелось. Откуда у него это дурацкое ощущение, что сейчас он нашел какую-то пока ему неведомую загадку?