Немного

Она остаётся. Совсем ненадолго, день или два, не больше. Дороти подходит к каждому из них, тепло обнимает и улыбается, совсем-совсем как раньше. Страшила замирает, когда она прижимается к нему, а потом обнимает её, крепко-крепко, в ответ, закрывая глаза. Порой он сомневается в своей мудрости. – Что ты делаешь? Он вздрагивает от её голоса, ровного, спокойного, но всё такого же звонкого как раньше. Она медленно подступает к нему со спины, и Страшила поворачивается к ней лицом, скрипя стулом и устало улыбаясь. Дороти заинтересованно садится напротив и подпирает рукой щёку, смотря прямо ему в глаза. Он сдерживает вздох и всё ещё едва заметно улыбается: – Знаешь, не так уж и легко править целой страной. Девочка задумчиво кивает и рывком поднимается из кресла, наклоняясь к старому другу и растягивая губы в улыбке. Он чуть отклоняется назад, часто моргая, и что-то быстро-быстро шепчет, что слова растворяются в тишине пустого кабинета, где стоят двое. – Я могла бы помочь. – Разве что с разбором бумаг. – А я что-то говорила про бумаги? Дороти хватает его за руку, и шляпа его почти касается её лица, когда Страшила неожиданно поднимается. Она тянет его по коридору вдаль, смеясь и скользя по мраморному полу, и он заворожено за ней наблюдает, затаив дыхание. Что-то сейчас идёт определённо не так. Он смотрит вниз, где расползается в длину и ширину каменная кладка и где стояли они, готовые атаковать. А потом вздрагивает и мотает головой, вспоминая. Как она падала, не в силах даже закричать. Как Тотошка нервно жался к ней и скулил. Как взгляд его пытался удержать её, а формул всё не было и не было. Джестеру не хватило каких-то жалких секунд для осуществления её смерти; Страшиле не хватило голоса возопить. И это невероятно печёт в районе груди, сжимая всё в одну большую кучу, что дышать становится невозможно. Но сейчас она внизу. Машет и улыбается, как ни в чём не бывало. Дороти, наверное, даже не догадывается. Она гладит пса по голове и заливисто смеётся, перебирая чёлку. Он подходит к ней сзади, бесшумно, что она лёгко вздрагивает, и садится рядом. Она переводит на него взгляд и тепло улыбается, борясь с мимолётной грустью. – Когда Глинда отправит тебя в Канзас? – Вечером. Страшиле хочется придумать машину, способную остановить всё это. Дороти утыкается подбородком в колени и вздыхает, наблюдая за готовящимся зайти за горизонт солнцем. Он смотрит на неё, а когда глаза их встречаются, тут же передёргивает плечами и отводит взгляд в сторону. До вечера… В коридоре замка пусто. Страшила обхватывает руками её лицо и едва ощутимо касается её губ, притягивая к себе и наклоняясь. Дороти замирает от неожиданности и прикрывает глаза, чувствуя, как сердце стучит чаще. Ей страшно немного, совсем чуть-чуть. Девочка из Канзаса, сама Гроза ведьм, боится хоть слово сказать. – Пожалуйста, Дороти, не молчи, – выдыхает он ей в лицо. – Дороти. – Я… – запинается она и жадно глотает воздух. – Я… Что-то сейчас, определённо, идёт не так. Им, кажется, всё равно. На крыше дует едва прохладный ветер, забираясь под юбку и затянутый до конца пиджак. Глинда уже спешит. Она неловко подходит к нему и замирает, думая, как поступить. Страшила едва заметно выдыхает и притягивает её за плечи ближе, обнимая так крепко как никогда прежде. – Мы же друзья, Дороти, – улыбается он и треплет её по голове. – Просто скажи, что думаешь. – Тебе срочно нужно учиться целоваться. Она вся пылает и тихо смеётся, пока смех этот не перерастает в дикий хохот. Они сгибаются пополам и закрывают каждый рот рукой, похожие до того, что сами этого не замечают. Страшила смотрит на неё, тепло и успокаивающе, как может смотреть только он сам. – Знаешь, я буду ждать, – произносит, наконец, он, когда они успокаиваются, и Дороти удивлённо смотрит на него. – А пока – вот. Она обнимает его со всей возможной своей любовью и шевелит сухими губами. В ярком, счастливом солнце несуществующий изумруд отражает мириады счастливых вариантов их будущего.