По лезвию ножа

Жизнь уходит из рук, надвигается мгла, Смерть терзает сердца и кромсает тела. Возвратившихся нет из загробного мира, У кого бы мне справиться: как там дела? (с) Омар Хаям

      Вашингтон, округ Колумбия, 2001 год.       Сияющая самодовольством покруче медного таза рожа Уитли Бенинга, крупного темноволосого генетика, возглавляющего команду ученых, что трудятся над проектом "Зимний Солдат", раздражала меня последние пару недель до такой степени, что хотелось подойти к Зимнему и попросить немного размяться на предоставленном ему нахальном материале в белом халате. Удовлетворенный новостью, что команду вместо ушедшего Вернера возглавит новичок, ни разу с подобным делом не сталкивавшийся, но имеющий какой-то там хваленый опыт на поприще науки в целом, Бенинг не упускал ни единой паскудной возможности насолить мне, подколоть или блеснуть знаниями, на глазах у всех выставляя меня полнейшей кретинкой. Для того, чтоб меня уверили в крайней степени моей тупости и неосведомленности в вверенной мне работе, достаточно было задать любой вопрос по мало-мальски непонятному мне материалу, который вызывал у противного техасца надменно-презрительный смешок. А далее, с видом мудреца, вдалбливающего всем известную истину в голову неразумной бестолочи, мужчина начинал длиннющий монолог таким издевательским и хорошо поставленным тоном, словно всю жизнь только тем и занимался, что макал людей в дерьмо словесно. Причем, даже не оскорбляя. Талант, черт бы его побрал.       Бесцельно слоняясь по новоприобретенному кабинету с папкой-досье одного из агентов спецподразделения "Strike", я не расслышала стука в дверь и потому вздрогнула от внезапно раздавшегося из бесшумно открытой двери голоса.       – Мисс Райт, Пирс приказал сегодня провести процедуру.       Так скромно здесь именовали инквизиторское издевательство машиной над испытуемым объектом. Покопавшись в памяти и припомнив, что Вернер вел разработки аналога сыворотки Эрскена, периодически тестируя его на попадавших к нему в руки образцах, я удивленно уставилась на явно довольную моей растерянностью рожу Беннинга, маячившего в дверном проеме.       – Я думала, что разработками занимается непосредственно Абрахам и его исследовательский отдел, который благополучно вместе с ним отбыл в Австрию?       – У них нет машины для проведения повторных тестов, уже после введения сыворотки. Машина существует в единственном экземпляре, а Вернеру, насколько мне известно, запрещено копировать её.       – Запрещено Арнимом?       – Да. Говорят, что Зола когда-то выразил надежду, что Вернер его переплюнет и создаст собственный алгоритм.       – Иногда мне кажется, что Зола хочет создать свой собственный клон, вырастить его и пересадить ему свои мозги. Но пока наука не зашла так далеко.       Уитли хмыкнул.       – Пирс будет ждать отчет о прогрессе экспериментов...       – Который ты напишешь, а я подпишу, – мстительно улыбнулась я, правда про себя.       Уитли скис, предвкушая знатную бумагомарательную работу под вечер. У него явно отменяется предвкушаемый доселе визит в бар и пара кружек пива - вон как расстроился. Прямо бальзам на душу.       – С Пирсом я поговорю в устной форме, а наблюдения за экспериментом ты запишешь. Когда хотят начать?       – Через пятнадцать минут, – сквозь зубы процедил Беннинг, мысленно наверняка представляя меня объектом испытания.       – Я буду в лаборатории к этому времени.       Когда двухметровый детина Беннинг соизволил закрыть за собой дверь, я рухнула на кожаное вертящееся кресло и принялась терзать сверхсекретную телефонную линию, чьей безопасности могла с легкостью позавидовать ЦРУ-шная, к примеру, не говоря о Пентагоне или Белом доме. Насчитав тринадцать гудков, я уже собиралась было бросить безнадежное дело, решив, что Александр занят, но тут в трубке раздался весьма жизнерадостный голос: – Работаем, вроде бы, недалеко друг от друга, но ты, тем не менее, всё реже заявляешься в Щ.И.Т. Хоть когда тут бываешь, заглядывай.       – Скажи, там еще никому не кажутся странными мои продолжительные отлучки с основного места службы?       – Ммм, нет, у тебя весьма убедительная легенда, да и мне тут привыкли доверять. Но всё-таки тебе надо чередовать визиты, мисс двойной агент.       Почти физически ощущая холод его едкой ухмылки, я задала животрепещущий вопрос: – Меня не предупреждали о продолжении тестирования разработок Вернера. Я думала, он их сам в Австрии продолжит.       – Ты фактически моя правая рука и глава подразделения, на нынешний момент основного в нашей системе. И глава научно-технического отдела, соответственно. Так что на твоих хрупких плечах сейчас лежит важная миссия по продолжению нашего дела и внесении своей лепты в историю...       – Что в переводе означает "не перекладывай с больной головы на здоровую". Замысловато ты меня сейчас в пешее эротическое путешествие послал.       – Не надо утрировать до такой степени. Я обещал тебе свободу действий – ты её получила.       – Это скорее тюрьма, обнесенная колючей проволокой правил и запретов, – взорвалась я. – А теперь мне придется из себя строить третьего Арнима Золу. Чёрт, Александр, я же ни черта не знаю об этих разработках, точнее – мои знания поверхностны, а Вернер основывался на генетике, в которой я сведуща на уровне того, что могу лишь дать определение ДНК.       – Не паникуй, разберешься, ничего сложного. В электронике-то ты начала прекрасно разбираться с недавних пор, как мне донесли.       – Ну, мне интересно строение руки Зимнего, вот я и вникаю.       – Вот и сделай милость, вникни и в эксперименты. Когда тестирования завершатся успехом, то возможно, Зимнего подвергнут повторным испытаниям. Будет зависеть от качества воздействия сыворотки, может, она будет ему полезна.       – Так и скажи, что ты ему апгрейд сделать хочешь, – буркнула я и отключилась.       Спустя несколько минут я стояла посреди живого муравейника ученых в лаборатории, где располагалось пресловутое инквизиторское кресло. Подопытный, симпатичный молодой мужчина с тренированным телом и столь же мутным взглядом, какой был и у Зимнего Солдата, безучастно сидел в кресле, уже зафиксированный тяжелыми стальными клещами на подлокотниках.       Один из ученых, поминутно заикаясь (природное, видимо), выдавал мне информацию о нём. Спустя минут десять безнадежных попыток не раздражаться на бесконечную икоту подчиненного, я кивнула и махнула рукой, чтоб начинали.       Парень успешно прошел стадию сыворотки, но пока не проявлялось никаких видимых последствий ее введения. Поэтому ученые решили пройти следующий этап и отправить испытуемого на форматирование. По описанию опытов над Зимним Солдатом, со времени введения сыворотки и до сегодняшнего момента прошло достаточно времени, чтоб подвергнуть подопытного воздействию психологического перепрограммирования.       С моей отмашки Беннинг сунул в рот апатичному мужчине капу и запустил процесс.       Спустя минуту я готова была, поджав хвост, галопом выбежать из проклятой лаборатории, зажав уши.       Нечеловеческий, дикий крик агонии едва не рвал барабанные перепонки, оглушал настолько, что все остальные звуки автоматически стирались на его фоне. Я с безумным видом наблюдала за метавшимся в тисках мужчиной и невольно представляла себе, каково это – умереть вот так, бесславно, под холодными, расчетливыми взглядами крыс в белых халатах, видящих в тебе лишь рабочий материал. Хотя, под воздействием психотропного препарата парень вряд ли осознает собственную агонию, но мать вашу, никто не заслуживает того, чтоб умирать в таких муках. Даже самые отъявленные мерзавцы.       Подавив в себе малодушный порыв сделать ноги в свой кабинет, я продолжала наблюдать за побагровевшим лицом, частично видневшимся из-под пластин, за тем, как бугрились мышцы, ведя неравный бой с тисками и стараясь избавиться от мучительной боли. Вены вздувались, темными, ломаными линиями опутывая предплечья и шею мужчины.       Когда болевой порог мужчины перевалил через отметку максимум, крик стал постепенно переходить в хрипы и отчаянный вой. Парень попросту сорвал голос. Частота сердцебиения по показаниям приборов перевалила за отметку двести пятьдесят ещё в первые полминуты, и изможденный орган из последних сил выдерживал эту страшную схватку с болью, но очевидно проигрывал.       В нос ударил специфический запах, а пятна на штанах подопытного не давали повода для сомнений, откуда он взялся.       – Уитли, время? – перекрывая гортанный вой, спросила я.       – Треть цикла пройдена, док, – спокойно ответил Беннинг и брезгливо поморщился, окидывая мученика взглядом.       Мне без слов было понятно, чем сейчас все закончится. Просматривая видеозаписи таких сеансов, я из раза в раз наблюдала подобную картину, до дрожи отвращения вросшую в мозг жуткими воспоминаниями. Видеть эту пытку собственными глазами и, что хуже, слышать её, оказалось едва выносимо.       – Снижайте частоту импульсов, замедляйте процесс, – скомандовала было я, но Беннинг отрицательно покачал головой.       – Вернер велел довести до конца и написать подробный отчет.       Мысленно проклиная немца, я покачала головой. Он видел это не один раз, цикл протекал абсолютно аналогично с прошлыми испытаниями – к чему это повторение пройденного? И так понятно, что мужчина не выживет. Хотя, даже если сейчас прервать цикл, травмы слишком тяжелы, и в лучшем случае парень останется безвольным овощем на попечении медиков. Но с ним тут никто не станет возиться, отработанный материал сбывают в утиль, в случае с людьми – в крематорий.       Агония подопытного подошла к логическому завершению. Изо рта пошла обильная кровавая пена, заливая его щеки, шею и грудь, глаз почти не было видно под пластинами, но если не лопнули, как у предыдущих, то попросту закатились. Нитевидный пульс и протяжно завизжавшие приборы сканирования жизнедеятельности объекта довершили жуткость проведенного опыта.       Тело еще судорожно билось в конвульсиях, когда его снимали с кресла, но досматривать я не стала. Кивнув расстроенному очередным провалом Беннингу, я отозвала его в сторону.       – Составишь отчет, где подробно опишешь все произошедшее, и приложишь видеоматериал. Завтра все должно быть у меня на столе.       Уитли коротко кивнул и вернулся к приборам. Тело на каталке вывозили из лаборатории, прикрыв его простыней. Проводив взглядом белые халаты равнодушных санитаров, я вышла в коридор и, немного потоптавшись, отправилась на минус третий этаж.       Блок, где содержался Зимний Солдат, больше напоминал тюремный карцер, только условия были более терпимыми. Довольно просторное помещение, где была расположена хорошая кровать с жестковатым матрасом, тумбочка рядом, на которой была кнопка вызова персонала, если Солдату что-то потребуется или вдруг он почувствует себя плохо.       Пару раз в неделю, пока Солдат находился на обследовании у медиков, в его комнатах убирались и меняли постельное белье. Помимо этого, его самого обязывали содержать себя в опрятном виде.       Шкаф с экипировкой был встроен в стену, к тому же, в нём располагалось отделение для повседневных вещей. Блок был оборудован ванной комнатой и раздельным санузлом, но всё-таки большую его часть занимал спортзал, которому могли бы позавидовать даже именитые городские спорткомплексы.       Чуть потоптавшись на пороге и не заметив никакого движения у тренажеров, я отправилась к дальней двери, за которой скрывалось жилое помещение.       Солдат, как я и ожидала, даже не повернул голову на вошедшего, лишь мимолетное движение глаз показало, что он заметил меня. Мужчина сидел на постели, прислонившись спиной к стене и безразлично рассматривал стену напротив.       Обманчивое спокойствие и покорная безобидность его общего вида могли ввести в заблуждение о его собранности и адекватности вообще. Психотропные препараты из-за сыворотки, испытанной на нём, хоть и влияли на Солдата, но до определенных границ, притупляя эмоциональное восприятие происходящего вокруг.       Не совсем понимая, зачем вообще пришла сюда, я так и осталась переминаться в дверном проёме, подпирая плечом наличник. И рассматривала мужчину, лишний раз убеждаясь в том, что разглядела в нем тогда, в первую нашу с ним встречу.       Красивый. Темно-каштановые с легкой проседью на висках волосы обрамляли весьма привлекательное лицо с большими, широко посаженными глазами серого цвета, казавшегося еще насыщенней из-за тени от густых черных ресниц; прямой нос, мягкие на вид, чувственные губы, ярким пятном выделяющиеся на его лице; чуть округлые щеки, придававшие ему несколько детское выражение. Чисто выбритая на тот момент кожа открывала взгляду трогательную ямочку на волевом подбородке.       Темная борцовка открывала вид на стык плоти и металла. Бионическая рука Зимнего Солдата – уникальное и крайне дорогое творение техников и медиков одновременно. Ученые довольно долго бились над этим рукотворным чудом, а до совершенства при технологиях ГИДРЫ Арним Зола довел её лишь спустя лет десять после попадания Джеймса Барнса к нему в руки. Разумеется, руку модернизировали практически перед каждым пробуждением Солдата.       Изначально команда ученых билась над функциональностью руки. Сложная микропроцессорная система начинки протеза ещё более сложным образом была связана с большим количеством нервных окончаний тела Солдата, что в конечном итоге позволило сделать руку, ничем не уступающую обыкновенной в пластичности и подчинении своему обладателю. Сплав протеза уникален и создавался, пожалуй, едва ли не дольше, чем сложнейшая начинка. Уникальность сверхпрочного сплава - в его легкости, ведь при всем внушительном внешнем виде вес в полной мере соответствовал обыкновенной человеческой руке. Арним долго тестировал образцы и наконец, когда его команда уже отчаялась выработать нужную консистенцию, получился идеал. Как ученым удалось сплавить в нужной концентрации титан, вольфрам, вибраний, рений, ниобий и тантал и еще несколько весьма дорогостоящих металлов – я не знаю, но результат налицо. Точнее, в замысловато выполненной плоти.       Сплав уникален ещё и тем, что не доставляет привычного неудобства физическими характеристиками обычного металла – он нагревается примерно до средней температуры человеческого тела. Но, несмотря на это, в блоке поддерживалась стабильная комнатная температура весь период, что здесь находился Зимний Солдат в промежутках между заморозками, а иногда её даже повышали. Он сам просил.       Солдат по прежнему не реагировал на мое присутствие, а я не хотела уходить. Странно, но мне было спокойно рядом с ним. Изучив его досье и характеристики от техников и психологов, я знала, что психически он стабилен, исключая лишь изредка проявляющиеся вспышки агрессии, заставлявшие людей в проекте массово ломать головы над определенными вопросами.       "Там, где есть земля, причем довольно плодородная земля, очень легко проклюнуться и самому хилому семени".       Абрахам знал: исходя из собственного опыта, я пойму его правильно.       Человека нельзя сделать тупой машиной, не получится. Пока есть способный к мыслительной деятельности мозг и бьется сердце, человек останется человеком. А границы человеческого сознания неведомы никому, особенно ему самому.       Додумать весьма интересную теорию, упорно лезущую в голову уже не первый день, не получилось. Зимний Солдат неожиданно повернул ко мне голову, и наши взгляды впервые столкнулись. Ни один мускул не дрогнул на его бледном лице, лишь чуть колыхнулись волосы в такт плавному движению.       А вот мне захотелось отчего-то бежать прочь и больше не возвращаться.       Человек. Господи, он такой же человек, как и я. Как Пирс, как каждый из тех, кто сделал его таким... В моей душе никогда не было места бессмысленной жестокости, и потому чисто по-человечески мне было нестерпимо жаль этого молодого (а биологически, ввиду вечных заморозок, Джеймс Барнс и впрямь молод) мужчину, волей судьбы подхваченного в водоворот ненавидящими его главами ГИДРЫ.       Нет, я не особенно верила в болтовню о том, что ГИДРА сделала из Барнса свое оружие только из желания насолить Капитану Америка. Объяснение тому было банальное, хронологическое, – Барнс попал в плен и в испытательную лабораторию Арнима Золы значительно раньше, чем ГИДРА вообще узнала о закадычной дружбе двух бруклинских парней. Фактически, на его месте мог оказаться любой другой, но испытания сыворотки Золы были успешны лишь в случае с Барнсом. А уже позже, когда разведывательный аппарат ГИДРЫ начал пристально наблюдать за развитием команды "Ревущих" и тщательно покопался в личном деле каждого её участника, всё встало на свои места, и Барнс стал врагом номер два.       Отсюда и рвение Арнима к спасению Барнса, как никого прежде.       "Разумеется, я узнал его в поезде в день своего захвата. Такой весь из себя герой, полное отражение Капитана, только чуть более слабое тогда ещё физически. Он схватил щит, прикрывая друга и отвлекая огонь на себя, за что и поплатился. Стоило ему только сорваться в ущелье, как я уже проинформировал своих о районе поисков. Я верил, что сыворотка не прошла для него даром и, как видишь, не ошибся".       Вылавливая из глубин памяти давний разговор с Арнимом, я поморщилась от внезапно накатившей головной боли и мысленно прикинула, сколько уже нахожусь без сна. По самым скромным подсчетам выходило, что не меньше пятидесяти часов. Впереди маячили выходные, на которые меня никто никуда пока не дернул, потому я несколько дней к ряду зависала на работе, мотаясь между Трискелионом и исследовательским центром, рассчитывая отсыпаться потом минимум сутки.       Солдат не отводил глаз, в которых не было ничего, кроме опустошающего холода безразличия и равнодушного забвения. Чуть скользнул по мне взглядом и снова вернулся к лицу, выжигая на нем дыру арктическими льдами серебристых радужек.       – Мне очень жаль.       Из-за горечи, наполнявшей сказанное, я не сразу узнала в этом надломленном голосе, чуть хрипловатом то ли от волнения, то ли от долгого молчания свой собственный. Мужчина не отреагировал. Сухое безразличие, граничащее с помешательством. Лишь отвернулся, отчего дышать сразу стало легче.       Уже собираясь закрыть за собой дверь, отделявшую Солдата от враждебного ему мира, я бросила прощальный взгляд на точеный профиль и отвернулась, выходя из помещения.       В следующий момент сердце пропустило удар; кровь отхлынула от щёк, придавая, несомненно, мертвенную бледность моему лицу, а пальцы рук заледенели, когда в спину тихой, невесомой и едва уловимой волной с эффектом брошенного булыжника ударился его голос.       – Что?