Justice

I roll over and shake him tightly, and whisper «If they want you, then they’re gonna have to fight me», Oh, fight me. Laura Marling — «Night Terror»

      Лезвие кинжала, холодное, будто объятия смерти, полоснуло по горлу поверженного храмовника. Кровь заливает руки, и без того неоднократно запачканные; темные, бурые пятна на подкладке въелись в ткань и ни в какую не выводились, что бы магесса с ними не делала. Хоук, торопливо вернув охотничий нож в маленькие ножны на поясе, вытирает руки о мантию. Жест выходит быстрым и нервным, будто женщина пытается стереть с пальцев даже самый малый намек на убийство. Короткая битва со служащими под началом Мередит оставила на душе липкое, мерзостное чувство.       Мэриел осматривается. Полуразрушенная площадь, ставшая местом бойни, почти обезлюдела: только она да ее сумасшедшие друзья бродят среди руин, добивая поверженных противников. Усилий храмовников оказалось недостаточно, чтобы сломить оборону друзей, не единожды прикрывавших спины друг друга, но Хоук не радуется победе. Не этого она хотела для своего города. «В пекло бы их всех, — раздраженно думает Защитница, поднимая глаза на черное небо, подкрашенное ярко-оранжевым заревом от пожаров. — В пекло город, в пекло храмовников и магов. Сколько сил, сколько времени — и впустую!».       Ей не хватает злости, чтобы вкусить ее сполна, и только сила воли удерживает на ногах. Магесса с радостью бы села оземь, посреди выкорчеванных взрывной волной деревьев, булыжников мостовой и ручейков крови, смешанных с грязной дождевой водой, и захохотала. Ее спутники наверняка подумают, что она лишилась рассудка; что ж, Мэриел весьма к этому близка. Вспышка, разорвавшая город и бесповоротно решившая его судьбу, выжгла дыру и у нее в груди. Пустота, накрывшая женщину колпаком, еще не дала ей в полной мере ощутить непоправимость произошедшего. Только горло перехватывает спазм: не может же она, Защитница Киркволла, прошедшая сквозь огонь, кровь и тьму, продемонстрировать слабость в такой момент.       А слабость здесь, стоит только протянуть руку, — сидит, воплощенная в бренную оболочку, поодаль, понуро повесив голову. Мэриел не желает знать, что творится в голове отступника. Собственные мысли кружат неугомонным роем, смятение заставляет врасти в землю. Женщина боится сдвинуться с места: Орсино поручил судьбу бывшего Серого Стража ей, и любой шаг приблизит ее к бездне.       Возненавидеть Андерса за чудовищный поступок, который он совершил, кажется чем-то простым и самим собой разумеющимся — но она не может. Сердце рвется из груди, сжимаясь так, словно сейчас разорвется, голова раскалывается. Хоук лихорадочно ищет оправдания тому, кого полюбила всей душой — и не находит. Не спасает и собственная жажда свободы для таких, как она. Все, что Мэриел может: обвинять Справедливость, убеждая себя, что ее мужчина и дух совсем не одно и то же.       — Я убью его, клянусь!       Хоук вскидывает руку быстрее, чем осознает собственный жест. Пламя послушно пляшет на пальцах, и Себастьян, преисполнившийся жаждой мести, останавливается, вперив в подругу недоуменный взгляд. Перепалка с принцем — вовсе не то, что сейчас нужно Мэриел. Она слышит, как слова королевского лучника эхом откликаются в ней, и не позволяет ему приблизиться. Оттягивать момент, кажущийся Хоук гнусным ночным кошмаром, более невозможно, и магесса на негнущихся, ватных ногах направляется к виновнику произошедшего.       «Что же ты наделал, Андерс?».       Невысказанный вопрос болью бьется в висках, и Мэриел умоляет, чтобы ее разбудили. Она готова впервые обратиться к Создателю, лишь бы все оказалось безумным мороком, не имеющим ничего общего с реальностью и рассеивающимся с приходом утра, когда Андерс будит ее поцелуями.       Воспоминание, кажущееся теперь таким далеким, чуть не заставляет Хоук застонать, ощущая холод потери.       — Ты не скажешь ничего, что я уже не сказал себе сам, — говорит Андерс. Он не смотрит на магессу, и за это Мэриел благодарна. Хоук не знает, что с ней будет, если он обернется, и хватит ли ей выдержки устоять. — Я впустил в себя духа и изменился навсегда. Это справедливость, которой ждали маги.       «Справедливость?! — хочет кричать Мэриел, но молчит, прожигая взглядом спину отступника. Она мечется позади, будто загнана в клетку. — Что за справедливость требует таких жертв?».       Нож, обычно покоящийся у пояса, непривычно легко ложится в руку, больше привыкшую к посоху. Мэриел страшно, Мэриел больно, словно это она, а не Владычица Эльтина и прочие служители веры, стояла посреди церкви, когда грянул взрыв. Хоук содрогается, думая о невинно погибших, и крепче сжимает рукоять. Головоломка складывается, все слова и поступки Андерса, тревожащие магессу в последние дни, обретают причину и смысл. Глупая, как же она сразу не поняла...       — Если бы ты мне рассказал...       — И ты смирилась бы? — вмешивается Себастьян. — Смирилась бы со смертью невинной женщины, которая знала тебя и верила тебе?       Хоук противно и мерзко. Паника подкрадывается к ней мягко, как дикий зверь, Мэриел чувствует ее дыхание на шее, и по коже бегут неприятные мурашки. Она не может не думать о жертвах — но и не думать об Андерсе тоже не может.       — Замолчи, Себастьян, — бросает через плечо женщина, отгораживаясь от его слов.       — Я хотел рассказать, — Андерс вздыхает, сцепляет пальцы в замок. — Но что, если бы ты помешала? Или, что хуже, вызвалась мне помочь? Я не мог впутывать тебя...       — Но ты меня впутал, — обрывает Хоук. — Естественно, я бы тебе помешала. Посадила бы под замок, если потребовалось, пока бы ты не пришел в себя. И не смог бы мыслить здраво. Мне казалось, что вместе мы нашли бы решение.       — Нужно было открыть всем глаза, чтобы перестать делать вид, будто Круг — это выход.       — Ох, да! — Хоук невесело хохотнула. Как же она любит и одновременно ненавидит целеустремленность бывшего Стража. — А массовое убийство — это, конечно, выход.       — Если мне придется отдать жизнь за свою борьбу — я ее отдам. И Справедливость тогда...       — Заткнись, Андерс.       Отступник замолкает, а Хоук смотрит на друзей. Как никогда ей нужна их поддержка. Авелин молча качает головой, и магесса понимает ее без слов. Ни одно намерение, даже самое благое, не стоит стольких смертей. Женщина снова оглядывается. Хаос, разруха и паника — разве есть в этом хоть капля справедливости, о которой говорит Андерс? Разве война подарит магам свободу, о которой грезит целитель? Насилие, свершившееся здесь, породит лишь новое насилие, разойдется кругами на воде, и кто знает, чем обернется поднятый шквал. Защитница помассировала переносицу. Как, думала она, можно жить дальше с таким грузом, как просыпаться, зная о жертве, принесенной в угоду одержимости целью? Возможно, Андерс прав в своем намерении поплатиться за содеянное жизнью — кто может знать, где кроется самый легкий выход...       — А если бы я был там, Хоук? Ты и тогда бы так медлила?       Голос Себастьяна впивается в разум, заставляя испытывать головокружение. Он рушит все преграды, которые Хоук возводит, ограждая себя от происходящего, от боли, которое оно непременно с собой принесет. Ей невыносимо думать о том, что мог пострадать кто-то из близких ей людей; она уже лишилась сестры и матери, почти потеряла брата — потерять еще и Андерса она не может.       Слишком много утрат для одной женщины.       — Ты знаешь, что нужно делать, — подначивает Себастьян. Гнев в голубых глазах принца почти осязаем. Он уверен в ней настолько, что женщину пробирает озноб. Мэриел задыхается, хватая ртом отравленный гарью воздух. От запаха смерти, наполнившего Киркволл, к горлу подкатывает дурнота.       Магесса встряхивает рыжими кудрями, собираясь с духом. Ладонь, свободная от неподъемной тяжести кинжала, опускается на затылок отступника, пальцы ерошат жесткие волосы, сжимают пряди с болезненной лаской. Хоук склоняется, прижимаясь лбом к макушке целителя. Рука, стискивающая рукоять ножа, немеет и кажется чужой. Она всхлипывает так тихо, что Андерс едва ее слышит.       «Что же ты натворил, дурак? — сокрушается Защитница, но не может вымолвить и слова. Ее не покидает странная убежденность, что Андерс чувствует мысли, тяжело ворочающиеся в голове. — Куда же ты так спешил? Если бы ты только позволил мне помочь, я нашла бы для нас другой выход, без войны, без смертей, а теперь я делю эту ношу с тобой».       — Сделай то, что должна, — глухо шепчет Андерс, не открывая глаз.       Руки действуют сами по себе, словно отказываясь повиноваться воле хозяйки. Охотничий нож вливается в ладонь, будто раскаленный в огне взрыва металл; Хоук думает, что треклятое оружие прожгло ей кожу сквозь материал перчатки, проело до самых костей. Она знает, что должна сделать. Дрожь, поселившаяся глубоко внутри, никак не сказывается на движениях. Защитница с ужасом осознает, что сама слышит голос, пронизывающий все ее существо.       «Жизнью за жизнь, Хоук. Это — честно. Это — справедливость».       Мэриел вздрагивает, заносит руку для удара. Одно лишь движение — и все будет кончено, должно быть, Андерс даже не успеет почувствовать боли.       Справедливость.       Хоук сыта по горло этой справедливостью.       Вместо того чтобы пронзить сердце отступника, кинжал летит на мостовую. Сталь со звоном ударяется о камни. Хоук судорожно выдыхает, земля вновь возвращается под ноги. Андерс вторит ей эхом, удивленный и оглушенный. Магесса отстраняется, отступая на шаг назад.       — Вставай, — выдавливает она, и одна лишь Андрасте ведает, как тяжело ей даются эти короткие фразы. — Мне пригодится твоя помощь.       — Ты позволишь одержимому уйти? — вскидывается Себастьян. Хоук смотрит на него устало, не испытывая никакого желания повторять все с начала. — Или он умрет, или я возвращаюсь в Старкхэвен.       — Вперед, — коротко кивает Хоук.       Принц приближается к Защитнице, а у нее больше нет сил придерживаться нейтралитета и играть в дипломатию. Все, что ей сейчас нужно — немного поддержки, чтобы не сгибаться еще и под тяжестью осуждения друзей. Красивое, благородное лицо Себастьяна напряжено, но Мэриел ничего не чувствует: ни вины, ни разочарования, ни грусти. Пустота в сердце лишила ее всех прочих чувств.       — Я уйду, — с неистовой торжественностью объявляет принц. Если бы одна лишь ярость могла ранить, Хоук бы уже истекала кровью. — Но потом я вернусь с целой армией, и от Кирволла камня на камне не останется. Слышишь меня, Хоук? Я сотру твой проклятый город в порошок, вместе со всеми малефикарами. Чудовище, прячущееся за твоей спиной, будет первым.       — Тебе придется иметь дело со мной, Себастьян.       Усталость в голосе Защитницы вскипает, превращаясь во что-то иное. Жесткий, холодный взгляд зеленых глаз магессы на мгновение колеблет решимость Себастьяна. Это не та Хоук, с которой ему доводилось бродить по окрестностям Киркволла. Вместо лица подруги он видит бледную маску, и это злит его еще больше.       — Я-то думал, что знаю тебя, Хоук. Я оставил Старкхэвен, чтобы служить Создателю, но Он отвернулся от Киркволла, потому что тут скрываются еретики. Клянусь тебе, — мужчина приблизился к магессе, и их взгляды скрестились подобно мечам. — Когда я вернусь и найду твоего драгоценного Андерса, вы оба узнаете, что такое настоящая справедливость.       — Пошел вон, — шипит женщина. Это последнее усилие испивает ее досуха, но впереди еще так много, и столько предстоит. Она не смотрит Себастьяну вслед, не испытывая в этом нужды.       Ее плеча касаются — бережно, почти робко. Мэриел не оборачивается, все еще не готовая встречаться взглядом с Андерсом.       — Спасибо, что сохранила мне жизнь. На этот раз я...       — Заткнись, Андерс. Просто заткнись.       Казематы, Орсино и Мередит ждут. Ждет Киркволл. Мэриел Хоук, Защитница города, прошедшая Глубинные тропы и изгнавшая кунари, перешагивает через растянувшееся на мостовой мертвое тело храмовника и спешит вперед. Сначала она расхлебает эту кашу.       Со Справедливостью разберется потом.