The Faith

Вспышки фотокамер сыплются одна за другой, но Адель привыкает к ним очень быстро. Это первое сентября отличается от всех предыдущих, и не тем, что оно последнее, не особенной пышностью, а потому, что Вера стоит рядом, из-за ее руки на талии Адель. Адель улыбается широко и думает, смогут ли все эти люди, которые увидят эту фотографию, понять, почему она так улыбается. Она молода и прекрасна, ее настоящая жизнь только начинается, ее надежды велики, а возможности безграничны… Она улыбается из-за Вериной руки, из-за того ощущения тепла и комфорта, которые дают эти прикосновения. Адель не может прекратить улыбаться, она знает, что ее щеки будут болеть потом, но улыбка только расширяется. Щеки явно не единственная часть тела девушки, которая будет болеть завтра. Их поза совершенно приличная, не больше, чем просто дружественная, но Адель думает, видно ли по ее лицу ее решение переспать с Верой. Румянец не слишком заметен? Не слишком ли блестят глаза? Адель больше не принадлежит себе. Кажется, что сердце готово остановиться, когда они наконец наедине. Девушка обвивает языком золотую сережку, украшающую ухо старшей женщины. Вера вздыхает и расстегивает молнию на черно-белом платье девушки. Длинные темные волосы Адель мешают прогрессу, но женщина слишком занята ощущением от нежных, влажных и мучительно долгих поцелуев Адель, чтобы полностью сфокусировать свое внимание на молнии. Адель вздрагивает, когда теплые руки Веры наконец касаются ее обнаженной кожи. Каждый раз как первый. Каждый раз я словно теряю свою Д. Адель прижимает Веру к стене и нежно касается ее лица, а затем с силой целует ее. Девушка не может сдержать стон. Она знает, что то, что они делают неправильно, неправильно по стольким причинам, что даже думать об этом страшно, она знает, что должна быть тихой, но она не может. Все, о чем она может думать, это «оооо» и «да», и что ничего на свете не сравнится с этим поцелуем. Языки борются между собой, и Адель не знает, кто выигрывает, потому что это уже не важно. Когда способность думать возвращается к ней, когда их поцелуй заканчивается, когда их губы отдаляются, Адель упирается задней частью колен в край кровати, а Вера стоит между ее раздвинутых ног. Из такого положения девушка чувствует едва уловимый запах возбуждения, и это открытие заставляет еще один стон сорваться с ее губ. Адель любит, когда Вера нетерпелива, любит то ощущение власти, которое дают ей ночи как это. Ей нравится думать, что она сейчас единственное чего хочет эта восхитительная женщина, все, что ей нужно. Адель начинает расстегивать ремень на талии старшей женщины. Она не прикладывает много усилий; она слишком увлечена рассматриванием выражения лица Веры. Ремень привлекает ее внимание только тогда, когда ее палец больно защемляет пряжкой. Вера берет руку Адель в свою мягкую ладонь и подносит к губам. -- Больше не болит? --Болит чуть-чуть здесь,-- Адель показывает на свою шею,-- и немного здесь,--девушка указывает на ключицы. Вера улыбается, наклоняется и целует шею, а затем ключицы Адель. Девушка обнимает ее за талию и увлекает за собой в кровать. Одно за другим летят на пол платье, юбка и блузка, туфли и белье, и единственным шумом на ближайшее время будут мягкие стоны, звуки поцелуев и нежный шепот. Адель знает, что это не навсегда. Но через других, благодаря другим мы становимся самими собой, а сейчас девушка чувствует себя действительно собой, потому что она делает именно то, что хочет, с той, кого хочет. В эту секунду Адель это Адель.