Утопленник

Горьковато-солёная холодная вода обволакивала, дарила покой... Она затекала в лёгкие, когда длинноволосый блондин, идущий ко дну, пытался вдохнуть. Его голубые распахнутые глаза были подобны рыбьим: такие же большие, стеклянные и безучастные. Море приняло эту добычу в своё тёмное чрево, и рокот волн на поверхности начал казаться умиротворенным. До поры до времени. Некий суровый с виду господин, запыхавшийся от быстрого бега, в парадной офицерской форме, так и не раздеваясь, лишь скинув на берег плотный шерстяной плащ и перевязь с клинком, бросился в свинцовые воды, поднимая тучу брызг. Собственно, чтобы не дать случиться непоправимому. Он бежал от самой кареты, что остановилась на уступе, с которого открывался превосходный вид на морской простор. Двоим, приехавшим сюда, хотелось романтики, вроде бы. Во всяком случае, тому самому господину, королевскому офицеру, её хотелось. Кучеру, который их сюда привёз, было всё равно, он тишком прикладывался к фляге, спрятанной в складках мехового тулупа; пара лошадей спокойно стояла, прядая ушами и иногда переступая ногами. А спутник господина королевского офицера, достаточно эффектный юноша с тугой золотистой косой, одетый не по погоде легко, вообще никак не был настроен. Его состояние уже которую неделю оставляло желать лучшего. Лекари были бессильны, впрочем, как и всегда, с их уксусными примочками и медовыми растираниями. А уж пиявки и кровопускания! Ух! Впрочем, юноша не думал, что его привезут полюбоваться закатом именно к морю. А тут такое! Он не выдержал. По нежно-молочной щеке скатилась одинокая слезинка, которую он смахнул украдкой, а когда они вышли из кареты, то, оттолкнув своего воздыхателя, этот заполошный, срывая с себя одежду, помчался по спуску к небольшому уступу, с которого и сиганул в холодные морские воды. Господин офицер не успел среагировать вовремя, а потом, когда увидел, что учудил этот миловидный отрок, то на секунду задохнулся, ужасаясь и чувствуя, как сердце в груди сжало ледяными тисками. А потом побежал вдогонку. Надо отметить, что вода была холодной, а одежда сковывала движения, но мужчина упрямо плыл, стараясь высмотреть медленно опускающееся на дно тело. Обнаружил. Нет, не так. Обнаружил и чуть не утонул сам, потому что не смог удержать возгласа, который серебристыми воздушными пузырями вырвался из его рта. Но нет, это только подстегнуло его, чтобы, не обращая внимания на металлический привкус во рту и стучащее, кажется, в ушах сердце, словить безвольное тело и, оттолкнувшись ногами от небольшого кораллового рифа, поплыть к поверхности. Юноша приходил в себя долго, словно нехотя. И всё бы хорошо, если бы не мерзкий камушек (или вообще ракушка), который впивался в нежную кожу поясницы и трезвил не хуже нежданного прихода уехавших родителей. - М-м-м... - Он резко повернул голову набок и с трудом открыл глаза. Конечно же, первое, что он увидел, это была постная рожа господина офицера Ульрика, который смотрел на него со смесью облегчения и какого-то нездорового скепсиса. - Наплавался... рыбка? – И чего он пристал с расспросами? Кто его просил вообще спасать. А о том, что мужчина нырял за ним очень красноречиво говорили мокрая до нитки форма, покрасневшие глаза и слегка синеватые от холода губы. Но спас же! И стоит отметить, что не из-за чего-то там корыстного, а просто спас, рискуя жизнью. - Я... - Я, я... головка от... кхм! – передразнил его Ульрик и сурово глянул исподлобья на юношу, укрытого по пояс тёплым шерстяным плащом - единственной сухой одеждой, которая у них была, по иронии судьбы. Во всяком случае искать что-то другое было некогда. - Простите... Я... - Ты - да. Ты мне ничего сказать не хочешь, утопленник хренов? – Уж чего-чего, а на выражения господин офицер никогда не скупился, ведь недаром же он занимал эту должность. - Простите... - Да что ты заладил шарманку: "простите, простите"? Ты лучше скажи мне, как всё это понимать? Неужели я столь ужасен, что свиданию со мной, причём добровольному, по взаимности, подчёркиваю, ты предпочёл морскую пучину? - Нет, что вы, Ульрик! Дело не в вас... Это моя вина. Меня... Меня море призвало! – Юноша с вызовом посмотрел в его глаза и горько усмехнулся. – Впрочем, вы и так всё знаете теперь. К чему теперь о чём-то говорить? - Что значит «к чему», глупая ты рыбина? Я так испугался за тебя! - Я... – Кажется, юноша вот-вот заплачет. - Или ты боишься, что я всем и каждому открою твою болезнь? О, дай-ка угадаю! Ты именно из-за неё последнее время ходил как в воду кхм... Не опущенный, ладно. Это была плохая шутка. - Мужчина невесело усмехнулся и встал рядом с Айлом на колени. Но несостоявшийся утопленник вовсе отвернулся от своего спасителя и зажмурился. - Тебя не учили, что нужно смотреть на того, кто с тобой разговаривает? – Офицер чуть грубовато развернул голову юноши в свою сторону, взяв того за подбородок. - П... - Да заткнись ты! – не выдержал Ульрик и, нагнувшись ещё ближе, подарил ему целомудренный поцелуй. Айл, не ожидавший такого, замер в руках мужчины, а затем дёрнулся так, что плащ сполз... обнажая... Ну, обнажая. Обнажая рыбий хвост, который как-то внезапно материализовался... Ну, собственно, по закону подлости в самый неподходящий для этого момент. - Эм... Ну... Я это... Вот! – донельзя информативно сообщил юноша, чуть покраснев даже от смущения. - Ага, - вторил ему офицер, созерцая некую пикантную особенность «рыбки», - Нет, серьёзно? Русалка? - Ну, не русалка, а тритон... - Да какая, в жопу, разница: тритон или... А, в бездну всё! Я понял... Я, пожалуй, пойду. Простите, господин Айлерети, что отнял у вас столько времени. - Офицер неловко поднялся и, развернувшись, стал подниматься по склону. - Ульрик! Ульрик, не уходите... – Айлу было даже стыдно за всю эту комедию. И почему-то очень сильно не хотелось, чтобы офицер уходил. Не теперь, после этого «спасения». - А что тебе, рыбка? – Мужчина остановился и обернулся, горько улыбаясь. - Я... Мне жаль, что всё так вышло. - Мне тоже. Тем более, ты так и не научился говорить мне «ты». Так что не думаю, что... А, к чертям! Мне тоже просто очень жаль! - Но... ты... – Было непривычно обращаться так к этому мужчине, который несколько старше был самого Айла, обращаться на «ты», но... – Ты... Мы... Я подумал, может, мы... Сможем начать всё заново? Я... – Тритон вдохнул побольше воздуха и скороговоркой выпалил: - Янехочутебятерять! Теперь... Точно не хочу! Офицер поднял брови и развернулся к юноше, уперев руки в боки. - С чего бы это? - Я... Я просто прошу вас... тебя... Если возможно это, давай начнём всё... - Бедная рыбка... А ты уверен? - Да! – Он широко улыбнулся, наверное, впервые за их знакомство и протянул свою тонкую лапку, представляясь: - Айлерети, морской тритон, дворцовый распорядитель. - Ульрик дэ Шарль, офицер на службе Его Величества, - улыбнулся в ответ мужчина и сделал шаг вперёд. Кучер краснел и чаще прикладывался к заветной фляге, крепкое пойло в которой уже значительно уменьшилось, и старался не смотреть в сторону моря вообще. Он такого срама в жизни никогда не видал! И то правда: кому сказать – не поверят, что знатный господин с получеловеком-полурыбой любится! Да так, что их стоны блаженные ветер доносит аж до его ушей. А какие эти охальники позы придумали вообще срам! Рыбку эту чуть ли не в бараний рог скручивали, а ему хоть бы хны: жмурится, зараза, закусывает свои полные, сочные губы и стонет протяжно, выгибаясь ещё сильнее. И вояка этот не отстаёт, усердно работает, обнимает полюбовника своего, целует эти греховные губы и гладит по серебристой чешуе хвоста. Но... Пока во фляжке хоть немного что-то плещется, значит, терпеть можно. А с вояки того надо втридорога содрать деньжат за... За моральную травму, так сказать. Ожидание долгое, а от холода мало ли что примерещится, на пьяную-то голову?