Эффект яблока.

В последнее время Джону часто снятся кошмары. Один и тот же сон, разбитый на калейдоскоп зеркальных острых кусочков. Они кружатся и больно жалят в самое сердце. - Хороший день. Для смерти. – Шерлок улыбается и вытирает о светлую рубашку большое зеленое яблоко, - Хочешь, Джон? Каждую ночь один и тот же сюжет. Каждую ночь он ищет Шерлока, а находит Мориарти. Каждую ночь Джон просыпается от боли в груди и с чьим-то именем на губах, но с чьим – он не помнит. Джон не любит яблоки. От их хруста у него начинают чесаться зубы, а сок всегда попадает на рубашку, причем так метко, что пятна оказываются на самом видном месте. Но он часто покупает их, для Шерлока, который в периоды скуки лезет на стенку, да так, что никакие никотиновые пластыри не помогают. Шерлок начинает нервничать, ныть и клянчить сигареты, но Джон лишь усмехается и вкладывает ему в руки очередное яблоко. Зеленое, блестящее, красивое. Шерлок любит такие, хотя и никогда в этом не признается. В кошмарах Джона много яблок. Круглые, большие, салатово-травянистые, они окружают его и вызывают иррациональное чувство страха. Интересно, что бы сказал его психоаналитик, заяви он ей, что опасается безобидных фруктов? Иногда островком спокойствия среди беспокойных видений ему снится черешня. Совсем как та, на которую они однажды набрели в сокрытом среди земель Афганистана ущелье. Дикая, она цеплялась длинными крепкими корнями за скальную породу и распахивала навстречу бледному сухому небу зеленые объятия с кровяными гроздьями ягод. Джон хорошо помнил, как со смехом карабкался сначала по камням, а потом протягивал руки за сочными ягодами, в тонкой багровой кожице которых бликами вспыхивало солнце. Это воспоминание всегда успокаивало его и разливалось сочной терпкой сладостью на языке. Вот только с некоторых пор даже черешня превратилась во что-то эфемерно-жуткое и удивительно печальное. Джон пытается представить дерево, но видит его, стоящего на скале и что-то высматривающего вдали; Джон пытается вспомнить вкус, и вспоминает, но не ягодную мякоть, а его прохладные губы; Джон хочет вдохнуть свежий запах древесной листвы, но чует лишь аромат совершенно не подходящих ему Nina Ricсi. Мориарти. Джон знает, отчетливее, чем кто бы то ни было, что самым лучшим из того, что заслуживает этот человек, была бы пуля в лоб. Всегда знал. Но эти проклятые сны что-то перевернули в нем, пешки и короли поменялись местами, а клетки рассыпались и стали все невнятного блеклого цвета. Мир изменился, а Джон не заметил почему и как. Ему было ужасно жаль. Когда-то давно в одной забытой книге Джон прочитал странную фразу: «Тебе жаль? Знаешь, жалость способна изменить мир». И только теперь, много лет спустя, он начал понимать ее смысл. Ему было жаль Мориарти, ни за что и ни почему. Он по-прежнему опасался этого странного человека, но при этом хотел сказать ему что-то вроде «Эй, парень, я в курсе что ты ублюдок и все такое, но просто…» и хлопнуть ободряюще по спине. Просто потому что ему ужасно хотелось сделать именно так. Ни за что и ни почему. Безусловно, все это какие-то глупости, но от них у него ломит в висках и под глазами залегли глубокие тени. А еще у Джона появилась привычка оборачиваться на Шерлока, убеждаясь, что он есть, он жив, он реален. С каждым прошедшим сном опасения, что Холмс может внезапно исчезнуть, нарастали. Потому что в одном из кусочков бесконечного кошмара доктора он уже спрыгнул с крыши, оставив после себя гноящуюся недоверием и обидой рану.