Сьюки пытается стереть с лица кровь, но все тщетно: эта мерзкая субстанция, запах которой вызывает у феи лишь тошноту, успела засохнуть. Она готова поклясться, что ее сейчас затошнит от этого мерзкого железного запаха. Сьюки снимает платье, бросает его в помойное ведро и залезает под горячие водяные струи. Выдавливает на мочалку гель для душа и трет, трет кожу, пока от красных пятен ничего не остается. Окровавленная вода стекает в сток. Но Сьюки продолжает тереть уже чистую кожу, словно это спасет ее от липкого ощущения смерти. Фея ощущает, как к горлу подступают слезы и, поддавшись порыву, плачет. Она плакала, сидя в гробу Билла Комптона; рыдала, когда руками закапывала могилу, потому что обломком лопаты собственноручно заколола свою первую любовь; обливалась слезами, шагая через кладбище домой и, подходя к дому, была уверена, что для новых слез у нее не осталось ни сил, ни эмоций.
Возможно, в какой-то момент Сьюки совершила ошибку, поддавшись бессмысленному зову сердца, оставшись с Биллом напоследок. Комптон все это время говорил про какой-то сраный выбор жить нормальной жизнью, но вдруг ее осенило: он делал все это из-за своих эгоистичных побуждений. Билл больше не мог терпеть себя — вот и весь секрет.
Сьюки повернула кран, выключая воду, и вышла из душа, тут же закутываясь в махровый халат. Она потеряла Алсида. Она потеряла Тару. Она потеряла Билла. Потеряла каждого, кто хоть что-то для нее значил. Сьюки знала, что все проходит — и это тоже пройдет. Осталось лишь пережить. Что ей оставалось делать? Продолжать жить, ходить на работу как ни в чем не бывало, радоваться за других. Возможно, спустя какое-то время завести нормальную семью с обычным человеком.
Фея достала из прикроватной тумбочки таблетку мощного успокоительного, спустилась вниз и, достав бутылку ромом, налила субстанцию в стакан. Она проглотила таблетку, запивая крепким алкоголем и стараясь заодно не блевануть — алкоголь казался как никогда мерзким. Сьюки вернулась в гостиную и села на диван, подгибая ноги под себя. В голове не было мыслей. Ни одной. Словно кто-то взял и стер несчастной фее память, не позабыв при этом про эмоции.
Она почти дремала, когда послышался настойчивый стук в дверь. Встрепенувшись, сначала Стэкхауз решила, что все это ей уже кажется: нельзя ведь смешивать успокоительные с алкоголем. Она поднялась с дивана и, шатаясь, прошла к двери. Глазам своим она не поверила.
— Что ты здесь делаешь? — открыв дверь, пролепетала Сьюки себе под нос. — Ты можешь пройти, — вдруг опомнилась она, потирая «слипшиеся» глаза.
— Я слышал про Билла. Решил проверить все ли с тобой в порядке. Как вижу, суицидальные мысли тебя еще не успели посетить.
Она не могла понять, какого черта Эрик к ней заявился и, пытаясь прочесть по хладнокровному лицу хоть что-то, фея увидела… Жалость? Сочувствие? С одной стороны Сьюки хотела, чтобы ей посочувствовали, утешили и сказали, что все будет хорошо, вот только жалость к себе она терпеть не могла. Нет ничего хуже чертовой жалости.
— Вообще-то, не в порядке, — честно призналась Стэхауз.
Эрик сделал весьма нерешительный шаг к Сьюки и как-то неловко прижал ее к себе, словно понимая, что все это было слишком странно. Странно, что она сейчас обнимает своего бывшего бойфренда, недавно похоронив предыдущего. Фея уперлась лбом в каменную грудь и снова расплакалась. Опять. Как маленькая девочка. В конце концов, думала она, после все можно будет списать на алкоголь. Внезапно она ощутила непривычное спокойствие, как будто все так и должно быть, словно именно это должно было произойти, чтобы Сьюки почувствовала себя дома. Не физически, но в душе.
— У меня никого не осталось, — прохрипела она.
— У тебя по-прежнему есть я.
Подхватив Сьюки Стэкхауз на руки, Нортман поднялся наверх, уложив ее на постель. И сам остался рядом. Где-то в глубине души он понимал, что неправильно пользоваться беспомощным положением Сьюки, чтобы осуществить свои корыстные мечты. Наверное, ему стоило просто проведать ее и уйти с миром. Того, что происходит сейчас, Пэм точно бы не одобрила.
— Обрати меня в вампира.
— Это все алкоголь, Сьюки.
Эрик обнял ее, накрывая пледом. Он проведет с ней пару часов, пока не наступит рассвет, а после уйдет как ни в чем не бывало. Это будет правильнее всего. А пока, слыша мерное биение ее сердца, оставалось лишь наслаждаться моментом.
***
Спустя несколько месяцев.
Казалось, ритмичная музыка раздавалась изо всех углов и разносилась по всему Бон-Томсу — так и хотелось пуститься танцевать, заодно и подпевая. Но если учесть, что Сьюки, как она сама говорила, «медведь на ухо наступил», то подпевать точно не следовало. Поэтому, стоя чуть поодаль веселящихся жителей города, фея слегка покачивала бедрами и подпевала про себя. Мысленно. Устраивать ежегодную вечеринку для всех жителей пришло однажды в голову Арлин, владелице бара «У Бельфлеров» и эту идею восприняли если не с щенячим восторгом, то с энтузиазмом и предложением помочь.
Неожиданно Сьюки ощутила легкое дуновение ветра, а после — прохладные объятия. Всего какой-то год назад ей даже в голову не приходило, что все будет так… так радужно. Никаких зараженных вампиров, никаких бесконечных смертей. Только более менее спокойно-размеренная жизнь и…
— Ваш джин с тоником, мисс Стэкхауз.
Эрик всунул ей в руку ледяной бокал и, не сдержав романтического порыва, поцеловал свою неповторимую фею.
— Спасибо. О-о, Эрик, ты же меня однажды задушишь так, — фея засмеялась, отстранившись.
— Это звучит не так уж и плохо, — усмехнулся Нортман, за что тут же получил толчок в живот. — Если ты понимаешь, что я имею ввиду. А сейчас, могу ли я пригласить тебя на танец, Сьюки Стэххауз?
— Конечно, мистер Нортман, — она хитро прищурилась, принимая правила игры. — Вы же знаете, как я люблю Вас?
— Я просто никогда не прекращал сомневаться в этом.
