Другой оттенок.

Он смотрел сквозь зелёное стекло бутылки, осознавая неизбежность действительности – больше не спрятаться в тени сомнений и надежд. Его уволили из группы всей его жизни, без громких слов, и это очевидно, как и то, что вино кончилось. Оно подарило странное спокойствие, сравнимое чуть ли не с заторможенностью. Его привкус всё ещё присутствует во рту, – есть желание облизывать губы. Прошло два месяца? Пожалуй. Эти без конца занавешенные шторы создают иллюзию остановки времени. Будто всегда ночь. Вернее, день, когда, почему-то темнее, чем ночью. Слышится шорох теней, слышится всё отчётливее. Что надо им всем? Зачем они опять пришли и тревожат его? Это сумасшествие. Надо позвонить кому-нибудь, попросить купить ещё вина. Кому же позвонить? Нет, звонить некому. И впускать сюда никого нельзя, - они могут впустить жизнь с улицы. За окнами, а несколько дней назад он выглядывал из-за штор, не справившись с неясным порывом знать, как там без него, творится всякое. Люди выглядят живыми, хоть и мертвы от рождения. Они хотят видеть свои отражения в стёклах... Наверное, каждый из них мечтает о том, чтобы все дома были облицованы отражающими материалами. Не матовая поверхность, а глянец. Мерзкий, иногда цветной и безконечно лгущий глянец. Ведь и не спросишь теперь, о чём пишут в этих журналах. И к чёрту. Нет. Нельзя никого впускать. Вдруг что-то изменится, и муки окажутся напрасными? Вдруг мёртвая жизнь способна оживить живого мертвеца? Теперь как прежде не будет. Придется обходиться без алкоголя. Джои закрыл глаза, но он знал, что так всё равно будет светлее. Всегда, когда ненужные мысли пытаются пробиться и заставить осознать себя, какие-то вспышки света не дают ни уснуть, ни даже принять душ. У Джои в глазах стало слишком ярко, и он позволил одной самой приятной на данный момент мысли увлечь его. Она также не была нужна ему, но Пул порой бывает так настойчив. И вот лазурно-голубая дымка, созвучная с его собственными глазами, представляет собой нечто заменяющее кислород. Сразу становится легко дышать. Тут Джои понимает, что не один здесь, а впереди что-то или кто-то движется тождественно его собственным движениям. И он бежит вперед или назад, что совсем не имеет значения. Перед ним Джозеф, он закидывает дреды за спину, и Джордисон понимает, что и сам он - стал собой. Когда Джозеф оказался на коленях, сразу стало не по себе. И ведь совсем непонятно, как давно он здесь. Но, впрочем, важно ли это? Он безумен, как и все эти стены, перенявшие давно двойственность и отстранённость. Ведь и Джои отстранен сейчас и всегда. А как давно жизнь превратилась в Slipknot и Всегда? Он не понимает и задумывается:"Не сон ли это?" Да нет же, - он уверен, что открывал глаза. Голубые чудесные глазки. Такие выразительные и яркие. Самые любимые. Джозефу хотелось сделать что-то необыкновенное, смотря на них. Светлые брови – провести по ним большими пальцами. Джои нервно посапывает. Не понимает, к чему все это, этот пристальный взгляд. Я прикасаюсь кончиком языка к ресницам, тут же закрывшегося глаза. Солёный от слёз привкус. Я сразу ощутил все то, с чем жил он всё это время. Боль, обида, непонимание. Непонимание, наверное, до сих пор то, что я вижу застывшим на его лице. Мне уже не унять внутреннюю дрожь, к счастью, незаметную совсем снаружи, и я продолжаю. Язык скользит по веку и вокруг, желая задеть глазное яблоко. Я вспомнил, как он не слишком трезвый просил помочь ему снять макияж. Я долго смеялся над его попытками сделать это самостоятельно, а потом сжалился и оказал эту незамысловатую услугу. Сколько лет назад это было? Кажется, это настоящая вневременность. Десять лет... Чем не вечность, собственно? Я не помню? как всё это было, но отлично помню какие это порождало чувства. Наш проект был чем-то действительно особенным... Или мы в нём. Без разницы. Именно те Куклы, первый состав. Почему-то для меня то время определяется внутри ярко-красным цветом безумных радостей, диких эмоций. Может, дело в том, что с того началось всё. Всё в моей жизни. Путь, дорога наверх. Смешно. Даже сейчас ощущаю, как много мне дала наша группа, сидя на своём (чёрт, не знаю, как его называть) друге и выписывая влажные круги языком. Джозеф, - он уверен, что должен попросить и просит, с удивительной легкостью разомкнув пересохшие губы, - открой окно.