***
Ванечка мог многое стерпеть. Обиду, оскорбления, побои, чью-то истерику. Но не то, что преподносила ему в очередной вечер судьба. Одно дело, когда ты, осознавая всю бесполезность своих мечтаний, заставляешь себя подавлять рвущиеся желания и инстинкты и вполне с этим справляешься. Но другое, когда тебя пытаются, пусть и не осознанно, провоцировать. То же самое получалось и с Брагинским. Пруссия переходил все границы. Мало того, что он не перестал ходить по дому голым, так еще и увеличил время провождения без одежды. После душа словно специально не вытирался полностью, позволяя каплям стекать по покрывшейся мурашками коже. Усаживался на стул в полотенце, при этом широко разведя ноги в стороны. И постоянно лип к России, касался его и утыкался головой в плечо. Нет, ну не изверг ли? Судьбу испытывает, мелкий паршивец? - Я больше не могу, Люд! – трубка телефона взвыла, заставляя немца поморщиться. – Он меня провоцирует! - Ничего страшного. Просто не обращай внимания, - как же, не обратишь. Если уж Гилберт к чему-нибудь прицепился, клещами не отдерешь. – Это пройдет. Надеюсь… - Не заговаривай мне зубы. Он ведет себя странно, и точка. Сделай уже что-нибудь! Ну вот и как спокойно жить с этими идиотами? - Вань, послушай. Гилберт… он… просто влюбился. Такое бывает… - Вот и пусть идет к своей возлюбленной, - на другом конце трубки жалобно захныкали. – Я же не железный. Железный? Эм, а это тут… Ладно, не суть важно. - Пусть перестанет валять дурака! Что он вытворяет? Вот честно. Людвигу памятник за терпение ставить надо. - Иван, ты святой что ли? Вообще ничего не понимаешь? Трубка раздраженно фыркнула. - Что я понимать должен? Давай, объясни все нормально. - То, что, черт побери, Гил тебя… - Брагинский, ты здесь? Вот и объяснение пожаловало. Пусть сами разбираются. - Все, я отключаюсь. - Эй, эй, Людвиг, подожди! А как же… - Он сам тебе все расскажет. И покажет. Не дай Бог, конечно… По телефону гудки. А со спины прожигающий взгляд сожителя. Если бы Иван вовремя понял, что этот взгляд был еще и ревнивым, возможно, не огреб бы таких проблем…***
- Кто звонил? Голос дрожал. На этот раз Ваня четко проследил яростные нотки. Обратив на вошедшего удивленный взгляд лиловых глаз, русский чуть развернул голову. - Никто. В смысле, Людвиг. Да, я у него… совета просил. А что? Ярость в алых глазах тихонько потухала. На такого ребенка невозможно долго злиться. - Нет. Ничего. Ужинать будешь? Минутное замешательство – и добрая улыбка. - Буду. Только позже. И… Ой, Гил, у тебя одеколон новый? – поведя носом, Ваня несколько стушевался, скользнув неосторожным взглядом по чуть оголенному подтянутому животу. – И футболка тоже новая… Не коротковата?.. Наблюдая, как Россия отчаянно краснеет и практически сжевывает последние тихие слова, Гилберт в который раз за день подумал, что, наверное, стоит уже перестать делать все эти далеко не призрачные намеки. Пора переходить к главному блюду. Иначе до этого наивняка будет еще век доходить. - Ваня, нам следует серьезно поговорить. Вот с этих слов Ванечка напрягся, как гончая на охоте, и почувствовал острое желание резко испариться. - И о чем же? Байльшмидт стал медленно подкрадываться к желанной жертве, незаметно цепляясь за чужую руку. Расстояние резко сократилось, количество воздуха в комнате тоже. - О мире и направлениях света. Брови удивленно взметнулись вверх, и Брагинский беспокойно выдохнул. - А смысл? Теплая рука погладила дернувшееся предплечье. Сжав локти, немец придвинулся еще плотней. - Смысл есть всегда, не находишь? – голос становился все глуше и соблазнительнее. – Все в мире взаимосвязано и не может существовать друг без друга, я прав? - Гил, не стоит… - Конечно прав, - словно не слушая, Гилберт прикоснулся сухими губами к чужому подбородку. – У всех должна быть пара… - Что ты де… Ситуация выходила из-под контроля. Ластясь к большому и мощному России, Пруссия словно разговаривал сам с собой. - А вообще, мир же требует от вселенной север, юг, запад и восток. Брагинский начал понимать, что, пожалуй, пора линять. Дело запахло жареным. - И что? - А то, - чуть привстав на цыпочки, Байльшмидт мазнул кончиком носа по беззащитной шее. Горячее дыхание обожгло оголенные ключицы, не скрытые под просторной домашней футболкой. – У Запада уже есть свой Юг. Чем Венециано не солнечный мальчик, а? - Гилберт, к чему… - А вот у меня нет. Мне бы Север нужен… Смекаешь, что я имею в виду, Россия? Чужие руки обхватили попятившееся тело; даже сквозь ткань чувствовался жар прижавшегося парня. Гилберт плаксиво терся о такого сильного сожителя; во взгляде читалось желание. - Ты мне нужен… Ва-а-аня-я-я-я… Брагинский дернулся. Все движения этого белобрысого провокатора действовали как катализатор постоянно задавливаемых порывов. Придурок, он что, не понимает, на что нарывается? Нужно было срочно что-то предпринять. - Гил… Я тут… У меня много работы… На мгновение показалось, будто немец обиделся. Дыхание скакнуло вниз, переходя в легкое шипение. Тонкие брови сошлись на переносице. Но объятия не расслабились. - Работы? В такой момент? Ты что, Брагинский, святой, что ли?! Странно слышать одну и ту же фразу два раза за вечер. Волей-неволей подумаешь, что свихнулся. - Работа… Ну и ладно… Мгновенное движение – и ошарашенный Брагинский уже лежит на диване, придавленный сверху раскрасневшимся от чего-то Байльшмидтом. Ногой на пах, руки по сторонам от лица, дыхание в губы, глаза в глаза – и жертве уже не сбежать. Послав все к чертям, немец сорвался. Будь, что будет. Требовательные поцелуи мимолетно прикасались к раскаленной коже; пальцы нетерпеливо дергали ткань одежды. Гилберт пытался тереться о каждый миллиметр такого желанного парня. Придвигался, словно падал и вдавливался в похрипывающего русского, прижимаясь к Брагинскому так сильно, насколько это было вообще возможно. Гибкое, соблазнительное тело проходилось по чужой коже волнами, скользя оголенными участками то вверх, то вниз. Глядя Ивану прямо в глаза, погладил пальцами по напряженной теплой руке. Провел языком по ссохшимся губам. Набравшись смелости и решив, что отступать при нынешних обстоятельствах уже все равно поздно, аккуратно положил чужую широкую ладонь на свой зад. Тело отчаянно ныло от желания, не переставая извиваться над уже задыхающимся Россией. - Ну что ж, Вань. Я, пожалуй, к тебе позже зайду, - губы коснулись дернувшейся щеки. Собственное дыхание и выдержка летели к чертям. – Раз ты занят… Уже собираясь подниматься, Гилберт резко почувствовал, как ладонь сжимается, сминая собой нежную кожу бедер. По спине пробежались мурашки; немец забыл, как дышать. Следом присоединилась вторая рука, и сладкая дрожь наполнила все тело, заставляя ноги обессилено подгибаться. - Я… тебя, - голос был до невозможности восхитительным и возбуждающим, - никуда не отпускал… Алые глаза заволокло желанием. С каждым движением уверенных рук Байльшмидт таял и превращался из нападающего в жертву. Изогнувшись под грубыми ласками, парень уткнулся лбом в вздымающуюся грудь Брагинского и тихонечко заскулил. Как же долго он желал этого… Нетерпеливо потеревшись о живот любовника, Гилберт буквально накинулся на приоткрытые губы. - Еще, Ваня, еще… - кожу мазнуло глухое рычание. – Возьми… меня…***
- Брагинский, я пришел тебя спасти! Герой спешит на помощь! Дверь с грохотом впечаталась в косяк, и на пороге появился Америка собственной персоной. Заинтересованно оглядев коридор и протоптавшись ближе к комнатам, Джонс упер руки в бока и гордо вскинул голову. Не то чтобы американец так уж рвался помогать русскому. И дело даже не в любви героя прослушивать чужие телефонные разговоры. Ему просто нравилось наблюдать за Россией, оказавшимся в неловкой ситуации. И если таковой не возникало в ближайшее время, ее можно было состряпать самому. - Россия, я обязательно помогу тебе! Где же твоя пробле… Челюсть смиренно отправилась здороваться с полом, а из легких выбило весь воздух. На щеках заиграл крайне смущенный румянец. - Ну что ты так орешь? – уставший зевок. – Разбудишь же его. Навстречу незваному гостю не спеша шел слегка помятый Пруссия. Лениво почесывая затылок, кулаком пытался стереть с лица остатки сна. Собственно, дикое смущение у американца вызвал не сам парень, как таковой, а его вид. На Гилберте была надета одна рубашка весьма просвечивающего характера. И все. Яркие, уже успевшие четко оформиться укусы на плечах и шее, легкие синяки на чуть прикрытых бедрах, опухшие губы и блестящие с внутренней стороны явно не от масла ягодицы говорили о том, что Иван не долго противился уговорам немца и в конце концов даже разошелся. А малость прихрамывающая походка провокатора намекала, что на одном заходе русский не остановился. Байльшмидт остановился прямо напротив застывшего героя и насмешливо приподнял бровь. - Ты что-то хотел, Америка? - А… а… а В-Ваня где? Растерянное лицо Альфреда бесценно. - Спит Ваня, - покусанные губы растянулись в злорадной ухмылке. – Устал бедняга. Оценив ситуацию как весьма забавную, немец решил хорошенько повеселиться. Развернулся к застывшей статуе задом, чтобы предоставить гостю лучший обзор, и шагнул в сторону кухни. - Да ты проходи, не стесняйся. Чай будешь? Альфред почувствовал, как у него плавятся уши, когда глаза метнулись вниз. Взгляд прошелся вслед крупной белесой жидкости, скользящей по бледной коже ближе к коленкам, заставляя американца забывать заранее подготовленные слова. Кажется, стоит закруглять свой визит. Иначе реакция на все происходящее может обернуться для него плачевно. - Я, пожалуй, пойду… А Гилберт лишь распалял воображение. Чуть поводил задом при ходьбе, тер бедрами друг о друга, словно пытаясь размазать семя по телу и еще больше вогнать героя в краску. И постоянно придыхал, следя за практически бессознательным Альфредом из-под опущенных ресниц. - Ты… ну… Ване привет… что ли… Америку сдуло с порога так же неожиданно, как и придуло сюда. Дверь тихонько скрипнула, скрывая за собой просто томатного цвета парня, напоминающего, скорее всего, закипающий чайник. - И тебе не хворать, Джонс, - Байльшмидт, как всегда, пребывал в отличном настроении. Еще бы: и желанного добился, и над самовлюбленным идиотом поиздевался. Похихикав себе под нос, немец развернулся к большому зеркалу в коридоре. Да, вид и правда пошловатый. Америку можно было бы пожалеть – не вовремя пришел мальчик. Для своей психики, конечно же. В комнате послышалось шуршание и недовольный сонный голос. - Гил? – такая до дрожи приятная хрипотца. – Ты здесь? Сердце екнуло, а тело, преимущественно нижняя его часть, сладко заныло. Облизнувшись, Гилберт решил срочно вернуться к такому долгожданному любовнику. Ну не будет же он ограничиваться только одним заходом, правда же?