Торт

К спинке стула привязаны воздушные шарики. Один из них с помощью маркера загримирован под Дойла. Алисса смеётся над его попытками сделать строгое лицо, и обеими руками тянет к столу. В соцсетях Дойл щедро осыпает её пафосными прозвищами вроде «queenbeast». На сцене королева-зверь, рычащий вожак стаи «Arch Enemy», действительно заслуживает и капса, и восклицательных знаков. Но не у него дома и не в его день рождения. В обычной жизни Алисса, в джинсах, кедах и красно-белой клетчатой рубашке, просто «малышка». Чего только стоит её открытая, почти детская улыбка. Алисса по сравнению с ним невысокая, лёгкая и юная. Но всё равно отчего-то рядом с Дойлом, огромным и уже (цифры в паспорте не обманешь) не слишком молодым. Хотя, как она заверяла, он, по неизвестно у кого подхваченному выражению, «ещё торт». Правда, уж точно не тот, что она сейчас держит в руках – смехотворно маленький, который почти не видно из-за свеч. Их – Дойл абсолютно уверен – ровно пятьдесят штук. Алисса всегда была внимательна к мелочам. Дойл зачем-то смотрит на её губы. Блики играют на колечке пирсинга, отчего оно кажется почти раскалённым, и очень хочется почувствовать этот жар языком. Алисса вскидывает лохматую голову. – Загадай желание. Дойл пару секунд изображает раздумья, а потом резко сдувает пламя. Они вдвоём едят крошечный бисквит, перекидываясь какими-то ничего не значащими репликами и выковыривая из глазури застывший парафин; их колени под столом соприкасаются, и это стало уже настолько в порядке вещей, что вызывает лишь спокойное ощущение тепла. Когда от торта остаются только крошки и мазки шоколада на тарелках, Алисса собирает посуду в раковину, напевая что-то крайне далёкое от дэт-метала и металкора – чуть ли не кельтский фолк. Дойл слушает. У его малышки очень красивый голос, и даже жаль, что она так редко поёт им. Потом они включают первый попавшийся ужастик, и Алисса притворно вздрагивает каждый раз, когда очередной зомби появляется в кадре, вынуждая прижать к себе крепче. Рёбра у неё крепкие, но Дойл всё равно обнимает осторожно, как стеклянную. Когда чересчур живучие герои всё же уплывают в закат на краденой яхте, Алисса решает, что самое время пойти спать. Разумеется, не сразу – сначала душ, а потом как пойдёт. В мягком поцелуе, которым она его мимоходом одаряет, есть определённый намёк. Его малышка маниакально чистоплотна и плещется обычно долго, как будто слона боевого купает. Эта привычка вскоре передалась и ему – тем более, что Алисса, завёрнутая в неприлично короткое полотенце, украшенная, как жемчугом, каплями воды, очень хороша. – Утоплюсь я из-за тебя, – неубедительно тянет Дойл, заходя в спальню, где она уже несколько минут ожидает его, сидя на кровати и болтая стройными ногами. – Топись. Она смотрит на него смеющимися глазами, почти аквамариновыми в неярком освещении; синие с зелёным волосы текут по обнажённым плечам. Он считывает подтекст, быть может, не понятный даже самой Алиссе. «Во мне». И Дойл ныряет.