Когда я увижу море

Знаете, когда ты ужрат просто в говно, когда конец октября и на улице +12, когда твой лучший друг (который ужрат, между прочим, точно также), в пьяном угаре поднимет сушеный бычок над головой (которого вы взяли почему-то к водке), и смотрит на него как астроном на новую звезду, когда какими-то алкогольно-ассоциативными дебрями до него что-то там доходит, и когда он, наконец, почти трезво (насколько это вообще возможно) и философски вопрошает: «А ты был когда-нибудь на море?» Вот тогда тебе остается тяжело мотнуть головой и проелозить языком «Нет». Потому что ты действительно там не был. Потому что даже не представляешь как там и что там. Потому что все, что появлялось в башке после слова «море» - был этот сушеный бычок в руке лучшего друга. *** Меня в который раз отшила Тамара, а Эдик... Я не знаю, что у него там случилось, но больно настойчиво он предлагал надраться. Повод, по-моему, был у обоих, вот только Эдик упорно не хотел повествовать о своем горе (или счастье, чёрт его знает). А мне много раз повторять не надо, на то мы и лучшие друзья. Как там пелось в песенке: «в беде не бросит, лишнего не спросит». Вот у нас примерно также. Захочет – сам расскажет, а не захочет... думаю, что после предполагаемого количества выпитого все-таки захочет. Мы пересеклись около его дома. Эдик уже стоял с кислой рожей и пакетом чего-то звенящего. Правда, я переживал за него, но все же не настаивал на исчерпывающей исповеди мне. Мы пожали друг другу руки. - Что, всё так плохо? – этот вопрос я не смог не задать, настолько у друга был убитый вид. - Это конец, Сева, - угрюмо оповестил меня Эд и устало провел рукой по лицу. - Ладно, щас все будет нормально. Расслабимся, выпьем... – я попытался приободрить друга, и мы направились к нему в подъезд. Пока ехали в лифте, я в предвкушении заглянул в пакет. Водки там было ровно три пузыря. Я удивленно поднял глаза на друга: - А че так мало-то? Эдик, водки много не бывает! Последний убеждал меня в обратном до тех пор, пока за нами не захлопнулась входная дверь квартиры. - Будет мало – сгоняем, - Эдик с такой легкостью закончил предложение, будто марафон после трех бутылок водки обычное дело. Мне пришлось лишь заткнуться, рассматривая картины голых телок, развешанных по Эдиковой квартире, пока тот расставлял посуду. - Ты пить вообще будешь? – оклик друга заставил меня вернуться с небес на бренную землю, с неохотой покинув в мыслях ту смуглую красотку на картине. Я прошел на кухню, вяло плюхнулся на высокий стул напротив Эдика, который, кажется, вообще здесь не присутствовал, медленно перевел взгляд с него на то, что творилось на столе и, наконец, вынес вердикт: - Эд, да что с тобой? Мы же не алкаши какие, - хотя в этом я уже успел усомниться. – Думаешь, вытянем голые три литра? Без закуси? Эдик вернулся из прострации и вопросительно уставился на меня. - Говорю: закусывать у тебя нечем, так? – друг все еще упорно ничего не слышал. - Ну, знаешь, Эд, я так не играю. Если на то пошло – мог бы и с зеркалом выпить! Я не намеревался продолжать свой вопиющий монолог, но только спящая красавица, наконец, очнулась ото сна и, мотнув пару раз головой для полного пробуждения, сказала: - Щас в холодильнике посмотрю, вроде должно что-то быть. Из вышеуказанной холодильной камеры появилась на свет и прошествовала прямо до стола попка от салями. - Не густо, - со вздохом подытожил я. Окончательно придя в себя, Эд быстро потер ладони друг об друга, разлил огненной водички по рюмкам и заявил: - Что мы, не мужики что ли? Таким образом, взяв самих себя на слабо, мы, не чокаясь, осушили по 50 грамм и в порядке очереди занюхали их колбасной попкой. Разрезать пополам её, естественно, никто не додумался. Мы пили, не чокаясь; просто пили, что бы достигнуть той кондиции, когда все проблемы кажутся лопнувшим воздушным шариком. И вот, спустя бутылку водки, я уже счастливо улыбался. Эдиково же лицо вытянулось в удивлении, когда с пузыря капнуло две последних капли. - Мало! – возмущенно заявил друг-собутыльник, подымая своё бренное тело из-за стола и ориентируя его на холодильник, в коем и покоились оставшиеся пузыри. Устроившись поудобнее напротив требуемого предмета бытовой техники, Эдик начал шарить по полкам. Я, тем временем, смуро сидел за столом, поддерживая пьянющую голову рукой, пока не решил, что и мне пора на подвиги. Преодолев стол, стул и колбасную попку я приблизился к Эду, всё еще искавшему встречи с водкой. Последняя почему-то не хотела этой самой встречи, но я точно знал, где прячется эта засранка. Отпихнув мешавшего мне и бесполезного на данный момент Эдика, я открыл морозилку. Обдало отрезвляющим холодком, но конкретное количество оставшихся бутылок назвать я так и не смог. Просто вытащил одну из них и, пошатываясь, повернулся к Эду. Тот радостно протянул свои гаденькие ручонки к нектару богов, но я замахал перед ним свободной рукой, другой, тем временем, прижимая к себе выпивку. - Не, не, не... – пьяно прохрипел я, когда Эдиковы руки вцепились в горлышко бутылки. - Старик, - позвал я его из пьяного омута, но старик меня не слышал, а просто перетягивал на себя священный литр. - Старик! – попробовал я хрипеть чуть громче, но друг только сильнее дергал на себя бутылку. В конечном итоге мы оба рухнули на пол. Слава богу, водка осталась целой и в моих руках. Пока пытались встать, у меня получилось достучаться до Эдика. - Слушай, ну так нельзя, - меня внезапно осенило. Мы, наконец, поднялись и встали друг напротив друга, как на дуэли. Я, пошатываясь, начал объясняться: - Нужно сходить за закусью. Затею мою Эдик охотно поддержал, энергично (насколько это вообще было возможно) закивав головой. Придя к обоюдному решению оставить пока водку в покое, мы кое-как нашарили несколько купюр в наших карманах. Не глянув даже на их номинал, собрали находку в кучу и отправились искать приключений на одно небезызвестное место. Улица встретила двух алкашей без особой радости. Наши рожи обдало осенним, немного отрезвляющим ветром, но решимости от этого у нас не поубавилось. Я решил принять на себя роль главаря поисковой операции «Закусь». Завидев неподалеку небольшой магазин, ткнул в него пальцем – уж там точно должно было быть то, в чем мы так неистово нуждались. Эдик не сразу расчехлился что к чему – пришлось толкнуть его в пьяный бок. Я тут же пожалел о совершенном, ибо мы оба чуть не рухнули на асфальт, что грозило нам сотрясением мозга. Хотя, как там говориться – бухим у нас везде дорога? Нет, пожалуй, это из другой оперы. Пришлось засунуть пьяные рассуждения куда подальше и все-таки двинуться в нужном направлении, потому что потребность закусить все еще не проходила. Ввалившись в магазин, мы чуть не снесли близстоящий стеллаж. Продавщица покосилась на нас, но ничего не сказала – видимо, алкашня не такое уж редкое явление здесь. Обшарив чутка расфокусированным взглядом полки и витрины, я обнаружил то, что надо. Объектом моего жгучего желания оказались сушеные бычки. Тогда это показалось мне очень хорошей идеей. Бычки и водка, а почему нет? Определенно, они подходили друг другу как нельзя лучше. Даже не взглянув на количество нолей на купюре, я ткнул ею продавщице в лицо и потребовал килограмм бычков. Эдик не возражал. Он вообще выглядел странно: молчал и шатался, в то время как я чувствовал себя царем горы. Я и не думал ждать, пока нам посчитают сдачу. Схватив еле стоявшего на ногах Эдика, я выперся из магазина. Когда до подъезда оставалось пару метров, я потребовал от почти безжизненного товарища ключи. Там наверху нас поджидала холодная водка. Мне не терпелось добраться до неё, к тому же с такой обалденной закуской. Эдик полностью проигнорировал меня, осматривая окрестности, как будто был здесь впервые. Остановившись у подъезда, я помахал рукой перед его пьяным носом, снова-таки вопрошая: - Эд, твою матушку, где ключи? Но ему, видимо, стало совсем дурно – он присел на ступеньку под подъездом, а мне пришлось обшарить его карманы. Ключи не обнаруживались. Я запаниковал. Было ясно, что вести диалог с Эдиком не выйдет – мы были в разных категориях опьянения и, кстати, неизвестно почему. Но это меня волновало меньше всего. Мои нетрезвые мысли все еще занимала водка, томящаяся далеко в квартире. А еще мы где-то просрали ключи. Я раздраженно сплюнул и плюхнулся слева от понурившегося Эдика, пакет с бычками бросил на ступеньку ниже. - Че делать-то теперь, а? – я задал это вопрос в начавшие сгущаться сумерки, так как Эдик все еще игнорил меня по полной. Вариантов того, что мы могли сделать, было непомерное количество. Мы могли поехать ко мне, запросто могли завалится в какой-нибудь кабак или клуб, на крайний случай мы могли позвонить Паше и пожаловаться на судьбу-злодейку, что так безжалостно выбросила нас на улицу. Но нет, мы продолжали куковать у подъезда и морозить свои задницы о бетон. Проходящие мимо люди со своими косыми взглядами мало меня волновали, а уж убитого в хлам Эдика и подавно. В то время как его дико кумарило, мне хотелось какого-нибудь экшена и движений. Мне даже показалось, что он уснул, и я готов был, как настоящий друг прийти на помощь и растолкать беднягу. Как вдруг он сам резко выпрямился, полез к пакету с «обалденной закусью», пошарив, выудил оттуда один бычок. Эд рассматривал его, будто только что обнаружил существование данного вида на этой планете. Клянусь, его взгляд выражал такую обеспокоенность, что, казалось, он сейчас превознесет неоценимый вклад в науку. Тут он удивил меня еще больше – неожиданно заговорив практически не заплетающимся языком: - Сев, а ты был когда-нибудь на море? Ну, в Сочи там, или еще где? Хоть и прошло определенное количество времени, алкоголь еще не выветрился из моей дурьей башки. Этот Эдиков вопрос заставил меня глубоко задуматься: а ведь действительно получается, что я ни разу не ездил к морю? - Не-ет, - все, что я смог ответить, помотав головой. Эдиково состояние, видимо, приблизилось к моему - он отбросил бычок обратно в пакет, и с хлопком уперевшись в колени ладонями, молвил: - Так чего мы здесь сидим? – его искреннее замешательство быстро передалось мне. Мы подорвались, подняли несчастный пакет с бычками и как прокаженные понеслись по улице. Каждый из нас точно знал, куда мы направляемся. Пункт назначения – ж/д вокзал. Окончательно рассорившись со здравым смыслом, по дороге мы прикупили еще бутылку водки и пару бутылок пива. Стоя на некрепких ногах возле кассы вокзала, я молился, чтоб оставшихся денег нам хватило на билеты. В тот момент я был, наверное, как перевозбужденный подросток, совершающий какую-то пакость. В какой-то степени так оно и было: мы сваливали из города среди недели, никого не предупредив. Двое взрослых мужчин за тридцать просто купили билеты, сели на поезд, приготовились приговорить литр водки и свалить к черту на куличики. *** Над ухом раздался оглушающий крик птицы, заставив меня очнуться ото сна и подорваться на месте. От этого моего резкого движения справа от меня что-то взмыло в воздух и приземлилось неподалеку. Я попытался продрать глаза и огляделся – это была стая чаек, вот что разбудило меня. Ни грамма не подивившись данной ситуации, я собрался продолжить свое пребывание в сонном царстве и снова прилег на… что? Я удивленно провел руками по поверхности по обе стороны от себя – это были гладкие и округлые камни, а если точнее, то крупная галька. Только сейчас я ощутил, как она давит мне в зад. Прогнав остатки сна, я вскочил на ноги и сразу же почувствовал, как ломит все тело и гудит голова. Поелозив, как следует, руками по лицу, чтоб окончательно взбодрится – я поднял взгляд на то, что находилось впереди. Впереди находилось слегка волнующееся море, которое мерно и с брызгами врезалось в насыпанные крупными булыжниками буны. С такого расклада, я, скажем прямо, охренел: схватившись за голову, я попятился назад и, чуть было не заорал во всю глотку. Последнее и единственное, что я помнил, было то, как мы с Эдиком околачивались на вокзале, просрав все деньги, и пели странные песни. Паника волной прокатилась по моему телу, но тут я таки глянул вниз. На том же месте, откуда я только что подорвался, лежал и мирно посапывал Эдик, свернувшись в три погибели и подложив под голову злосчастный пакет с бычками. Я кинулся к нему и принялся расталкивать, что есть мочи, крича при этом благим матом. Причины были. - Мать твою, Эдик, что случилось к чертям собачьим??? – разразился я криком, когда мне удалось заставить его принять вертикальное положение. Друг продирал глаза, как делал это я минуту назад. Я ждал, нет, я жаждал объяснения ко всему происходящему, но больше всего я ожидал Эдиковой реакции на все это. Но тот не выглядел ни испуганным, ни шокированным. Он просто почесал репу, широко зевнул, потянулся и уставился на меня таким взглядом, будто его только что оторвали от собственной кровати, а не от впивающейся в задницу и бока гальки. - Зачем так орать? – хриплым ото сна голосом сказал Эд. – Мог бы нормально разбудить, раз уж не терпелось. От этих спокойных слов, сказанных будничным тоном я просто выпал. Усевшись обратно около Эдика и теперь смотря в одну точку, там, где море соединялось с небом, я снова спросил уже ледяным тоном: - Как мы здесь оказались? И вообще, где это – здесь? Теперь пришла очередь удивиться Эдику. - В смысле? Ты что, ничего не помнишь? Я повернулся к нему, наверное, с благоговейным ужасом в глазах: - Что я вообще должен помнить? Где мы вообще? И почему ты такой спокойный, черт тебя дери??? – я снова перешел на крик и яростно жестикулировал. Эдик разорался в ответ: - А что, мне волосы на башке прикажешь драть из-за твоих идиотских затей??? - Каких еще затей? Разве не ты предложил ужраться в зюзю, а потом отправиться на поиски приключений??? В тот момент мы уже оба повскакивали на ноги и мерили друг друга яростными взглядами. Я притих, понимая, что мы ведем себя как дети, и снова потер глаза. - Ну вот, хоть что-то ты да помнишь, - съязвил Эдик. – И по теме - мы в Ялте, ты сам позавчера билеты покупал! Снова холод паники прошелся по спине. С каждым новым Эдиковым словом я отказывался верить в реальность происходящего. - Позавчера? Какие еще билеты? Я был в полнейшем шоке, да я просто не мог в это поверить! Сердце колотилось как бешенное. - Билеты на поезд. Ты сам сказал, что никогда не был на море, и мы решили немедленно, так сказать, преисполнить сей пробел в твоей жизни. Так вот, что я тебе скажу, старик: наслаждайся, пока есть такая возможность, а не бегай и брюзжи тут слюной, о том, как все плохо! Нет, меня прямо коробило от того, насколько был оптимистичен и спокоен этот придурок! Но что поделать, было необходимо выяснить, где мы просрали вчерашний день. Это я и спросил. - А башкой своей отрезвевшей подумать никак? Сколько, по-твоему, километров между Москвой и Ялтой? Вчера мы весь день квасили в поезде. Приехали ночью. Сразу двинули на пляж – тебе, между прочим, очень хотелось увидеть море! Я готов был разреветься от отчаяния, но взял себя в руки. Оставалось надеяться, что ничего криминального мы натворить не успели. Я чувствовал себя главным героем дурацкой комедии. Чертова водка! Чертова Ялта, чертово море! Надо было выбираться отсюда, но как? Без единой копейки в кармане сегодня и без единой извилины в мозгу вчера! К вечеру мой воинствующий пыл поутих. Мы таки наскребли в карманах по нескольку рублей, затарились пивом и, немного, едой. На билеты, даже при огромнейшем желании, не хватило бы. Идти нам было некуда, и мы вернулись туда, где началось наше неспокойное утро - на пляж. Людей, встречавшихся нам на пути, можно было пересчитать по пальцам. Оно и ясно – октябрь выдался прохладным даже для местного климата, хотя ни в какое сравнение с московским октябрем ялтинский не шел. Я отметил это, как только принял всю неизбежность происходящего и перестал третировать Эдика криками. В конце концов, мы оба были одинаково виноваты в том, что оказались здесь и сейчас, и нечего было обвинять друг друга по кругу. Мы ж не дети какие, нам долбанных тридцать шесть! Хотя в этом, как и во многом другом, я уже давно усомнился. Перспектива спать на пляже не приводила меня в восторг, но и сеять панику снова я не собирался. Было достаточно тепло. По крайней мере, прошлой ночью мы не околели. Единственным неудобством была хренова галька. Я не разглядывал свой зад, но чувствовал, что галька оставила там свою отметину. Непонятно каким образом заразившись спокойствием Эдика, я наплевал на это с высокой колокольни. Я наплевал на все. Я никогда не был на море и ни разу в жизни не видел его, так что простирающаяся перед глазами картина действительно захватывала дух – этого я отрицать не мог. Вдоволь наоравшись утром, сидя сейчас на берегу моря и треская все те же бычки, я избрал единственный, казавшийся мне правильным, путь – наслаждаться происходящим. Эдик был прав. Другого шанса могло не быть: кто знает, каким местом ко мне повернется жизнь в будущем. В тусклом свете наступавших сумерек водное пространство не теряло своей красоты. Людей по прежнему было раз, два – и обчелся, и мы решили пройтись вдоль берега, чтоб размять затекшие мышцы. Волны настигали берег, омывая и без того гладкие камни разных размеров и форм, придавая им новую огранку. Я как завороженный пялился на все это действо, временами отставая от Эдика. Морской бриз окутывал наши лица в теплую пелену. Еще одним немаловажным фактом, который я не сразу принял во внимание, был воздух. В сравнении с пыльной и грязной Москвой здесь был просто рай для легких. Я глубоко втягивал в себя кислород, как будто запасался им на зиму. Временами кружилась голова, и я не знал, то ли это от переизбытка кислорода, то ли от сумасшествия нашей затеи. Я все еще чувствовал себя лет на семнадцать. По телу теплым потоком разлилось умиротворение, когда я в очередной раз отстал от Эдика, присев у самой кромки воды и протянув к ней руку. Пальцы обдало холодом и в тот момент мне показалось, что все так и должно было быть. Я просто опьянел от радости, снова растеряв остатки здравого смысла. Теперь я поверить не мог, что еще утром метался по берегу в истерике и смел кого-то в чем-то обвинять. Думать об этом совершенно не хотелось. Я и не думал больше. Завидев невдалеке вяло плетущегося друга, я что есть мочи ринулся его догонять. Хотелось выплеснуть так внезапно переполнившую меня радость, хотелось ею поделиться. Я уже благодарил судьбу, водку и Эдика, кои были причастны к моему теперешнему местонахождению, набрасываясь со спины на последнего. Эд смешно прогнулся под моей, повисшей на нем, тушей. Мы заржали на весь пляж как конченные. Я решил сжалиться и избавить друга от столь тяжкой ноши. Нашарил под ногами землю и остался стоять позади него, свесив свои руки с его плеч. Говорить ни о чем не хотелось. Умиротворение, радость и уют – вот те слова, которыми я мог бы описать своё состояние. Казалось, что я никогда в жизни не чувствовал себя так целостно, как в тот момент. До столкновения с Эдиковой тушей я даже не обратил внимания на то, что уже прилично похолодало. Теперь ощущался контраст, вдвоем стоять было гораздо теплее - по крайней мере, усилившийся ветер обдувал только с одной стороны. Ничто более не казалось мне странным, напротив – все, что происходило дальше, я принял как закономерность судьбы. И не стал с этим спорить. Эдик, который не проронил ни слова с тех самых пор, как мы отправились вдоль побережья, повернулся ко мне передом, сцепив свои руки вокруг моего туловища. Избегая моего взгляда, он повернул голову направо, укладывая её мне на плече. Я последовал его примеру: обхватил друга руками за плечи и умостил голову туда же. И нет, это все еще не казалось мне странным. Ничуть. Стало теплее и одновременно тоскливо. Не пробыв в этом месте и суток, мне уже не хотелось его покидать. Что-то определенно происходило. Мы оба это понимали, так же как и то, что жить на пляже и дуть пиво вечно невозможно. Всю мою радость будто сдуло тем самым ветром. Внутри похолодело и засосало под ложечкой. Мысль о такой далекой отсюда Москве теперь была мне неприятна и даже противна. Темный ялтинский пляж казался единственным местом, где мне хотелось быть. К нам обоим пришло осознание того, что простой мы таки еще минут десять – и придется отскребать два примерзших тела от гальки. Вариант ночевки на пляже отпадал почти так же, как мои околевшие пальцы. Молча, мы разорвали нашу постройку из тел и рук, что сохраняла тепло и двинулись вверх, вон из пляжа, ища приют в каком-нибудь помещении. На улице находиться было невозможно. Ветер все сильнее дул со стороны моря, которое уже не на шутку разволновалось. Все так же храня обоюдное молчание, мы дошли до какого-то здания. По большей части управлял движением Эдик: видимо, он что-то помнил из вчерашнего маршрута. Перед нами восстал автовокзал, в коем мы и решили заночевать, надеясь на то, что нас оттуда не выпихнут. Все так же молча и не удостоив друг друга ни единым взглядом. Меня все не покидало ощущение, что у меня что-то настойчиво отбирают. Было одновременно обидно и тошно – примерно с такими чувствами я провалился в сон, сидя в кресле зала ожидания. Очнулся я от того, что кто-то сотрясал моё плечо. Этим кем-то был никто иной, как Эд. - Эй, смотри, что у меня есть! - Эдик размахивал перед моим носом несколькими купюрами с тремя нолями. – Теперь мы можем выбраться отсюда, - без особого энтузиазма проговорил он. - Где? Как? – от удивления и новой волны огорчения, взявшейся непонятно откуда и неизвестно почему, остатки сна как рукой сняло. – Откуда столько? – выговорил я наконец членораздельно, выпрямляясь в кресле и похрустывая костями. За окном зала ожидания было пасмурно, но светло - видимо, раннее утро. Эдик не заставил ждать с объяснением – сказал, что встретил какую-то старую знакомую (коих у него имелось непомерное количество) и вот, одолжил. Я вяло улыбнулся в ответ и опустил взгляд в пол – вспомнил, что произошло вчера на темном пляже. Собственно, ничего криминального не случилось, - как-то внезапно пришла мне эта мысль в голову. Тогда какого черта меня так неистово коробило, а зад будто прирос к креслу, не желая покидать этот город? Эдик вроде бы не подавал виду, но выглядел подавленным. Нам ничего не оставалось, как купить билеты на ближайший автобус до Симферополя и хоть что-то на перекусить – желудок выворачивало на изнанку. Как только мы покончили с парой пирожков с капустой, купленных неподалеку у какой-то милой бабули, пришел автобус. Набив пузо до отвала, в автобусе я снова провалился в беспокойный сон. Чувство полной и осознанной потери поглотило меня, как только мы оказались на перроне ж/д вокзала с билетами в руках. Создавалось впечатление, что я уезжаю в неизвестность, покидая родной дом и всех своих близких, даже не попрощавшись. Эдик молчал, разглядывая табло отправления-прибытия. Его будто и вовсе здесь не существовало. Я мог его понять: мы оба не знали, что делать дальше и следует ли вообще что-то делать? Думаю, ни я, ни он не могли ответить тогда на этот вопрос. Мы просто стояли, утонув в опутавшей нас тоске. Послышался протяжный гудок - поезд «Симферополь-Москва» с пыхканьем и скрежетом прибывал на платформу. Уже забравшись в вагон и повнимательнее изучив билеты, оказалось, что наши места находятся так же близко друг к другу, как Владивосток к Калининграду. Эдику пришлось пилить хрен знает куда за три девять вагонов. Мне ничего не оставалось, как понуро плюхнуться на свое место в плацкарте, апатично уставиться в окно с вяло меняющимся пейзажем, каждый раз успокаивая нарастающую внутри тревогу и малодушно надеяться на то, что все мои проблемы, если их можно было считать таковыми, решит лишь прибытие в Москву. Что-то упрямо подсказывало мне: все, что когда-то шло своим мерным чередом в скором времени в корни изменится. Как раньше не будет уже никогда.