I hate u

Sick Puppies – I Hate You

Химчан много чего ненавидит в этой жизни: политику, приторно сладкий чай, глупых людей и свою работу. Но больше всего, безусловно, Мун Чонопа. Он до дрожи в руках ненавидит все его увлечения, до скрежета зубов ненавидит его улыбки, которые тот всем дарит налево-направо, до мурашек на загривке ненавидит его способность становиться лучше. Каждую ссору Химчан старательно ломал Чонопа, но в результате сам всегда цеплялся за него. И в итоге ему удавалось лишь судорожно ухватиться за чернь его тени, оставаясь ни с чем. Чоноп был для него всем. Химчан хотел намертво привязать младшего к себе, забрать у него всю его жизнь, но, казалось, и этого будет недостаточно. Ему всегда будет мало. Это произошло как-то само собой, где-то после второй крупной ссоры. Химчан начал замечать все угловатости их отношений. Он стал прислушиваться к каждому слову младшего, цепляться за любую случайную фразу, прощупывая ее на скрытые смыслы. Он начал наблюдать за тем, как Чоноп относится к своим друзьям, и сравнивать с тем, как он относится к нему. Химчан понимал всю абсурдность этих анализов и всех действий, что приводили к новым и более частым ссорам, но он уже не мог избавиться от этого зудящего чувства, накрывающего с головой и лишающего остатков здравого смысла. Он давно упустил момент, когда все пошло под откос и достигло точки невозврата. Чоноп много чего ненавидит в этой жизни: ежедневные ливни серой осенью, долгое ожидание, засыпать в тишине, а самое главное - Ким Химчана. Он ненавидит, когда его нет рядом. Ненавидит моменты, когда больше всего нуждается в нем, но не знает, где этого мудака вечно черти носят. Ненавидит даже, когда старший его заводит. И это то ли из-за насмехающейся ухмылки Кима, то ли из-за того, что сам Чоноп чувствует себя слабым и уязвимым в эти минуты опьянения, но парню куда легче видеть Химчана подавленным и ущемленным, с трудом держащимся на ногах и пожирающим его тяжелым взглядом, из которого ненависть так и сочится, чем твердо стоящим на земле и постоянно пытающимся что-то доказать. Чувства Чонопа все равно намного сильнее. Его ненависть давно стала намного сильнее. Младший не сразу стал ощущать эти изменения в Химчане. Тяжелая атмосфера неприязни постоянно витала в воздухе, пропитывая даже стены в квартире и оседая на коже невидимым налетом. Чоноп всегда хотел сбежать в такие моменты, но по необъяснимым для него причинам только закрывал глаза и обнимал напряженную спину старшего, забираясь холодными пальчиками под домашнюю майку и прижимаясь щекой к чужому теплу. Юноша не заметил, что и сам начал меняться. Но, кажется, ты уже беспомощен, когда безобразный ком из раздражения и злости взрывается внутри тебя миллионом иголок, ощущаясь уже таким знакомым покалыванием в каждой клеточке тела. Чонопа не спеша затягивало в себя это чувство, становилось его наркотиком, отказаться от которого он был уже не в силах. Ненавидеть Химчана стало просто. Просто невыносимо. Из их жизни практически исчезли все теплые дни, когда они счастливые и сонные нежились под одеялом, исчерпали себя все привычные ежедневные "ритуалы", когда они могли вместе готовить завтрак перед учебой или работой, утонули в тени напускного безразличия все нежные поцелуи перед сном. Их заменили грубость и животная страсть из-за неконтролируемой озлобленности друг на друга. У них осталась только единственная привычка - редкими поздними вечерами пить чай вдвоем на кухне под тусклое освещение фонарей во дворе. Только тогда они как будто сбрасывали с себя невыносимый груз и вспоминали наконец себя прошлых. Химчан в такие моменты любил наблюдать за брюнетом, любил случайно касаться его, так же случайно любил усаживать Муна себе на колени и долго, медленно и нежно целовать, сжимая в когда-то таких привычных теплых объятиях. В подобные мгновения он старался не смотреть в глаза младшему. Ему было до жути стыдно ловить взгляды, почти до краев наполненные сожалением и болью. Ему было стыдно, что Чоноп, его Чоноп, стал таким. Они уже слабо напоминали типичную влюбленную парочку, каждое солнечное воскресенье гуляющую по парку за ручки и таскающую друг у друга еду с тарелок. Но для обоих это было уже неважно, потому у них была своя любовь. Любовь с вечными ссорами, перманентным оттенком ненависти и одной единственной привычкой, которая грела куда сильнее воскресного солнца.