Записки парашютист-девицы-4

Противная ноябрьская ночь вступила в свои права. День и с утра-то не был ни на что хорошее похож, а к вечеру погода изгадилась окончательно. За четыре часа посиделок в тепле за накрытым праздничным столом неприятная погодная обстановка успела поизгладиться из памяти: коньячок вкупе с паровым отоплением изрядно подогрел, поднял настроение до критической отметки «щас спою!», а унылый стук дождевых капель о железный подоконник успешно заглушали вопли караоке. С подачи Илюхи хозяин-именинник зарядил в ДВДишник мою любимую «Червону руту», так что я даже радостно подпортила людям праздник своим вокалом. Мое умение петь – это не дар свыше, наверное, просто таким образом я мщу тому косолапому, что по неосторожности либо злому умыслу оттоптал в детстве мои младенческие ушки. Будущей карьере это не повредило, а вот знакомые, коллеги и друзья знают – если Макаренко берет микрофон, значит, сейчас будет страшно. Люди старшего поколения вообще принимают эти ужасные звуки за рев воздушной тревоги и начинают метаться по квартире в поисках «зихер-чемоданчика». Ну да ладно. В общем, вечер удался. Слегка окосевший и разомлевший перед телевизором Илюха вяло пытался тискать меня за выступающие части тела, но постоянно промахивался – не без моей помощи. Не переношу, когда молодой человек начинает прилюдно руки распускать – мало ли кто чья невеста? Да и потом – оба же поддатые, была бы я хоть трезвая, может, мне бы и было интересно, а так что? Противно только. И так это достало, что я резко засобиралась домой. Тут же, естественно, в нашем товарище лётчике проснулся рыцарь – как это отпустить даму одну, да по темной улице, да то-се… Я вообще-то этого и ожидала. Известно, что к одиноким пешеходам, двигающимся по синусоиде, менты вяжутся на раз-два, а к подгулявшим парочкам не пристают. Пока в узком коридоре хрущовки, Илья, натужно сопя, натягивал ботинки, ко мне подошла хозяйка. - Люд, вы как? Может, вам такси вызвать? Я скривилась. Неужели я так на буржуйку похожа, чтобы после каждой пьянки на моторе домой добираться? В нашем славном Абакане понятия «далеко» не существует. Или я настолько плохо выгляжу? - Не надо… - сдавленно ответил за меня Илья, согнувшись в три погибели возле калошницы. – Мы сами, я вот ее провожу и это… может, даже вернусь! - Куда ты вернешься? – поинтересовалась я. – Домой пошли, а! - К кому? – хитро уточнил он. - Сначала ко мне, потом – к тебе, потом – ко всем подряд… - я сделала вид, что не заметила намеков и свела все в шутку. Он успокоился, наконец, обулся и начал застегивать куртку. Все это время я добросовестно парилась в духоте прихожей под толстым слоем синтепона своей осенней куртки. Но вот человеческий интеллект и многолетняя привычка победили, и, распрощавшись с хозяевами и оставшимися гостями, мы выскользнули за дверь. Холод улицы мгновенно выдул все тепло, тщетно запасенное в квартире. Я в который уже раз задумалась, что неплохо бы завести себе перчатки. Пока что их не было, равно как и шапки – я вообще считаю, что головной убор следует носить только в пределах части, а в остальное время он нафиг не нужен, и так скоро на черепе снаружи лишняя извилина появится. Мы шли довольно бодро, в четыре ноги, изредка набегая друг на дружку боком. Я разглядывала как пар от наших выдохов клубится в чахлом свете фонарей, и почему-то очень веселило это розоватое ртутное мерцание – как будто гирлянда под Новый год. В голове было легко и весело, под Илюхиным локтем очень здорово оказалось греть руки, поэтому я, не долго думая, зацапала его наподобие муфты. Он слева, я справа. Все, как и положено по этикету с тех куртуазных времен, когда благородные кавалеры носили на левом бедре шпагу и не могли допустить, чтобы тяжелые ножны били при ходьбе по ногам спутницы. В наши дни, правда, шпаг уже не носят, да и правил без исключений нет. На военнослужащих, к примеру, это не распространяется – у них правая рука всегда должна быть свободна для отдания чести. Потом мы еще с пацанами в училище до хрипоты спорили по вопросу: как быть, когда военнослужащие оба? Самый остроумный вариант предложил приснопамятный Лёха Коктебельский: он рекомендовал идти друг за другом в затылок. Все посмеялись, еще бы, такой дурдом на выезде! Слава Богу, что нам с товарищем Николаевым не пришлось ставить экспериментов – он, конечно, лётчик, но гражданский. Это я тут у нас «за Россию и свободу до конца», так что все нормально – идем совершено правильно, в соответствии с этикетом. Правда, немного извилисто. Извилистый путь по мокрому ноябрьскому асфальту завел нас в темную подворотню, а после - в такой же неосвещенный двор. Илья решил срезать путь до моего дома, как он объяснил. Я хмыкнула – в доброжелательно-эйфорическом мозгу вдруг всплыло воспоминание о дурной славе этого дворика. Однако предположить, что в такую погоду всякие подонки могут, подстерегая жертву, торчать под открытым небом, как-то не укладывалось в рамки понимания. А зря… Три темных силуэта возникли перед нами совершенно неожиданно. Насколько можно было разглядеть – ребята приблизительно лет по двадцать, замерзшие, воротники спортивных курток подняты до ушей, руки в карманах. Я даже успела ненадолго проникнуться сочувствием – кажется, задубели они основательно, потом подумалось, что дело вообще не стоит беспокойства – мало ли? Может, они заблудились, хотят спросить адрес, может, не могут в подъезд попасть - на всех дверях нынче домофоны. Как-то всегда плохое обычно не думается о людях. Я состроила сочувственную рожу, хотя не думаю, что в тусклом свете немногочисленных окон мои мимические упражнения можно было оценить по достоинству. - Слышь, курить есть? – спросил один из них, придвигаясь к Илюхе. Двое других почтительно ждали за спиной. - Не курю, - пожал плечами тот, но зачем-то остановился. Я выпустила теплый локоть, но тоже притормозила. - А это че? – парень ткнул пальцем в мою сторону. – Вон же телка твоя курит, скажи ей… Стало неприятно. Настроение мгновенно упало до отметки морозильника. - Телки в хлеву стоят, - обаятельно оскалилась я. – Если что. Чего надо? Ворошиловский стрелок покосился с интересом на заговоривший кулек синтепона с тлеющим бычком в пальцах. Может быть, он бы додумался извиниться и нормально попросить сигарету – я бы поделилась, я ж не жадная почти. Но тут у нашего рыцаря глазки засветились красным не хуже злополучного окурка в моих пальцах. - Что ты про мою девушку только что сказал? – нарочито-вежливо переспросил Илья, шагнув вперед. Ой, тоже мне, Александр Матросов – спьяну грудью на амбразуру кто ж не готов? – Давай-давай, повтори еще раз, раз такой разговорчивый! «Про мою девушку…» Я даже немного покраснела от удовольствия. Ну да, это я для своих голубоголовых ребят – мамка, а для товарища Николаева – девушка, не зря же он меня на десять лет постарше. М-мр… Идиллия прожила недолго. Увлекшись приятными мыслями я прослушала дальнейший разговор, и увидела только удар. Даже не удар, а его последствия – тихо крякнув, Илюха провернулся вокруг оси и упал на мокрый неровный асфальт. Происходило это очень медленно, как во сне – наверное, я бы успела подхватить его восьмидесятикиллограмовую тушку, но почему-то осталась стоять на месте. Как дура, смотрела на расползающуюся возле виска темную лужицу – в первый момент показалось, что крови очень много… Это могло означать только то, что череп пробит. И от этого стало так страшно, как и в небе не бывало. Я что-то пискнула непослушным горлом, но к моему удивлению, гопнички и не думали пугаться дела своих рук и сваливать без оглядки. Тот самый, что просил курить, подошел ко мне, стоящей с широко раскрытыми глазами, и воняя вчерашним пивным духом, сообщил: - Слышь, коза… Только попробуй ментам про это… Меня совершенно не интересовало то, что он намерен был мне сказать. Сейчас имел значения только Илюха, неподвижно лежащий на афсальте. Поэтому договорить гопничек не успел. - Щас порву! – всхлипнув, пообещала я и без замаха ударила в челюсть. Вообще, сделать ему ничего плохого я не хотела. Так бы, в сущности, и обошлось, но один из товарищей Ворошиловского стрелка чужих папирос решил пустить в ход психологическое оружие. Этим самым психологическим оружием оказалась дешевая китайская «бабочка» - ну, знаете, в любом ларьке такой за полтинник можно купить? До сих пор не пойму, отчего они вдвоем не налетели – по правилам и уму надо было бы первому вывернуть мне за спину руки, а второй бы уж спокойно чиркнул по горлу. Слева, для симметрии. Но ума и правил в этом дворе отродясь не водилось, а может, просто недооценили. Лезвие несколько раз свистнуло в метре от лица. -Ну и чё? Чё, а? – бормотал второй, приближаясь по дуге. Ух, ты! Никак, учился где-то: стойка поганая, но есть. – Чё… Сейчас я вам скажу одну вещь. Много ходит всяких баек и правдивых слухов о подготовке спец-транс-череззабор-крутого назначения, в том числе, и у нас. В спортзале или на плацу выбить нож из руки противника - это вообще-то нормально, тут от тебя этого и ждут, не зря ж учили. И твой противник-товарищ это знает, даже постарается бить помедленнее, чтобы все как надо прошло, без распоротых запястий и рассаженных пальцев, и тренер кивнет «нормально, орлы!». А на самом деле – все равно страшновато. В общем, будь я в трезвом виде, ни за что не стала бы на улице такие фокусы показывать. А тут что-то даже азарт нездоровый появился, и злоба – как опять вспомнила бледное Илюхино лицо, так и улетела вся гуманность к ИЛу в сопло. Пришлось показать, что дЕсант – он и в юбке дЕсант… да хрен с ней, с прической! Я могла бы и лучше. Нет, в смысле, что кончилось все без жертв – пока я прыгала вокруг моего раненого героя, двое, подхватили третьего, и роняя красные слюни, удалились столь же неожиданно, как и возникли. Один из неудачливых стрелков припадал на разбитое колено… ничего, до свадьбы заживет. Мне, видимо, тоже досталось – под курткой противно заныли ребра. Надеюсь, что целы. Главное дело, что в порядке руки, ноги и глаза, остальное хрень, нафиг не нужная. - Илюш… Илюш, ты живой? Живой, а? Ну, скажи что-нибудь… - положив его голову себе на колени, я пыталась прощупать на шее пульс, но кровь в отбитых пальцах пульсировала бешеными ударами, не давая распознать наличие сердцебиения. Помню, что довольно долго я попросту бестолково дергала лежащее тело, пока Илюха резко не перевернулся на бок и не закашлялся. Как от сердца отлегло, Боже мой, вы бы знали! - Илюш, ты можешь встать? – не дожидаясь ответа, я закинула его толстую, непослушную руку себе через плечо и потянула вверх. – Вставай, давай. Вот так. Потихонечку. Потихонечку… вот молодец. Он действительно встал, правда, вот на ногах держался плохо. Николаев покачнулся, я еле успела его поймать: какой тяжелый! - Ты как? – коротко выдохнул он. - Я? Нормально, хорошо! – я улыбалась и говорила ласково, будто с ребенком. – Пойдем на лавочку, присядешь, давай? Мы присели на довольно грязную лавку. Как его штормит-то. Ой, похоже, сотрясение… - Голова болит? – допытывалась я, - Кружится? Он рассеянно кивнул. Вот сволочи! А вдруг травма серьезная какая-нибудь, вдруг он теперь летать не сможет, бедненький? Нет, не надо о плохом сейчас… - Не тошнит? – продолжала я свой допрос, судорожно припоминая, какие еще симптомы бывают у сотрясения мозга. – Не тошнит тебя? - Нет. Не тошнит, вроде – доблестный лётчик, наконец, произнес первую членораздельную фразу. Рука машинально поползла к разбитому виску, но я вовремя перехватила запястье. - Не трогай, нужно промыть – прикрикнула я. Вот опять я с ним как с маленьким… Может, пацаны мои правы – у меня невостребованный материнский инстинкт ищет выход? – А можешь пальцем до носа достать? Илюха посмотрел на меня как на дуру, через силу улыбнулся и прижал пальцем кончик моего носа. Я фыркнула и послушно сообщила «би-ип!». Он попытался хихикнуть, но только поморщился и вновь потянулся к голове. - Нельзя, говорю! Промыть надо…. Я знаю, тут аптека есть круглосуточная… - Подожди, - перебил меня герой Аэрофлота. – Что тут было, пока я асфальт облизывал? Надо его как-то развеселить. Срочно. Говорить, побольше говорить… - Ой, шо тут было! – начала я в манере одесских анекдотов и взмахнула руками. – Шо тут было, ты даже не можешь из себе представить! Это ж картина маслом по колбасе «последний день Пномпеня» со мной в главной роли ядерного гриба-подосиновика! Ночь-грабли-ептвою-фонарь! Блок отдыхает, Голливуд – тоже. Короче, наши победили с незначительными потерями в виде легкого ушиба левой нижней части грудной клетки и порванного рукава, вот! – я показала прореху в синей болонье, с некрасиво торчащим изнутри синтепоном. – Любимый город может спать спокойно… - устало закончила я словесную диарею и взглянула на его лицо. Блин… мог бы и улыбнуться для приличия. - Погоди, ты что – дралась с ними, что ли? – непонимающе переспросил он. - Ну да… - удивленно протянула я. – А что ты хотел? Я когда увидела тебя в крови на полу, знаешь как перепугалась! Не знаю – живой, не знаю – нет, больно поймешь в темноте! - Ну ты, блин, даешь… - сообщил он, качая звенящей от боли головой. Чего это он? Чего я даю? Странно… - А что я должна была делать? – осторожно спросила я. Ответ поверг меня в состояние, близкое к шоку. - Ну, это… милицию вызвать там, туда-сюда… Я добросовестно обдумала его слова, но ничего не поняла. - А… зачем мне милиция? У меня же ничего не украли – резонно возразила я, часто моргая. Неужели умом повредился, а? - Илюш, можно перебью? – быстро встряла я – Корень квадратный из восьмидесяти одного, срочно надо? - Девять, - отмахнулся он. – Слушай, ну и ты что – прямо вот всерьез… - Сколько градусов в окружности, быстро? – перебила я. - Ка… каких еще градусов? – опешил он. – Тебе по голове не прилетало случаем? - Нет, - вежливо оскалилась я, - по голове прилетало тебе, если не помнишь. Итак… - Отстань… - Илюш, ты чего? -Отстань, говорю… Я не обиделась, не подумайте. Я ведь понимаю, что человеку плохо и больно, вот он на всех и кидается. Кое-как я уговорила его подняться и медленно пойти в сторону дома. Шли очень тихо, поначалу я даже пыталась вести его как медсестра – раненого бойца – закинув локоть себе за голову, но он возмущенно отнял у меня вышеуказанную конечность и сунул в карман. Пришлось взять под локоток, как и было в самом начале. В круглосуточной аптеке оказалось закрыто. Зато в круглосуточном ларьке на троллейбусной остановке удалось приобрести «чебурашку» какого-то местного «Аяна» плюс одноразовые носовые платки. По-моему, Абакан – единственный город, где безалкогольные напитки продолжают разливать не в пластик, а в родные стекляшки 0,33 л. И пункты приема стеклопосуды до сих пор функционируют по назначению – в очереди у окошка не алкаши, а больше приличные люди. Ну, правильно, газировку все пьют – и детишки даже. Вообще, у нас принимают все: и стекляшки, и пластиковые баллоны, и жестянки – так что на улицах очень чисто. У нас, у нас… Говорю, словно коренная абаканка, забывая, что родом из Кронштадта, а юностью – из Тулы… ладно. Куда Родина пошлет, туда мы и захотим. Отмыв минералкой кровь и грязь с рассеченного виска, и немилосердно залив при этом куртку товарища Николаева, я принялась отчищать одежду. Случайный прохожий подумал бы, наверное: вот нажрался мужик, морду разбил, теперь жена его в божеский вид приводит, бедная. Кто бы знал, что Илья вообще не пьет, он же лётчик все-таки, у них с этим делом строго. Сегодня, правда, согрешил все-таки – или уже вчера? Ой, ё! Отмытый Николаев выглядел куда лучше Николаева-грязного. Вот от у нас какой: мужественный, сероглазый, даже мокрая бумажная салфетка, которой я залепила на всякий случай рану, совсем не портит. Наоборот – такой вид геройский! Вот в таком виде мы и потащились ко мне домой. Всю дорогу Илюха хранил мрачное молчание. На все мои вопросы касательно состояния отвечал односложно и сквозь зубы. И чем дальше, тем больше становилось моя уверенность, что странные реплики – вовсе не последствие удара по голове. Но что тогда? Я терялась в догадках ровно до того момента, пока не настала пора прощаться у подъезда. - Ну вот и пришли… - улыбнулась я. – Может, зайдешь? Чаю попьем, я тебе хоть рану промою нормально, а не в антисанитарных условиях. А? - Нет, - поморщился он. – Поздно уже. Мама будет волноваться. Мама у Ильи – это святое. Наверное, поэтому он так до сих пор и не женился. Представив себе, как бедная пожилая женщина отреагирует на появление единственного сына во втором часу ночи и с разбитой головой, я пришла в ужас. Боже, мой, да ведь его в таком виде вообще нельзя одного отпускать! - Илюш, а давай тогда теперь я тебя провожу? – предложила я. – Будем по очереди друг друга провожать: сначала ты меня, потом я тебя… Заодно и маме спокойнее будет. Я ей как-нибудь осторожно расскажу, что случилось, без подробностей… давай? Николаев как-то странно на меня посмотрел, потом молча убрал локоть, в который была продета моя лапка, и чужим голосом сказал: - Знаешь, это уже ни в какие ворота не лезет. Вот сейчас хотя бы можно без этого твоего… - Без чего «этого»? - Иди домой! – с неожиданной злостью бросил Илья, и, развернувшись, зашагал прочь. Я попятилась и присела на занесенную лавочку возле подъезда, прямо в натекшую после дождя лужу. Хотелось окликнуть Илью, но почему-то я не смогла этого сделать, словно кто-то умный быстренько создал вокруг меня кокон вакуума. Я сидела и долго прислушивалась к стихающим вдали шагам, чисто механически отмечая их местоположение: возле арки… вошел в арку… идет по тротуару мимо магазина… дошел до угла… дальше – тишина. Как в полете, когда от перепада давления уши закладывает. Или минуты глухоты после близкого выстрела на полигоне. Только пороховой гари не хватает, чтоб с дымком. Кстати, дымок – это мысль, мозги неплохо прочищает. Я вытащила из кармана куртки свой знаменитый и героический портсигар, нашарила зажигалку и негнущимися от холода пальцами долго и безрезультатно крутила колесико, пытаясь выбить искру из кремня. Замерзшая «Ангара» не желала работать, но человеческое упорство в конце концов победило, и первая затяжка с лихвой вознаградила меня за все усилия. И тут… Я так и не поняла, как ему удалось приблизиться незаметно: на слух никогда не жаловалась. Да и снег под таким дылдой должен хрустеть громче квашеной капусты. Но тем не менее, темная высокая мужская фигура передо мной оказалась ну совершенно неожиданно. Казалось бы, после недавних дворовых приключений мне следовало бы насторожиться, но и этого почему-то не случилось. - Привет, барышня. Огонька не найдется? Голос у него оказался низким и глубоким, как у оперного певца. Но насмешливый тон сразу же лишал его серьезности, и показалось отчего-то, что обладатель такого голоса – человек очень молодой, веселый, и за словом в карман лазить не привык. - Для вас – всегда пожалуйста! – в тон ему хмыкнула я, протягивая «Ангару». Так и есть: парень мой ровесник или чуть постарше. Огонек бензинового пламени на мгновение вырвал из темноты длинное лицо с резкими чертами, высокий лоб и аристократический орлиный нос с горбинкой. Хе… какой прекрасный нос, прямо как у меня. Все остальное рассмотреть не получилось по причине наброшенного капюшона. Косуха… в такую-то холодрыгу? И какой-то округлый предмет на сгибе локтя. - Вот и славненько… - прикурив, он вернул зажигалку и нимало не смущаясь присел рядом. – О чем грустим? В другой момент я бы не задумываясь, сообщила этому охламону, куда ему следует направить свои стопы, но… Наверное, он тоже спрашивал из вежливости или для поддержания разговора, но тут неожиданно для него, да и для себя тоже, я взяла да и рассказала ему всю сегодняшнюю историю. Он слушал, не перебивая, даже не курил вожделенную сигарету – просто с завидной периодичностью стряхивал пепел на асфальт. А я говорила и говорила, с трудом подавляя в себе постыдное для офицера ВДВ желание зареветь. - Ну вот как-то так… - закончила я свое повествование и пожала плечами. – Так и не знаю, что бы все это значило. Может ты что-нибудь понял и сможешь мне объяснить? Парень снял с локтя округлый предмет, оказавшийся мотоциклетной каской, примостил его аккуратно между собственным коленом и моим, и хмыкнув, совершенно спокойно произнес: - Ну, понял, что Илья этот - великовозрастный дурак с подростковыми комплексами. Понял, что единственное, что ему остается в таком положении – это оскорблять людей, которым он в битые подметки не годится. Что еще тебя интересует? - Ну… - мне нечего было возразить на его слова. Я действительно чувствовала себя обиженной, правда, до сего момента думала, что это я в чем-нибудь оказалась неправа. – А как… - А вот так! – он резко повернулся ко мне, в темноте капюшона блеснули глаза. – Ты поступила совершенно правильно, защищая его. В драке закон простой: кто последним остался на ногах, тот за всех отдувается, и пол здесь не при чем. А ему, видите ли, стремно, что он в пятак получил и лег, а девушка не испугалась, а сумела защитить не только себя, но и его. Слабые мужчины на дух не переносят сильных женщин почему-то. - Почему, интересно? – хмыкнула я. Удивительно, но этот странный долговязый парень излагал мне мои же собственные нехитрые убеждения. Точно зеркало. - Потому что привыкли считать женщин изнеженными и слабыми созданиями: это создает у таких типов иллюзию собственной силы. Во баклан! – хохотнул он. - Да если бы все было так, то его мама завтра рыдала бы в морге над его замерзшим трупом, истово колотясь покатым лобиком о холодильник! Слушай-ка…. – он изучающе смерил меня взглядом. – А тебе-то не досталось в драке? - Да так…. – уклончиво ответила я. – Куртку жалко только… Я повернулась к нему порванным рукавом. Он усмехнулся. - Молодец! Хотя вру: вообще-то вполне естественно – дЕсант он и в юбке дЕсант, троица гопничков ему не беда! Я почувствовала, что мои уши краснеют от удовольствия, несмотря на мороз. Он продолжал говорить, смеялся, и мне стало легко и весело, точно мы знакомы уже очень давно. В самом деле… в самом деле… и тут в эйфорически настроенном мозгу вдруг кольнуло тревожное шильце: откуда он догадался? Я ведь в гражданке! Да и фраза один-в-один моя собственная, это же я, я так говорю! И почему так знаком этот развязный оперный баритон? И лицо тоже… - Ты байкер? – на всякий случай уточнила я. Парень удивился, но потом, сообразив, перевел взгляд на каску. - А я думал: как ты догадалась? – улыбнулся он, бесшумно обнажая зубы, и этой гримасой вызывая у меня новый приступ панических догадок. Не может быть… нет… конечно, нет. Но перед внутренним взором невольно всплывало давнее и надежно забытое курсантское прошлое… один эпизод моей казарменной юности. Всего один день, подаривший мне свободу. Ночь. Трасса. Черный «Харлей». Ах, вы тоже не в курсе? Ладно. Было дело в Подмосковье. Признаюсь честно, той ночью я в первый и единственный раз отправилась в самовольную отлучку. Причем, в полнейшем одиночестве и безо всякой задней мысли. Стояла сухая светлая осень, кажется, сентябрь, и тульская ночь пахла желтеющими листьями, асфальтом и горячей резиной шин… Ну, шинами и асфальтом, может, и не пахло, просто я шла по городу и фантазировала. В кои-то веки захотелось чисто по-девчоночьи помечтать, вот только принц на белом коне никак не вписывался в интерьер. Вместо него смутно представился вдруг какой-то высокий и худой, в косухе и во всем черном, на черном «Харлее» и чтобы обязательно волосы – длинные волосы цвета воронова крыла, стянутые в хвост на затылке…. э-эх! Зачем мне такой нужен, я не задумывалась в силу возраста, просто хотелось, чтобы такой был на свете и знал, что на свете есть я. В общем, совершенно никаких «жили они долго и счастливо», никаких соплей, слез и клятв в вечной любви. Возможно, ночная дорога – я сижу в седле позади него, вцепившись в косуху и подставляя ветру лицо. И чтобы назавтра – никакого подъема, построения и отбоя, никаких душных казарм, никаких стен и заборов – свобода… наверное, именно это определение лежало в основе неожиданного загула патологической отличницы, хоть по-детски и выражалось в мечте о драных джинсах и ремне с металлическими заклепками. Да, это было смешно, не спорю, и мечтать о такой свободе может только девчонка-подросток, втиснутая в узкие рамки военного училища – правда. И тут… Я, пожалуй, опущу подробности своей встречи с байкерами - тем более, что сие обстоятельство нимало меня не удивило. Банда человек в восемь в возрасте от тридцати до сорока пяти, тоже недолго удивлялась явлению носатой девицы в мятой хэбе и берцах, с тощей косичкой (берет я к тому моменту успела стянуть и спрятать в карман). Во всяком случае, вскоре я уже совершенно дула предложенное пиво, и косясь на мотоциклы, зачем-то рассказывала с преувеличенной небрежностью, что уже учусь водить автомобиль. На самом деле, это была ложь, потому что вождению автотранспорта будущих офицеров обучали лишь на одном из последних курсов, но надо же было о чем-то говорить! Я четко решила для себя «сейчас еще чуть-чуть пива, и попрошусь кататься!» Наверное, и так никто не отказал бы – пусть ребенок порадуется! – но на трезвую голову о чем-то просить я не способна: треклятая гордость упирается в подбородок. В общем, моя застенчивость грозила затянуться надолго, если бы не явление героя. Когда он подошел, я не расслышала, хотя тяжелые сапоги так или иначе должны были издавать звук. Просто в какой-то момент я обнаружила перед самым носом черный шелк рубашки в обрамлении расстегнутой косухи, а подняв глаза выше – аж голову запрокинуть пришлось! – пуговицы, воротник и… Боже! Он был невероятно, нечеловечески прекрасен. Довольно узкое бледное лицо с резкими чертами, высокий лоб и аристократический орлиный нос с горбинкой. Стянутые в хвост волосы достают чуть ли не до пояса, в левом ухе серьга. На вид – лет двадцать, то есть для меня, малявки, уже очень взрослый. Видимо, я настолько обалдела от нереальности происходящего, что стала нести всякую чушь, одновременно ужасно страдая от страха сделать или сказать что-нибудь не то, а также жутко стесняясь своей пятнистой хэбешки и запыленных сапог. Но невероятная история – на то и невероятная, чтобы не подчиняться законам логики: этот удивительный чел смеялся над моими довольно тупыми шутками, польстил моему возрасту, накинув пару недостающих до совершеннолетия годков, а потом мы поехали кататься. В принципе, вот здесь я как раз была не при чем: как оказалось, вся компания как раз собиралась ехать в Подмосковье, и ждали именно моего симпатягу с хвостиком. Наблюдая этот самый хвостик по пути (разумеется, я сидела у него за спиной, вцепившись в шнуровку косухи) я нетрезво щурилась, пытаясь сообразить, за что мне столько счастья сразу и не сплю ли я на самом деле после байкерского пива где-нибудь в кустиках у автозаправки. Но ощущение скорости и свист ветра, запах кожи, асфальта и бензина на все беззвучные голоса кричали, что все происходящее – правда. Другого варианта, нежели поверить, не оставалось. Карие глаза… боже мой, у него тоже карие глаза! Счастью и восторгам не было предела. Дальше все было просто и понятно: вся компания свернула в какой-то лесок, дабы немного передохнуть и пообщаться. На свет появилось еще пиво и кое-какая еда, а составленные в полукруг железные кони образовали подобие границ бивака. Костра не разводили, потому что ночь выдалась теплая, готовить было нечего, а света в чаще хватало и от фар. Разговор катился своим чередом, перемежаясь шутками и смехом. После рассказанного кем-то анекдота (опять про десантуру, вот ведь сволочи!) я вспылила, заявив, что, мол, это все зависть, потому что все и так знают, что мы круче всех и все самое интересное происходит только у нас и в доказательство – о, Боже! – начала рассказывать об устройстве и принципе действия парашютно-реактивной системы. Взрослые дядьки такого экспромта от юной леди, видимо, не ожидали, поэтому временно утратили дар речи, но ближе к середине повествования прониклись, подобрали с травы челюсти и начали задавать вопросы. Одним словом, меня окончательно приняли в этой компании, это чувствовалось, несмотря на беззлобные насмешки и ворчание. А еще… я чувствовала на себе взгляд. Неотрывный и странно тяжелый. Кажется, что-то подобное встречалось в одной из книг, но я не могла вспомнить – в какой именно. На меня никто и никогда так не смотрел раньше. Хмель уже полностью выветрился из головы, но ясности восприятия это не добавило. Больше всего на свете я хотела и боялась поднять глаза и встретиться с этим нечеловеческим взглядом. Я помню, как он предложил отвезти меня обратно в Тулу – кажется, на наше отсутствие никто не обратил внимания. Помню обратную дорогу, и поворот по грунтовой через лес где-то в районе Узловой. Помню пропахшую бензином косуху, покровительственным жестом наброшенную на плечи…Помню залитую лунным светом поляну, и канифольный запах сухих опавших листьев, и их недоверчивый хруст под тяжестью двух тел. Шелк его рубашки и саржу собственного кителя в траве под головой… помню нечеловеческое мерцание в глубине непроглядно-черных зрачков. Казалось бы, рассказывать о том, что произошло дальше, нет смысла. Но в самый неподходящий момент случилось нечто ужасное. Ему стало плохо… Нет, даже не так. Со стороны это выглядело так, будто чья-то невидимая рука отвесила склоненной голове увесистый подзатыльник. Парень дернулся всем телом и качнулся вперед, в последний момент успевая выбросить вперед руки, чтобы не упасть. Лицо его исказила гримаса невыносимой боли, с закушенных губ сорвался стон. Я вскочила и запрыгала вокруг перепуганным мячиком, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Желая добиться внятного ответа, я обхватила его голову, заставив поднять лицо и… сама едва подавила крик ужаса: его глаза сделались совершенно красными. Ни белка, ни радужки – только черная обморочная точка зрачка в багровом пространстве век. С перепугу мне даже показалось, что они светятся в темноте… это длилось всего лишь несколько секунд, но минула вечность, прежде чем сдавленный голос простонал: «голова!», и длинные пальцы стиснули виски, закрывая страшную картину. Я хлопотала как наседка над больным цыпленком, кричала что-то про больницу и внутричерепное давление, уговаривала его лечь… сейчас уже не помню. Никакой обиды на несостоявшуюся по техническим причинам первую в моей жизни романтическую ночь у меня не было – был естественный и понятный страх за больного человека. И еще я помню, как шевелились его губы, но слов было не разобрать. Точно знаю одно: говорил он не со мной. Это я только рассказываю долго: в реальности, как это и бывает, все дела минувших дней пронеслись в мозгу за какие-то мгновения. И вдруг потянулась пугающая своей отчетливостью цепочка совпадений, соединяющая два образа по разные стороны шестилетней пропасти… неужели? Неужели, судьба столкнула нас вновь? Ах, кто бы знал, как я ждала этого момента! Кто бы знал… - Ты, случайно, не Артем? – глупо спросила я. Парень хмыкнул удивленно, но не ответил. И тут меня прорвало. - Давным-давно, - медленно начала я, следя за выражением глаз моего ночного собеседника, - я знала одного парня, тоже байкера. На тебя был похож как две капли воды, представляешь? Я тогда еще курсанткой была… то есть курсантом… ну, ты понял, я думаю…вот. Все, что я о нем знаю, так это имя, поэтому спросила… - Ну, можешь, конечно, и Артемом называть, мне не жалко! Я привык уже! – хохотнул этот странный парень, и, почесав в затылке, поинтересовался: - Где это было-то хоть, и когда? - Подмосковье… шесть лет назад, - неохотно ответила я, чувствуя жестокое разочарование. Значит, не он… или забыл просто. Ага, я вот его помню, а он меня забыл, гад… - Ни фига себе занесло! – присвистнул мой собеседник. – Ща прикинем, сколько отсюда по трассе до Москвы…. Он принялся что-то вычислять, шевеля губами, но тут я, вместо того, чтобы спокойно дождаться ответа, ни с того ни с сего брякнула: - У того Артема, о котором речь, были длинные черные волосы, он их собирал в хвостик. И еще – серьга в ухе в виде сплетенных змей… И тут уж я отмочила совершеннейшую глупость, а именно: взявшись за уголок, потянула вниз капюшон с его головы. Ох, и зачем я это сделала… …Длинные черные волосы стянутые на затылке в хвост, виден только самый верх, остальное спрятано под толстовку. В мочке левого уха серьга странного, напоминающего серебро металла, но с синеватым отливом: две сплетенных змеи… -Это ирисы, - поправил меня обладатель знакомого украшения. - Боже мой… - голос моментально сел, даже шепота не получилось. – Господи… - Нет-нет, не стоит, ты вполне можешь называть меня Артемом! – развязно прищурился мой удивительный собеседник и обняв длинной рукой за плечи, притянул к себе. Я дернулась, в голове стало гулко и пусто. - Кто ты? – наконец, собравшись с духом, спросила я. В принципе, спросила зря, потому что любой ответ сейчас мог вызвать приступ неконтролируемого страха. - Тебе по классике или попроще? – съехидничал Артем. - А мне пох! – храбро рявкнула я. Он расхохотался. - Самый здравый вариант, браво! Нет, серьезно… по сути. Это не так уж важно, ты права. В конце концов я вообще могу оказаться твоей галлюцинацией, плодом воображения… Я упорно старалась понять, шутит или нет. Не поняла. Но лежащая на загривке рука была теплой и тяжелой… нет, все-таки не глюк. Радует… - Ну хорошо… - какая-то сила заставляла меня продолжать этот бессмысленный и непонятный разговор, больше напоминающий игру-угадайку. – Тогда по-другому. Скажи: зачем ты пришел? Тут чел отмочил штуку: он встал с лавочки, прошелся передо мной взад-вперед, заложив руки за спину и глядя куда-то вверх. Выглядело довольно наигранно, этакое лирическое раздумье антигероя, но красиво. Нет, все-таки, как он прекрасен, несмотря на все позерство…. Словно бы услышав мои мысли, Артем резко остановился и посмотрел в глаза. - Ну, скажем так: я сегодня добрый и исполняю желания. В данный и конкретный момент времени – твои. Устроит? Этот фарс начинал меня веселить. Тоже мне, Дед Мороз в косухе… - А что ты можешь? – с любопытством спросила я, в надежде подловить на слове. Но не тут-то было. Тот призадумался. - Ну, для начала, могу вот на байке прокатить! – хитро улыбнулся он. – Хочешь? И тут словно рухнула какая-то плотина неприязни, и стало легко и весело. В конце концов, у всех свои причуды, и этот «исполнитель желаний» - не худшая роль. - Хочу! – вскочила я. Опять, кажется, начинается всякая мистика, но это же так здорово! Мощная туша до боли знакомого «Харлея» чернела в свете чахоточного фонаря. Я несколько раз подряд встряхнула головой: дежавю самое настоящее! Никаких сомнений: это он, тот самый мотоцикл. И парень тот же самый… кто он такой все же? Ладно, это неважно! Он прав – это совершенно неважно! Исполнитель желаний… надо же такое придумать. Со двора мы выехали медленно. Артем настоял, чтобы я надела каску, сам остался в капюшоне. Сидеть в седле, имея на себе юбку, оказалось не слишком удобно, но внимания на это обращать не хотелось. В жизни не столь часто происходят различные фантастические истории, это факт, так что не стоит заморачиваться по пустякам. - Таирни, ты опять за старое? - О чем ты, Тано? - Послушай, Гортхауэр, перестань валять дурака. Ты отлично понял меня. Вот я и спрашиваю тебя: зачем? Зачем ты столь навязчиво преследуешь эту девушку? - Потому что нужна мне. Она – Вершитель. - Да, я в курсе. И даже помню, что именно она написала твою историю и что именно ее кровь открыла врата, позволившие тебе и мне войти в этот мир. - Я же спас ее тогда, Тано, ты помнишь? Рана-то была смертельная, с перерезанным горлом задерживаться на свете не принято. Ах, как все изящно получилось: товарищ, что был рядом с нею в момент трагедии, никогда не учился оказанию первой помощи, но по чистой случайности с первого раза сумел пережать ладонью перерезанную сонную артерию и остановить кровотечение. И водитель неотложки, что ехал в гараж, крайне удачно остановился на трассе – раненая успела попасть на операционный стол в считанные минуты. - И это мне известно, таирни. Если помнишь, на сохранении ее жизни настоял все-таки я. Самому тебе отчего-то это в голову не пришло… - Да брось, Тано. На самом деле я дорожу ее жизнью куда больше, чем ты, это и естественно. Подумать только – у меня появился собственный Вершитель! - Да? По подмосковной истории не очень заметно, чтобы ты дорожил ее жизнью. Объясни мне, для чего вообще было спасать эту девушку, чтобы спустя полтора года принести ее жизнь в жертву своим целям? Ты ведь не спонтанно действовал, ты ведь целый сценарий сочинил, а? Зачем ты к ней полез? - Затем, что это был самый короткий путь к ее симпатии. У подростков в этом возрасте так. Нет, я согласен, что постель – не повод для знакомства… - Кажется, это слова Эйлинель, мир ее праху. И она правильно говорила, между прочим. Слава Тьме, что я тогда успел вмешаться и остановить тебя! -Ага, как же помню! В самый неподходящий момент! -Да нет, Гортхауэр, момент был самый подходящий! Просто я слишком поздно разгадал твой гнусный замысел. Соблазнить невинную девушку, почти ребенка… -Хорош ребенок! Кирпичи с кулака ломала тогда уже! И дралась как зараза… - …добившись таким образом ее сердца, а через пару-тройку недель во время очередной прогулки насмерть разбиться вместе с нею на мотоцикле! Девушка-то в чем виновата? - Она не девушка. Она – Вершитель, это большая разница. Совместный уход позволил бы нам покинуть пределы этого мира, она вывела бы меня… эх, Тано, Тано… -Во-первых, это подло. Во-вторых, люди смертны естественным образом. Горело тебе, да? Не мог подождать лет семьдесят-восемьдесят? А, может статься, и еще меньше. Я правильно понял, что эта девушка выбрала себе ремесло воина? - Да, сейчас она уже взрослая, год назад окончила военное училище… Молодой офицер, инструктор. - Замечательно. Хоть и неженское это дело, но в этом мире вообще все иначе – и я очень рад, что она нашла свое призвание. Отвяжись ты от нее, Тьмы Изначальной ради! Дай человеку спокойно прожить недолгий век, а уж потом вали вместе с нею куда хочешь: хоть на край света, хоть обратно в Арту, хоть в иной мир, населенный говорящими розовыми бубликами! А то ведешь себя хуже вора… - Тано, но она нужна мне! Нет, любить я не умею, конечно, но… Ты ведь помнишь, однажды в критический момент я даже спас ее карьеру. Сволочной доктор уперся рогом, что человек с таким ранением непригоден к службе в воздушно-десантных войсках. Она, ясное дело, устроила в кабинете скандал, и этот мерзавец заявил, что даст положительное заключение, если она сумеет пробежать три круга на стадионе. Что, сами понимаете, более чем нереально… - Ну-ка, ну-ка, поподробнее. Об этом впервые слышу. - Разумеется! Я ведь сволочь и гад, и ни к каким добрым делам непригоден. Так вот: я прекрасно представлял, чем для моей подзащитной на тот момент была мечта об армии, поэтому счел своим долгом вмешаться. - Доктора удар хватил? - Что-то вроде, но много позже: когда деваха, которой он шил дело об инвалидности, пробежав три круга, спокойно подошла к нему с требованием выполнения его части уговора. - Хм… вообще-то она должна была сознание потерять на беговой дорожке. -А я на что? Естественно, что лишь только доктор и прочие отвернулись, моя подзащитная упала в обморок от перегрузки. Но я сделал так, что присутствовали при этом только двое самых близких ее друзей, таких же курсантов. Парни придурки те еще, но тайны хранить умеют. -Ну-ну, дальше? -Дальше? Когда они, оттащив бесчувственное тело в сторонку за трибуны, возле забора пытались всеми правдами и неправдами привести ее в чувство, мимо по аллее случайно проходил некий кадр, представившийся студентом мединститута. Отослав одного из парней за водой, а другого – не помню, за чем, он спокойно сделал все необходимое, чтобы вытащить незадачливую спорщицу с того света. - И этим студентом-медиком, надо полагать, был ты? - Естественно, а кто ж еще? Тем паче, что ни один человеческий врач не справился бы с этой проблемой так быстро. А вот Майя – вполне! Зря меня, что ли, в свое время Некромантом величали! - А если бы не справился? - Та-ано! Ну ты даешь! Неужели ты забыл, кто был моим учителем? - Иногда по этому поводу меня терзают ужасные сомнения… Но продолжай свой рассказ. -Слушаю и повинуюсь, о великий Владыка Севера! Итак: когда парни вернулись, пересыпая речь мудреными медицинскими терминами, объяснил, что их подруге лучше, и что она очень скоро придет в себя. Я точно рассчитал время пробуждения, и пока два лба, следуя врачебной рекомендации, старательно лили холодную воду на голову больной, тихо слинял. Так что заметить меня она не успела… - Браво, таирни! Ты поступил совершенно верно. Но тогда мне еще больше непонятна сегодняшняя история. Зачем ты опять явился к этой девушке? Начал ей что-то навязчиво предлагать, представившись исполнителем желаний… где ты этого нахватался вообще? -Ну, я увидел, что ей плохо и одиноко. Решил подбодрить ее, как-то утешить… - Предлагая славу, вечную любовь, вечную молодость, богатство, и бессмертие на выбор?! - Ничего не поделаешь, Тано, запросы человека растут вместе с ним. Моей подзащитной уже давно не шестнадцать, и ночь любви с красавцем-байкером в залитом луной придорожном лесу как предел сокровенных мечтаний ее теперь вряд ли устроит. -Ну, да, пожалуй. Сейчас в лесу холодно, ноябрь все-таки… - Тано! -К сожалению, дорогой мой таирни, ты не учел некоторых фольклорных параллелей. Для нее твои предложения выглядели как навязший в зубах акт купли-продажи души. Именно поэтому она стала отпугивать доброжелателя крестным знамением. - Знамением?! Да она выхватила из-за ворота нательный крест с такой скоростью, с какой эльф стрелу из колчана не успеет выдернуть! Хорошо, что крест, а не нож или гранату… И мне в лицо! До чего же нервный народ эта десантура… и женщины тоже. А уж когда два в одном флаконе – тут вообще смерть котенку! - Короче, тебя приняли за нечистую силу. Хорошо-то как! А? - А я не обиделся. Я не нечистая сила, я сам по себе Сила. И своего все равно добьюсь. Просто теперь буду умнее и изменю тактику. Буду отслеживать каждый ее шаг и незримо оберегать на всех перипетиях жизненного пути. Ты ведь и сам знаешь, Тано – иногда достаточно чуть-чуть поиграть с законом распределения вероятности… - Смотри, доиграешься, как в Третью Эпоху. Тоже мне, Майя-хранитель! Кстати, раз уж ты собрался таковым заделаться, то скажи хотя бы, что твоя подзащитная выбрала из предложенных тобою даров? - Какая разница? Сделка же не состоялась… - Состоялась, таирни, состоялась! Мы не в средневековье и ты не демон, так что никаких пергаментов и подписи кровью заказчика. Так что она выбрала? - Славу, Тано. Славу…