Чистые листы

      Тонкая кисть. Завершающие штрихи. Сердце замирает от восторга…       Девушка отошла от мольберта на пару шагов, окидывая оценивающим взглядом своё творение.       Холодный, чуть сероватый свет беспрепятственно проникает сквозь незашторенное окно, разгоняя гнетущий полумрак в маленькой комнатушке под самой крышей. Девушка задумчиво наматывает на палец прядь угольно-черных волос, смотря куда-то в пустоту. Мысли её витают далеко…       — Я всё удивляюсь, как ты это делаешь? — ехидно протянул высокий парень в странно-цветастой футболке, по-детски раскачивающийся на стуле.       Девушка поморщилась, но ничего не ответила: ей не нравилось, когда кто-то отвлекал её от работы. Заданный в тысячный раз один и тот же вопрос уже начинал порядком раздражать, а ей и так опять придется рисовать всю ночь, чтобы успеть в срок.       Картины… Они вспыхивают в голове на несколько мгновений, а затем, теряя свою чёткость, смешиваются и теряются в тягучем, маслянистом мраке. Где-то внутри разрастается тёплое, щекочущее чувство. Ещё чуть-чуть… Ближе…       — А нарисуешь меня? — преданно заглядывая в её глаза, спросил парень.       Девушка окинула его долгим внимательным взглядом, будто бы что-то просчитывая, и наконец медленно кивнула. Мгновенно просияв, парень подскочил к ней и, легко поцеловав в щёку, скрылся за дверью. Длинные тонкие пальцы провели по тому месту, где всё ещё ощущалось его дыхание, и губы чуть изогнулись в полуулыбке.       Бледные пальцы судорожно сжимают карандаш, хватаясь за него, как за спасительную соломинку. Сердце бешено стучит где-то внутри, отдаваясь гулом в голове. Девушка закрывает глаза в тщетной попытке ухватиться за один из образов, но мысли путают её, то и дело искажая детали и меняя декорации.       — Ну что, как получилось?       Любопытство так и распирало парня. Он уже не мог спокойно усидеть не месте, поэтому крутился на высоком стуле как только мог.       Лицо художницы мрачнело с каждым штрихом. Как всегда идеально, вот только…       Девушка замерла, всматриваясь в законченный портрет. Взлохмаченные, торчащие во все стороны волосы, чуть вздёрнутый нос, небольшие ямочки на щеках… но глаза… глаза были совершенно чужими. Серьёзные, холодные…       Быть может, это только свет так падал на его лицо?       Девушка оборачивается туда, где около стены, причудливо навалившись друг на друга, стоят рамки всевозможных размеров и форм, между которыми то и дело проглядывают белые листы набросков и схем. Небольшой, но такой родной портрет тоже там. Чуть измятый, немного небрежный, но несмотря на это, стоящий в прочной деревянной рамке, он разительно отличается от всех её работ. Улыбающееся лицо парня с пустотой на месте глаз, которые она так и не смогла нарисовать и, вероятно, уже никогда не сможет.       — Прости, прости меня, — причитает парень, неловко пытаясь предотвратить локальную катастрофу.       Девушка, мгновением раньше обернувшаяся на звон разбитого стекла, стремительно подбежала к столу, отодвигая бумаги, ещё не успевшие слишком сильно пропитаться чуть тёплым чаем, забытым на столе. Жертв немного: несколько набросков, перерисовать которые не составит особого труда, и толстый альбом с плотными листами, по нелепой случайности оказавшийся раскрытым.       Девушка в ужасе застыла перед тем, что некогда было сборником её рисунков, начиная с начальных классов. Жидкость непозволительно быстро уничтожила самое дорогое, что только было у художницы.       В приоткрытую форточку изредка проникает ветерок и, тихонько шурша, неспешно перебирает бумаги, в полном беспорядке лежащие то тут, то там. Девушка широко открывает глаза, поймав, наконец, идею будущего рисунка.       Торопливо отодвигает всё лишнее и отыскивает в этом беспорядке обычный детский альбом. Мультяшные герои, застывшие в неестественных позах, вызывают в очередной раз лишь усмешку. Карандаш застывает над первым листом.       — Что это? — она удивлённо вертела в руках нечто, годившееся разве что для детского творчества.       — Ну, я же испортил твой альбом… Вот, решил возместить ущерб, — парень, неловко переминавшийся с ноги на ногу, широко улыбнулся, пожав плечами.       Сорок тонких листов. Девушка быстро сморгнула слёзы, набежавшие на глаза.       — Какой идиот…       — Я только на один денёк. Не скучай без меня, — как всегда, вихрем подскочил к ней парень и, коротко поцеловав на прощание, умчался по своим делам.       Он приходил, когда хотел, и неизменно приносил с собой толику хаоса в её упорядоченную жизнь. К этому нельзя было привыкнуть, но она смогла. Каждый час она с нетерпением ждала его, ждала этот глоток жизни, и каждый раз, когда она только-только отвлекалась от этого ожидания, появлялся он, заставляя вздрагивать от громких звуков и оживать, почувствовав наконец чужое присутствие.       Девушка глубоко вздыхает, запрокидывая голову назад. Картина, такая яркая и отчётливая несколько секунд назад, постепенно размывается.       За окном видны лишь серые однотипные дома, даже листья на деревьях и пёстрые цветы на соседнем балконе отчего-то сегодня кажутся бесцветными. Образы, вспыхивающие у неё в голове, от этого становятся ещё более неуместными. Такими нереальными и недостижимыми…       Десятки звонков. Один ответ. Третьи сутки.       Слёз нет, только где-то в носу чуть покалывает, заставляя замереть на одном месте, ожидая, пока пройдёт это чувство. Карандаш, всё ещё зажатый в руке, слегка подрагивает, замерев в нескольких миллиметрах от бумаги.       Тихий, дрожащий голос. Слова, проходящие сквозь сознание…       Она отказывалась в это верить.       Будто бы электрический ток проходит вверх по позвоночнику. Карандаш выпадает из ослабевших разом пальцев, так и не оставив на белой поверхности ни единой точки…       Каждый день её похож на предыдущий. Пустые разговоры о таланте и блестящем будущем. Люди, ставшие лишь источником её дохода, средством к существованию. А дома… Дома её всегда ждут альбом, на пустых страницах которого никогда не появится ни точки, и незрячий портрет в деревянной рамке, неизменно висящий за спиной.