Pink-pink Jim.

Браво. Овации и поклоны. Лечь и не встать. Когда мистер «я самый мужественный» ходит по комнате в халате кремово-розового оттенка и светит неприлично привлекательной кожей, облюбованной солнцем от рождения, у Чонгука сводит скулы. Ну да, он ничего такой – его сосед по имени Пак Чимин. Беззаботный, милый, покладистый, даже мухи не обидит, все время стремится помочь, отзывается с полуслова. Тупит много, правда, переспрашивает, но ужиться с ним несложно. Имеет привычку заразительно и часто хохотать, смотреть дорамы и просиживать за игрульками на чонгуковской кровно заработанной PS3. Иногда Чи так раздражает, а иногда Гукки тяготится мыслью, что без него спустя полгода совместного житья-бытья было бы туго. Учится Чимин кое-как, работает не пойми где, родители его пустили в свободное плавание. А вот зря, потому что… - Чимин, твою мать! – Чон грохнул ладонью по столу, забитому горой посуды и картонками из-под пиццы, и пластиковый стаканчик скатился на пол. - Что опять? – Чи выглянул из-за дверцы шкафа, надеясь выбрать себе подходящее белье, и весело улыбнулся. И даже не зацепился за неформальное обращение. Привык, бедняга. - Я задолбался учить тебя убираться! – Гукки смел провонявший со вчерашнего дня мусор в корзину. - Ты хочешь свинарник тут устроить? Комната общежития дана для того, чтобы жить в ней, а не тухнуть! Стоило мне только уехать к предкам на выходные, как тут снова черти что! - Ой, не начинай… Я ведь не привожу сюда девчонок, правда? Реально же – не приводит. Потому что воспитанный такой, цивильный парень. А Чонгук за собой не припомнит, а потому удивленно моргает несколько секунд и все равно не понимает прикола. Отвлекающий маневр? - Еще бы я тут девчонок из-под кроватей вытаскивал, - процедил сквозь зубы Чонгук и, завязав мусорный мешок, кинул его к ногам Чи. – Как оденешься – вынеси. - Но… - Я все сказал. А когда Чонгук сказал – то Чимин чувствует, что конкретно попал. И если уж младший так хмурит брови и глазами стреляет, как пехотинец галактической флотилии, да еще голос повышает, то тут все – не отвертишься. Нацепив майку с «Chicago Bulls» да свободные шорты, Пак хватает мешок и, демонстративно шаркая ногами к выходу, хлюпает носом. Вряд ли Гук его пожалеет, но надежда умирает последней. Правда, в их случае Чимин всегда умирает раньше. Когда он уходит, Чонгук протирает ладонью вспотевший от нервного порыва лоб и шумно вздыхает. Так нечестно, неправильно и уже до крайнего уровня достало. Почему из всех возможных комнат Чимин очутился именно здесь? Распределение, распределение. Херня это все на постном масле. Возможно, тут без провидения не обошлось. На спинке стула остался розовый халат. Вообще-то, такие носят всякие гламурные «чики» из дешевых фильмов. Чонгук усмехнулся и провел пальцами по махровой ткани. Мягко и наверняка приятно прилегает к телу. Тело. У Чимина оно что надо – подтянутое, стройное, а благодаря тренировкам еще и подкачанное где надо. Миниатюрный хён, дорогое удовольствие в шоколадной глазури. Смотрится забавно, чувствуется даже как-то приторно. Порой хочется притянуть его за волосы поближе и всмотреться в глаза, томные, но такие добрые и светлые. В Чи есть что-то святое и по-детски трогательное, и даже интересно, как иногда ему удается быть таким сексапильным, сочетать в себе непорочное дитя и коварную блудницу. Гук ударился в размышления и увидел торчащий из-под кровати уголок журнала, блестящий цветным глянцем. Нахмурившись до предела, он вытянул находку двумя пальчиками и приоткрыл рот. Порножурнал. Самый, блядь, что ни на есть. Хуже некуда. Хуже – только живое присутствие тут всей этой профессиональной когорты. Для педантичного и воспитанного Чона предпочтительнее последний вариант, так было бы понятнее с чем справляться и кого сажать на кол. - Нет, ну это нормально вообще-то, - хмыкнул Гукки, вглядываясь. – Относительно. Хотя… Дамы без верха, дамы без низа, дамы в чем мать родила. И весь разврат умещается на двойном развороте. Читать тут особо нечего. Анита, Жозетта, одна раком кверху, другая раздвинув ноги перед камерой. Тощие швабры. Алисия – страшная как смерть, у Чонгука бы ни в жизнь не встал, а еще ниже загорелая блондинка – Лала. - Сколько ж, детка, насосала? – поэтично подпел и с отвращением плюнул Гукки. Европейский журнал: все начисто выбриты, вылизаны, просто ажур и милости. И да, что не дает покоя, так это высохший след у края страницы, этакий фейерверк высохшей… - Фу! – И журнал улетел в стену, приземляясь на кровати. – Чимин, Чимин! Чтоб тебя! Он подоспел вовремя. Как задом чуял. Сначала переминался на пороге с ноги на ногу, виновато почесывая макушку, потом решился зайти. - Ну и что здесь такого? Хочешь сказать, сам не горазд? – обиделся Чи, поднимая смятый журнал и смиренно пряча его под матрас. - Долбанный извращенец, - прошипел Чон, морщась. – Эй, неужели в реальности все настолько плохо, хён? Колкости младшего вбивают в грудь Чи строительные гвозди. Его неслабо задело, но вида он не подал, только поджал губы и пожал плечами. - Тебе-то что? – устало спросил Чимин. А потом с досады выдал все, что накопилось. Выглядело мило. – Все тебе не нравится, Гукки, ничем не угодить! Беспорядок тебя бесит? Я не успею задницу от места оторвать, чтобы пойти убраться, но ты уже несешься как недотраханная домохозяйка и вопишь, что я свинья. Громкая музыка тебя раздражает – а сам слушаешь, так ничего, молчу. Я у тебя грубиян, а сам разговаривать со мной нормально даже по праздникам не можешь. В конце концов, чтобы подрочить в собственной комнате вне твоего присутствия мне нужно у президента пойти разрешение получить! Вот иди-ка ты на хуй со своим характером, понял?! Я тут хён! Гукки опешил, перестало быть так смешно. Честно говоря, хлопая удивленными глазами, он пытался определить уровень реальности происходящего. Еще никогда Чимин не повышал на него голос. Видимо, упрек сегодня стал последней каплей в чаше бездонного терпения старшего. Пыхтя и что-то бубня себе под нос, он во вред прибирал к месту разбросанные по комнате вещи, демонстративно складывал их тютелька в тютельку, пока Чонгук наскребывал по сусекам мысли. - Ты это серьезно вот сейчас выступил? – Гукки захлопывает дверцу шкафа и видит, как дрогнули руки хёна, сиротливо прижимающего к груди очередную подобранную футболку. - Куда уж… серьезнее, - сглотнув, выдал Чи, но в разъяренные глаза Чонгука посмотреть не решился. – Я устал от унижений. Я старший – и имею право высказаться по существу. И мягкий голосок дрогнул, надломился и съехал на ту частоту, с которой уже не выпендришься. - Нигде не написано про твои права, ясно? – Чонгук не может позволить именно Чимину быть хёном. Есть такая банальная заноза в его мозгу: унижать и властвовать над тем, кого он считает своим. – Это тебя ко мне подселил компьютер методом случайного тыка. Ты находишься на моей территории. И здесь же ты смеешь посылать меня на хуй? И как ты сказал – «недотраханная домохозяйка»? В отличие от тебя – с моей личной жизнью все в порядке. - Я знаю.. знаю, что у тебя девушка, прости, - выпалил Чимин, отворачиваясь и отступая назад, но позади оказалась стена, тупик и неизбежность, полный провал. - Нифига ты не знаешь, - опроверг Гукки, вставая вплотную к старшему. Чи весь сжался. Ему стало холоднее. От нагнетающей ауры младшего веяло желанием раскромсать ему череп на месте и выпотрошить кишки, чтобы потом по этой самой стене размазать. Поэтому он даже не пикнул, когда Чон схватил его за подбородок и грубо впился в губы, с каким-то садистским удовольствием и художественной красотой, как в романах. Вот так слетали шестеренки с невидимого механизма. Замычав, Чимин уронил футболку и уперся руками в плечи младшего. Тот настаивал на том, чтобы заманчивый ротик открылся. И когда это свершилось, грянул поцелуй, пылкий, вымученный, выпрошенный, как последняя надежда задолжавшего по самое некуда нищего. Но Чимин не ждал. Он не мог сопротивляться губам Гукки, он мог только тихонечко лелеять в груди полыхнувший огонек. Чонгук еще никогда не был для Чимина столь страшен, его необузданная страсть и то рвение, с которым он сдирал с него одежду, пихая к кровати, граничили с первобытным дикарством. Все улетало к чертям собачьим. Несколько минут назад Чи послал Чона далеко и надолго, а теперь понял, что посыл сбудется с его стороны. Прямо сейчас. Откуда-то Чонгуку известно что и в какой последовательности делать, как прикасаться, чтобы Чимин ныл его именем, как целовать, чтобы тот не чувствовал себя настоящим. Хитросплетение тел, явное преобладание Гукки, он не позволяет Чи занять главенствующее положение, он хочет его, продолжает унижать и бесстыдно затрагивать самые лакомые точки, задевает кончиком языка соски, слышит глухое сдержанное мычание. Чи смущен, прерывисто дышит и с мольбой смотрит на Чонгука. Тот ухмыляется, поднимает старшего за руки и прикладывается членом к его аппетитному ротику. Смазка поблескивает на влекущей «v» верхней губы. Чимину стыдно, он пытается посмотреть Гукки в глаза, но там почти королевское высокомерие и только немного снисходительности. Чим берет достоинство младшего в рот, потом ощущает, как задыхается и невольно срывается на тайм-аут, чтобы откашляться. Но Чон непреклонен. - Даже этого не умеешь?! – и толкает Чимина на лопатки, грубо подтягивает за сгиб коленей, вставляет два пальца в зад и тут же показывает, что такое хороший минет. От неожиданности Чим вскрикивает высоко и тонко, жалобно, мнет пальчиками простынь и дрожит. Ему совсем не нравится такое обращение, как с дешевенькой мадам с проспекта. Но что он может сделать, взывать к прощению? Сил на это нет. Потому что очень хорошо и жарко. Чон берет глубоко, технично и правильно, вылизывает орган Чима с дотошной прилежностью. Кому-то приходит пора показывать выученный урок на практике. Гукки понимает, что хён довольно быстро обучаем, он повторяет Чонгука и заставляет того вздрогнуть и закусить губу. - Нормально? – в глазах Чимина светится надежда. - Сойдет, - нагло лжет Чонгук. На самом деле, до опьяняющего приятно. Чима притягивают за шею и глубоко целуют, упираясь стоящим членом в живот. Кажется, еще чуть-чуть и хён кончит от одного предвкушения. Чонгук просто не может такого позволить, он подминает его под себя, опаляет изгиб шеи горячим дыханием и продолжает давно начатое. Мышца плохо поддается, потому что Чимин напрягается и всячески старается вынырнуть из-под впечатляющей хватки младшего, избежать его пальцев внутри, перестать быть таким ничтожным и слабым. Но так Чонгуку в два раза интереснее. Он напирает сильнее, и Чимин хрипло и бесстыже стонет, закатывая глаза. Болят губы, суставы выкручивает, от пожара внизу живота охота разрыдаться. Сквозь пелену в глазах Чимин видит блестящую упаковку презерватива, обостренным до ирреального обонянием улавливает в воздухе запах зеленого чая. Лубрикант. Наверняка тот самый, что Чимин видел не так давно в ящике прикроватной тумбочки. Он не успевает ничего понять, как Чонгук входит в него и останавливается, позволяя прогнуться и едва не задохнуться от неожиданности. - Стой… стой… - выдыхает Чим, часто моргая и упираясь в тело перед собой руками. Гукки отбрасывает надменность и вдруг делается невозможно внимательным, закидывает ноги хёна на плечи и с отменной грацией подается вперед, застает стон, вздох, царапины на руках и слезинки в уголках хорошо знакомых глаз. С такого расстояния Чимин еще краше, прелестнее, беспомощнее. Между ними почти не остается сантиметров. Тесно. Кардиограмма скачет вверх и вниз, Чонгук с должной осторожностью познает глубину Чима и наращивает темп, целует и цепляет зубами его нижнюю губу. Чимин даже не спрашивает себя, должно ли было такое произойти, ему слишком больно, чтобы здраво мыслить. Но он готов признать, что такого Чонгука ему не хватало. С тех пор, как они живут вместе, он чувствует с его стороны нечто необъяснимое, подливающее приятное волнение и вызывающие покалывание кожи. Та раскалена и требует внимания – сейчас чувство то же, полосуя сознание на ощущения до и после. Больше не будет как раньше. Из Чи не получается никакой голливудской «чики», он страстный, чувственный, но нерешительный и робкий. Гукки приходится делать все, чтобы он был расслаблен и получал удовольствие. Не то всхлип, не то смешок. Чимин обхватывает Чонгука и невнятным шепотом в шею просит сильнее. Очевидно, ему уже нравится. Простата. Гукки ощущает ее головкой, толкается и выходит, потом еще резче, до головокружительных стонов хёна. Такие можно слышать только в хорошей порнушке, где всем все нравится. Поза обязана смениться. Чим оказывается сверху, морщится и приподнимается на коленях. Чонгук держит его за талию и прожигает взглядом. Тогда Чимин слушается и садится до конца, кусает губы и хнычет как маленький ребенок. Чон помогает ему, поднимает бедра вверх. Хён не зря занимался гимнастикой, теперь это видно и хочется узнавать, на что еще способно гибкое тело. Гукки облизывается, присаживается, обнимая Чимина, и доводит его до конца рукой. Сложные метаморфозы происходят в голове Чонгука, когда он видит благодарное лицо Чимина, когда тот вдруг льнет к его щеке и искренне говорит, что любит. Значит, вот как он все понимает, вот как откровенен и чист? Для него это не просто секс. Чонгук кончает и стонет рывками, содрогается и губами находит Чимина. Пожалуй, для него это тоже не просто единение тел. Без Чимина трудно и плохо. А когда он рядом, на него получается только злиться. Но теперь так не будет, Гукки понял, что ему мешало. Позже Чонгук вдруг спрашивает: - И давно ты меня любишь? - Не знаю… Но ты мне нравишься с тех пор, как я тебя увидел. - Пожалуй, у нас все взаимно. Не вздумай мне изменять, иначе я буду крайне жесток. И знаешь еще что? - Что? – пугается Чим. - Не дрочи больше на этих стремных телок из журнала, ладно? – Чонгук поворачивает голову, и комната наливается смехом. - Но, Гукки, как же твоя девушка? – Чимин вспоминает с явным запозданием. - Какая такая девушка? – наигранно удивляется Чон, и Чи понимает, что разыгран тысячу раз. - Засранец, - шипит он и дует губы. Чон нависает над ним и смотрит, как на великую ценность. - Ты мой, хён, так что мы обойдемся безо всяких девушек. Пахнущий пряной сладостью Чимин выходит из душа в том самом махровом халате. Чонгук по-хозяйски притягивает его к себе и целует, пальцы тонут в розовой мягкости ткани, но мягкость губ хёна куда лучше и приятнее. Их утро впервые начинается с двух чашечек латте в идеально убранной кухне, а затем продолжается в пастельных тонах сиреневого облака кровати. Мистер «я самый мужественный» медленно развязывает пояс халата, облизывает губы и направляется к распростёршему руки Чонгуку. - Иди ко мне, мой розовый-розовый Чим… - Хён, - напоминает Чимин, но Чонгук игриво ухмыляется и не добавляет нужного. Черт, ему разрешается все на свете.