Голод

Люк лежал на кушетке и мужественно сжимал зубы. Болело всё. А ещё это нельзя было списать на то, что он вчера перебрал, хотя бы потому, что последствия обильных возлияний не включают в себя боли в пальцах, если, конечно, вы не пытались закрыть дверь, оставив пальцы снаружи. А перебрал Люк сильно… Весь прошедший «праздник» прошел мимо него. Он надеялся с помощью высокоградусного алкоголя забыть. Забыть обо всем: о смерти друзей, что прикрывали атаку, о смехе Палпатина и его жутких словах, о собственной ярости, когда он кинулся на Вейдера… Да и о последнем из ситхов он тоже не смог забыть. Отец. Вот так — найти и снова потерять. Забыть бы последний взгляд практически ослепших глаз, да никак — это единственное, что он помнил о нём, живом. Забыть бы последние слова, что душу рвали на части, да тоже никак — они эту же душу и грели, не позволяя вот сейчас же сразу убежать куда глаза глядят и сброситься с самой высокой вершины. Потому что обещал. Обещал этим глазам, руке, что касалась его плеча, обещал ОТЦУ, что исправит его ошибки — вернет Орден, восстановит. Но это будет завтра. Потому что сегодня — похмелье. И боль. Не нужно было вчера обезболивающее запивать виски… Медицинские приборы попискивали, пока меддроид вводил ему обезболивающее. Что же с ним такое?! 1В просканировал его. — У вас сильное поражение электрическим током. Люк вздрогнул. Молнии Палпатина. Он застонал сквозь зубы. Вспомнились ветвистые разряды, слетавшие с пальцев Императора. — Ваша нервная система сильно повреждена. — Я… займусь исцелением, — пообещал Скайуокер. — Не думаю, что это возможно. Я введу вам обезболивающее ещё раз. Люк поморщился. Ещё? Он же напился как грузчик или нет? Или ему только это показалось? Укол иглы… И медикаментозный дурман… Вскоре вошла сияющая Мон Мотма. Люк заторможенно улыбнулся ей. Вот только в глазах его веселья не было. — Коммандер Скайуокер! Люк… Вы сделали невозможное! Вы уничтожили Императора и Вейдера, решив исход сражения! — Это не я… Это мой отец… Он уничтожил Императора… — Ваш отец? — Она, казалось, напряглась. Судя по обрывкам ауры и чувств — Анакина Скайуокера она знала. Хотя это не секрет — перед началом операции она к нему подходила и спрашивала специально, даже что-то обронила на счет старых знакомых и очень хорошего военного и джедая. Тогда у него хватило мозгов промолчать о Вейдере, да и поверить в это было слишком тяжело. — Как он там оказался? — Мой отец… Вейдер… — Люк с трудом сдерживал эмоции. Боль от потери отца была ещё слишком свежа. — Он сумел… Он вырвался из-под контроля Императора!.. Он спас мне жизнь… Лицо Мон окаменело. Её кошмар, её враг, Вейдер — и Скайуокер его сын! О, когда-то он выбрал другую, когда-то он не пожелал… И он посмел поднять руку на её семью! Хорошо же, ТЕПЕРЬ он узнает, что такое страдание, ответит ей за всё! Ответит… — Лечитесь, коммандер… Лечитесь, я за вами ещё приду… Люк всё ещё был в дурмане, но всё же уловил отголоски ненависти. Да, столько дел натворил отец… Ему придется не один год распутывать этот клубок, но он справится. И докажет, что внутри монстра жил человек, который не хотел всего этого… Мон прошествовала до своего кабинета и села, связавшись с Борском. Люк лежал в палате, запуская процесс восстановления нервных окончаний и размышляя о том, что он ощутил в Силе. Обезболивающее стало немного отпускать, и туман в голове рассеялся. Кажется, он поторопился с рассказом… «О, Сила… Отец же не самая любимая личность в Галактике, а Мон сильно пострадала от него… У нее же сын погиб во время атаки на Хот». 1В вводил ему бакту. Скайуокер терпеливо лежал, судорожно пытаясь просчитать последствия собственной разговорчивости. «Что же я натворил?! Это конец… Конец всему! Это… Сила… Это не только меня коснётся, но и Леи… Нет уж! Лею они не получат!..» Следующей посетительницей стала именно Лея. — Привет, Люк. Что они с тобой делают? — Лея! — он приподнялся. — Выйди, 1В. Дроид вышел. — Люк! Что случилось? Ты какой-то нервный… — Лея, я проболтался… Они знают, ЧЕЙ я сын… Я не выдам тебя! Мне показалось, а сейчас я это более чётко осознаю, что Мон Мотма перенесла ненависть к отцу на меня. — Люк был готов биться головой о стены, если бы это помогло исправить его ошибку. Он боялся за Лею — единственное близкое существо, оставшееся у него… У него ведь больше никого нет! Она посмотрела на него. Брат был не в себе… Под действием наркотиков… Она чувствовала его боль — физическую и душевную. — Люк! Тебе не в чем винить себя… Ты не можешь круглосуточно подозревать всех и вся. Я буду с тобой — всегда! И за действия своего отца ты не отвечаешь… Люк сжал её руку. — Я не отрекусь от отца, я буду за него отвечать, если потребуется. — Нет, Люк. Не нужно. Я тебе помогу. — Нет!.. Ты навлечёшь на себя беду! Не надо! — Но, Люк… Я не могу оставить тебя. — «Ты мой брат!» — Лея… — Люк опустил глаза. — Мне, наверное, ничто уже не поможет… — Люк — ты герой. Без тебя бы мы не справились на Йавине, Хоте, да и здесь тоже. Было бы полным бредом обвинять тебя в том, что сделал Вейдер! Ты рос без его участия! Тогда вообще надо половину Альянса осуждать, ведь у многих родственники трудились на благо Империи. Хоть тот же Вирс или Пейдж. А сколько таких ещё? — Я не все… Я не отрекусь от него, Лея, он мне жизнь спас. Может кому-то этого мало, а мне достаточно! Я не знаю, Лея, но я не хочу впутывать еще и тебя. Тем более ты — политик, для тебя репутация много значит, — он коснулся ее плеча. «И я не позволю тебе, сестрёнка, пойти на дно вслед за мной!» Лея смотрела на брата растерянным взглядом. В глазах стояли слезы: «Что ты задумал?» «Я всё возьму на себя… Что бы со мной ни было — просто живи…» Лея протянула руку к брату. Из глаз потекли слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках. «Никому не говори о нашем родстве…» Лея провела кончиками пальцев по его лицу. «Прости», — иногда брат был куда умнее ее. Тот поймал её руку и поднёс к губам. «Будь счастлива…» Она сморгнула слезы. «Я буду с тобой. Всегда. Я люблю тебя.» «Я тоже тебя люблю… Иди пока нас не застали…» С болью в сердце она вышла. На душе было паршиво. Люк столько сделал для Альянса… Возможно, у нее получится помочь ему. Но Лея не добилась ровным счётом ничего: большинство советников было настроено резко против сына Вейдера. И всех их ещё больше раздражало нежелание Люка отрекаться от отца. Лея молчала, Хан хмыкал, но тоже ничего не говорил — они оба понимали, что Люк, искавший отца всю свою сознательную жизнь не откажется даже от памяти о нем, не предаст, особенно после того, как Вейдер спас ему жизнь. Адвокат хмыкал и начинал уговаривать, говоря, что мертвым — мертвое, ему уже не поможешь и не навредишь, а вот Люку-то стоило только произнести написанную речь перед голокамерой и все — он останется при своей должности, со всем уважением и прочим. Ведь это такая ерунда… лишь пара слов о человеке, которого он едва знал. Да и то большую часть времени они были врагами. Суд был показательным. И, в глазах общественности, с сыном Вейдера, попытавшемся организовать раскол в едином и дружном Альянсе, обошлись крайне гуманно: ему оставили жизнь и свободу и отпустили с миром. Но на деле Лея понимала, что это не так — Люка буквально оставили ни с чем: в ходе процесса его лишили возможности занимать военные посты, отобрали воинское звание и уволили без выходного пособия. А ничего другого в жизни её брата просто не было. Потом была эта мерзость и позор — Люк просто стоял перед всеми и генерал Сальм срывал с его форменки ярлычки и нашивки. Первоначально планировалось, что это будут делать либо Ведж, либо Хан, но оба отказались наотрез. Хан разделял чувства Люка — сам бывал в такой ситуации. Кореллианцу, как и татуинцу, словно ножом сердце резало. Люк чувствовал горечь и обиду — эти несправедливые обвинения… эти унижения… за что?! За то, что кровь проливал за Альянс?! За то, что положил на него почти четыре года жизни?! У Леи самой сердце кровью обливалось. Но она ничего не могла сделать… Ей надо было оставаться в Республике, чтобы хоть как-то влиять на события. Боялась ли она остаться вот так? Безо всех? Да, боялась, но у нее был Хан, Чуи, которым все равно кто она и чем занимается. У них был «Сокол». так почему бы ей не пойти следом за братом? С ним. У него же больше никого нет. Шаг. Она собралась с духом и уже хотела произнести речь, как в голове брат четко, пусть и с едкой горечью произнес: «Назад! Не смей. Не смей выбрасывать шааку под хвост все, что я сделал! Не смей бросать пусть и не шибко умную Республику. Люди не виноваты, что у них во главе стоят банта поодо. Ты — не поодо, ты — лучшая. Поэтому только ты сможешь создать то государство, о котором мы когда-то мечтали. Так останься и сделай! Выполни мою просьбу!» Лея сжала руки в кулаки и мысленно кивнула брату, глотая слезы. Хан и Ведж и еще несколько ребят из разбойной организовали вечеринку-прощание. Люк пришёл и честно старался подбодрить товарищей, хотя у него на душе было погано — хоть вой, но он старался выглядеть веселым, хотя бы даже для того, чтоб поддержать сестру и ее почти жениха. В итоге Ведж и Люк сидели за столом и методично нажирались виски. Хан не пожалел своих запасов. Как и Ведж. — Люк… И куда же ты? — Не знаю, Ведж… — Скайуокер сделал ещё глоток из стакана. — У меня никого и ничего не осталось… Моя мать умерла во время родов… Моих опекунов убили… Ферму я продал… Месяц назад я похоронил отца… — А родственников. Хотя бы по матери… или по отцу? — Отцовские все мертвы… А матери я даже имя не знаю. Ее вообще не упоминали дома. — Но где ты будешь жить? Слушай, слышал, что Вейдер был сказочно богат… Дома там… замки… на самом Корусканте. — Не знаю… Сниму квартиру, если смогу… — снова глоток виски. Люк хмыкнул. — На территории, подконтрольной Альянсу все его счета заморозили и прибрали к ручкам. Думаю, что, прибудь я на Корускант, меня бы сначала расстреляли… Как-то не хочется. А если и были тайные счета, то я о них не знаю. — Тебя ведь оставили без денег? Паскуды… Политиканы… Воры… — У меня осталась только наличка… Хватит на пару дней… Постараюсь устроиться где-нибудь… — Тебе подогнать тележку, вещи перевезти? — Не надо… у меня вещей даже на среднюю коробку не наберётся. Своей ложки и то нет… Ведж округлил глаза. — Вот так… у меня из своего только Р2… ну и ещё мне милостиво разрешили забрать мыло, бритву и зубную щётку. — А одежда? — Куртка — форменка, пончо… татуинская туника и брюки, обмотка… сапоги… Ну и то, в чём я сижу… вроде всё… — Люк плеснул себе ещё. Ведж посмотрел на друга. — Политики… Скоро это слово станет у меня ругательным… Ты… Ты взорвал первую Звезду смерти… Ты придумал, как завалить шагоходы… Ты заговаривал зубы Императору и Вейдеру… А то, что не стал от отца отказываться, это я понимаю. Честно. А они… Неблагодарные сволочи! Выбрали жертвенного нерфа! Свалили все на тебя и довольные, как банты при виде воды! Устроили спектакль… Нет… Люк… Так эта Республика не продержится долго… Все испоганили… Мерзко даже… Хочется и свои лычки содрать с себя собственноручно… — Не стоит… — мягко попросил Люк. — Я прекрасно знаю, что твоё положение не лучше моего… — Люк… Я хочу тебе помочь… — Ведж… ты прекрасно понимаешь, что если ты начнёшь… это потопит и тебя… — У меня есть связи… Связи, о которых здесь никто не знает… — Я не подставлю тебя под удар! — Выслушай… У меня есть названная сестричка Мири… Она сможет помочь тебе, если я попрошу… И… если меня попросят из этого гадючника — плакать не буду… — Ведж… — Люк посмотрел на друга. — Я не хочу, чтобы ты повторил мою судьбу. — Ой, да ладно, я знаю, знаю, ЧТО ты чувствуешь… Люк глотнул виски. — Но мне будет не легче, если и ты за мной в эту яму последуешь… — А чем ты будешь заниматься? — Не знаю… наверно, я займусь ремонтом машин… летать мне никто не доверит… — Они запретили тебе летать?! — На военных машинах — да. В Империю вряд ли попросят, — он усмехнулся. — Своей у меня нет. Посмотрим, может, в гражданскую авиакомпанию можно будет устроиться… — А… Как ты смотришь на перевозку грузов? — Было бы неплохо. — Правда, не всегда законных… Люк поёжился. — Мне надо подумать… Ведж посмотрел на него с укоризной… — Как знаешь… Я ведь там и работал, до Альянса. Да и сюда попал только потому, что грузы порой отвозил. Люк кивнул. Вечеринка закончилась и Люк сел на космическую баржу, переделанную из грузового судна в пассажирское, и направился в Бандомир с коробкой своей одежды и тем, что собрали ему друзья… Там были пара старых форменок, ботинки, походные чашки, вилки и ложки, кое-какая еда, пайки… «Друзья…» — тепло думал Люк. — «Спасибо вам…» Первый же месяц жизни в качестве сына палача Империи и собственно, военного преступника (а ему и это припаяли — типа работал на имперскую разведку) лишили Люка остатков всяких иллюзий по поводу справедливости и всепрощения в Новой Республике. Он искал работу, где только можно, но не находил. Ему отказали везде. Единственное, что он мог сделать — это подрабатывать частными заказами, которых хватало только на оплату нищенской каморки, в которой он жил. На еду у него почти не оставалось ничего и порой он не ел несколько дней кряду. Лишь благодаря Силе он ещё не падал в голодные обмороки. Статья в «Галактик Ньюз». Через несколько дней в разделе сенсаций появилась новость — сын Дарта Вейдера умер. В статье говорилось следующее: Нашему корреспонденту удалось узнать, в каких условиях проживал сын Лорда Вейдера последний месяц своей жизни и это привело его в ШОК! Поиск сына Лорда Вейдера привёл меня в бедняцкий квартал Бандомира. Его соседка, мистрисс Сеймак, вспоминает: — Вейдер-младший был тихим и замкнутым. Он мало с нами общался и домой никого не приводил. Жил тихо… подрабатывая починкой кухонных дроидов… Потом он вдруг пропал. Мы думали — может, съехал… Потом из квартиры стал доноситься неприятный запах… я вызвала стражников… а там!.. Говорят, он умер от голода… На этих голографиях — непригодная к жизни развалина. Именно она стала последним пристанищем для Люка Скайуокера.» Глазам читателей предстали голые комнаты с осыпающимся потолком, остатками краски на стенах и бедной утварью. Обстановка была спартанская. Была фотка стопки листов с отказами в работе. «Парень отчаянно хотел устроиться куда-либо, но ему отказали везде», — гласила подпись. Помимо пустого холодильника, была ещё одна жуткая фотка — синюшная костлявая рука в ободранном, застиранном рукаве туники на фоне мешка для трупов. «Медики утверждают, что труп сына Вейдера вместо положенных человеку его роста 72 килограмм весил едва 10».