План

      – Мистер Хаммел, вы узнаете этого человека?       На стол кладут фотографию. Я хочу кричать, порвать эту фотографию, выкрикивать оскорбления в адрес окружающих меня людей и... на того, кто изображен на фотографии. Кричать о лютой ненависти к нему, об его эгоистичном поступке, о несправедливости выбора, обо всем. Но отвечаю:       – Нет. Я его не знаю.       Голос сдержан. Контролирую свою речь, свои движения, свою мимику - все тело, проще говоря, включая эмоции. Нельзя проколоться. Не для этого сделан такой выбор.       – Что же, хорошо, - безэмоционально произносит мужчина. – Это Себастиан Смайт...       Да я и без вас знаю, кто этот ублюдок.       –Послушай меня, – вижу только его зеленые глаза, – нам не выбраться, надо затеряться в толпе заложников. Вот-вот они вломятся, так у нас будет шанс спастись. Переодеваемся, потом зальем вещи хлоркой, чтобы не дать им возможности нас опознать.       Я киваю и иду за сумкой с вещами. Быстро переодеваюсь, кидаю одежду в мусорный контейнер, следом так же делает Себастиан.       – Зальешь и беги в толпу, – говорю я ему, направляясь к заложникам.       Это был заведомо провальный план. Мы не рассчитали все до мелочей, посчитав, что мы и так профессионалы. Просто замечтались, ослепляя себя фильмами про ограбления. В фильмах все легко, но на деле все иначе. Пару раз получилось, но всегда будет какая-то осечка, из-за которой все отправится в тартарары.       Вот и это идиотская ошибка привела нас в полицейский участок.       Раздается щелчок, удар о пол и звук катящегося предмета с тихим шипением. Затем крики, суматоха, голоса людей, сообщающих о приказе сдаться. Начинают выводить заложников, я чувствую, что меня берут за руку, оборачиваюсь и вижу Себастиана. Он не сильно сжимает руку в знак поддержки, говоря, что все будет хорошо. Уголки его губ чуть приподнимаются вверх, я делаю тоже самое. Нам удается спастись.       – Мистер Хаммел? – вырывает голос меня из воспоминаний.       – Простите, – делаю паузу, – вспоминать тот кошмар тяжело. Я до сих пор не могу спокойно спать.       И частично это правда. Не сплю я от осознания предстоящего ужаса.       – Да, все понимаю, – в его голосе слышно сочувствие. – Все, кого мы допрашивали, говорят о сообщнике, что Смайт был не один. Вы что-то можете об этом рассказать?       – Простите, я... Я не могу сказать ничего точного. Я был чересчур напуган, чтобы запоминать детали. Может там и был кто-то. Знаете... Да, я припоминаю. Их было двое да, но их лиц я не видел. Скажите, что будет с этим... как его?       – Себастианом Смайтом? – я киваю. – Мы смогли доказать его причастность в других ограблениях, в которых были жертвы. Скорее всего – смертельная инъекция.       Я уставляюсь на мужчину, наверное, в моих глазах можно прочесть шок, боль, безумие (а кто сейчас на капельку не безумен?) – целую палитру эмоций. Я слишком резко реагирую? Думаю, нет. Я, надеюсь, своей реакцией не выдам себя. Хотя уже плевать. Слова «смертельная инъекция» плотно въелись в мое сознание, в мое сердце. Складывается ощущение, что в момент произнесения этих двух слов, кто-то вонзил спицу в грудь, медленно, чтобы прочувствовать ее движение внутри.       – Простите, неожиданно. Не каждый день, знаете, слышу о таком.       – Я все понимаю. Может стакан воды? – интересуется мужчина.       Меня бесит его забота. Я хочу достать из груди эту спицу и всадить ему в глаз. Пусть прочувствует всю мою боль от его заявления. Стереть с его лица ту гордость, с которой он говорил эти слова.       – Себастиан, включи новости, немедленно! – я забегаю в комнату, где Себастиан развалился на диване и смотрел какой-то фильм.       «Сегодня один из представителей ФБР заявил о нахождении одной зацепки, главной улики по делу об ограблениях. Пока он не сообщил какую именно, но дал намек на то, что хлорка не все растворила. С Вами была...»       – Что это значит?! Ты должен был убедиться, что вещи полностью залиты, – я не мог сдерживать спокойный тон, потому что мы прокололись.       – Успокойся, если они и нашли что-то, то не твое, – спокойно отвечает Себастиан. – Нам надо разъехаться на какое-то время.       И мы сделали так. Поскольку квартира моя, Себастиану пришлось уехать в мотель. Нам надо было оборвать всевозможные связи. А потом я увидел в новостях о поимке Себастиана. А сейчас я сижу здесь, молю кого угодно о спасении наших грешных душ.       – Скажите, когда будет вынесен приговор? – спрашиваю мужчину, мой голос тихий.       – В течение этой недели. Вам сообщат.       – Хорошо, спасибо. Могу я идти?       – Да, конечно.       Но куда мне идти? Где бы ни был везде его образ. Все напоминает о нем. А два злосчастных слова крутились в моей голове, словно шестеренки, заводя механизм, втыкающий спицу глубже в сердце, протыкая его насквозь, затем вытаскивая и снова, только в другое место. Раз за разом.       Один - спица проткнула стенку сердца.       Два - вышла через противоположную стенку.       Приговор для Себастиана, а мне кажется для меня. В какой-то степени приговор звучит и мне, потому что я тот, с кем он грабил. Но попался лишь он. Они его поймали из-за какой-то там перчатки, которая плохо пропиталась хлоркой. Микроскопическая пылинка или плевать об их находке, и вот он. Себастиан, стоящий за решеткой, слушающий вынесения приговора, где звучат два чертовых слова «смертельная инъекция». Он в ужасе, я вижу, как его дыхание перехватывает, его опущенный взгляд в пол. Я хочу кричать, сорваться с места, просунуть руки через прутья, попытаться его утешить, но не могу. Его быстро брошенный взгляд на меня, предупреждающий, чтобы я ничего не вытворял, сводит с ума. У меня дикое желание послать его, всех присутствующих прогуляться, куда подальше со своими словами. Почему самых жестоких психопатов-убийц держат годами, а тут случайно произведенный выстрел, повлекший смерть человека – смертельная казнь через… Нет.       Удивленно достаю письмо из почтового ящика. На нем нет обратного адреса, лишь адрес моего проживания, и надпись, гласящая, чтобы открыли после одной трагедии. Тревожные мысли сразу закрались в мою голову. Странное письмо, почерк не Себастиана. Но почему-то я делаю так, как написано, кладу конверт на столик, а сам иду в спальню.       Прошло две недели, никого не пускали к Себастиану, не говоря нормальных причин отказа.       Мне тяжело сдерживаться, буря эмоций все сильнее бьет в невидимую стену, которая трещит по швам. Мне дурно. Не могу ни на кого смотреть, лишь зеленые глаза Себастиана. Он слабо улыбается, сохраняя самообладание. Я знаю как ему страшно, как внутри его рвет на куски. Будь он один, то рухнул бы на пол в немом (или нет) крике отчаяния, как бил бы кулаком по полу от безысходности, как слезы катились по его щекам, как он бы прижимал меня к себе крепко-крепко, боясь отпустить, потому что так можно потерять навсегда. А тем временем он лежит привязанный, нас разделяет стекло, установленное между комнатами. Вокруг него ходит человек в белом халате, пристегивая что-то ему к рукам. Себастиан морщится от боли, вызванный уколом, я непроизвольно дергаю руку. Я понимаю, Себастиан не хочет, чтобы я все это видел, а я не могу дать ему умереть среди палачей одному.       Объявляют приговор, кивок мужчины в полицейской форме кому-то. Мутная жидкость течет по трубке, доходя до иголки, воткнутой Себастиану в вену. Он нервно делает вздох, я следом. Наши взгляды встречаются, в его глазах мольба, он хочет, чтобы я ушел. А я хочу кричать на всю комнату, бить руками по стеклу, попытаться прорваться в ту комнату, наполненную аурой смерти, перерезать эти провода, трубки, ремешки, удерживающие Себастиана.       Его взгляд мутнеет. Дикое желание закричать: «Не смей закрывать глаза! Нет! Себастиан, слушай мой голос! Нет! Не закрывай глаза, прошу!». Я готов раскрыть себя, лишь бы мне вкололи это забвение с последующей смертью. Он что-то произносит, читаю по губам, и от этого все в разы хуже. Нет, не засыпай, лучше ненавидь меня, чем люби.       Себастиан закрывает глаза, пару слезинок скатываются по его щекам, я встаю и на ватных ногах направляюсь на выход. Мне нужен воздух. Перегородка вся в трещинах, если смотреть издали, то можно подумать о сплетенной пауком паутине.       Выхожу на улицу, отхожу от главного входа и падаю на колени, обнимая себя. Наконец даю свободу накопленным эмоциям. Такая истерика была после смерти мамы. Я не сдерживаю больше слез, я задыхаюсь, потому что мои легкие сжимаются раз за разом, не давая даже сделать вдох. Ртом глотаю воздух – ничего не выходит.       Это конец. Какой смысл жизни без Себастиана?       Прихожу в пустую квартиру. Слишком тихо, от этого еще хуже. Снова подкатывает ком к горлу. Натыкаюсь на конверт, наверное, это и есть та самая трагедия.       «Если ты читаешь Как банально не находишь?       В конверте есть билет, когда вылет, куда – все написано. Начни новую жизнь. Но знай, я всегда буду с тобой в роли ангела-хранителя. Не умею я писать банальные ванильные письма, где признаюсь в своих чувствах, умоляю тебя не накладывать на себя руки и так далее и тому подобное.       Прости, что не исполню твою романтическую мечту состариться вместе и умереть в один день, смотря друг другу в глаза, нежно целуя в последний раз.       Прости за мою оплошность.       Как бы я хотел тебе сказать вслух, даже согласен прокричать на всю улицу, но могу только написать.       Я люблю тебя, Курт.       Всегда буду любить независимо, где окажусь, где будешь ты».       Я дрожащими руками достаю из конверта билет. Сегодняшняя дата вылета в Бостон. Собираю небольшую сумку с вещами, беру деньги, документы, телефон и покидаю эту квартиру навсегда.       Может смена обстановки поможет?       Приезжаю в аэропорт, прохожу регистрацию, на меня странно посмотрели. Если бы вы пережили то, что несколько часов я, то не удивлялись бы моему состоянию, идиоты. Ожидание посадки утомительно, да еще и сознание решает подкинуть воспоминания о Себастиане.       Скорее бы объявление о посадке.       От скуки и с целью отвлечь себя рассматриваю прохожих мимо людей, кто-то спешит, а кто-то наоборот; одни довольно громко обсуждают с кем-то, наверное, с друзьями или семьей; какая-то компания смеется над чьей-то шуткой, а может быть, там кто-то из них показал какое-нибудь забавное выражение лица. Мы с Себастианом, в основном он любил насмехаться над людьми, особенно злить гомофобов, за что и получал подзатыльники от меня. Нет. Хватит воспоминаний. От них только хуже.       – Мистер Хаммел? – обращается ко мне парень.       – Эм, да это я. Я вас знаю? – всматриваюсь ему в лицо, пытаясь вспомнить, не встречались ли мы где.       – Нет. Меня попросили передать вам, что вы полетите на частном самолете. Пойдемте, я провожу вас.       –А кто просил?       – Этой информацией я не располагаю, извините.       Когда мы подошли к самолету, он извинился вновь и ушел обратно в здание. Меня смутило происходящее, кто этот человек, и что он задумал.       – Так и будешь стоять? – раздается голос за моей спиной.       Нет. Не может этого быть. Я медленно поворачиваюсь, боясь не увидеть там никого.       – Ты чертов ублюдок! – выкрикиваю, замахиваясь, чтобы ударить его. – Ты… ты… Я видел твою смерть! – из моих глаз текут слезы, я ударяю кулаком Себастиана в грудь. – Ты. Мертв. Я сам видел! Как?!       Продолжаю его бить, пока он не проявляет инициативу, пытаясь через силу обнять меня. Я сдаюсь. Утыкаюсь ему в изгиб шеи, вдыхаю такой родной запах его одеколона.       – Когда меня поймали, оказалось в том участке мой давний знакомый, который мне должен. Ему пришлось постараться, чтобы меня вытащить оттуда живым, – отвечает Себастиан, не выпуская из объятий.       – Идиот, – я нервно усмехаюсь, – а намекнуть или прислать его? Зачем вы письмо мне написали именно с таким содержанием?       – А ты прочел после моей лже-смерти? – с его губ срывается смешок Себастиан. – Знал, что ты не сорвешься сразу открывать.       – Почему вы не сказали мне все сразу? К чему все это было?       – Это было его условие, не смотря на то, что он должник, – нотки вины слышались в его голосе. – Но актер из меня гениальный, скажи? Тяжело было играть, слезы пустить, на тебя смотреть, не засмеяться…       – Сейчас тебе не придется играть свою смерть, - перебиваю его.       – Может, тогда, наконец, пойдем в самолет, покажешь, в какой позе собираешься меня убивать? – Себастиан вскидывает бровь, игриво смотря на меня.       – Ха, не приближайся ко мне после такого, – с обидой отвечаю. – Забудь на месяц, я за это время столько нервов потратил…       – Я знаю способ их восстановления, – шепчет Себастиан мне на ухо, ведя к самолету.       – Не первый год с тобой живу, знаю я твои способы и методы, – хмыкаю на его слова. – Вот посмотришь со мной все сезоны «Теории большого взрыва», вот тогда и поговорим.       – Ах, Курт, бессерде…       – Ты в самолет думаешь заходить? – поднимаясь по лестнице, спрашиваю его.