Капкан на Инквизитора

Предварительный допрос деревенской ведьмы ничего не дал. Напуганная насмерть Бьенка все же упрямо стояла на своем – она никогда не молилась Темной. Сама мысль об этом приводила набожную дочь кузнеца в неподдельный ужас. Наводящие вопросы, уговоры и угрозы не производили на нее должного впечатления. Точнее, впечатление было, но обратное. Молодая крестьянка ожидаемо пугалась все больше, но ничем не могла помочь дознавателю, которого постепенно доводила до бешенства. У Альваха не было полномочий устраивать допрос с пристрастием. Словесный же не давал никакого толка. Способность Инквизитора к убеждению всегда была хорошим подспорьем в его работе. Альвах втайне гордился тем, что сдавал ведьм уже обработанными словесно, и частично, а то и полностью признавшими свою вину. Так было почти всегда. Но не в этом случае. С магией тоже не все было понятно. Природа дара Бьенки не походила ни на один из способов творения волшбы, которыми Темная наделяла своих жриц. По всему выходило, что дар этот либо происходил из тех времен, когда женщины могли рождаться магами, подобно мужам, либо вовсе существовал лишь в помыслах несчастной. Первое было невозможно, ибо самим Леем магия у женщин была отторгнута. Второе нуждалось в тщательной проверке. Под конец окончательно запуганная и запутавшаяся в хитроумных вопросах Бьенка умудрилась запутать и самого Инквизитора, и обоих его подручных. Марк Альвах вышел из подвала с больной головой и дергавшимся углом рта, впервые в жизни засомневавшись не только в вине выявленной им ведьмы, но и вообще в желании исполнять обязанности предварительного дознавателя. Что было привилегией, которую он получил лишь полгода назад ценой долгого и преданного служения делу Храма. В конце концов, мысленно решив отложить это дело на потом, посланник Святейшего оставил у Бьенки только одного своего человека, остальным приказав отправляться спать. Наутро Альваху и его спутникам предстояло ехать на поиски загадочной ведьмы, той, которую якобы видела Бьенка, а потому он сам намеревался отправиться на отдых, не дожидаясь глубокой ночи. Допрос перепуганной девушки неожиданно сильно утомил его. Инквизитору, несмотря на его невеликий опыт, уже доводилось допрашивать больше десятка ведьм. Были среди них умные и глупые, презрительные и наглые не по положению. Были те, кто намеками либо открыто предлагали себя в обмен на снисхождение. И все, как одна, очень его боялись. Он привык, что его фигура внушала страх – привык он и к запаху страха. Это было правильно. Так и должно было быть. Падшие жены должны бояться имени Светлого и одного вида его слуг. Ведьмы взывали к милосердию, справедливости, совести, жалости и состраданию Альваха. И, конечно, подлые твари не получали того, о чем бесчестно просили. Но ни одна из жен не видела в нем защитника. Что бы ни говорила Бьенка, она была твердо уверена, что слуга Светлого явился, чтобы защитить ее и покарать злую ведьму. Она ни к чему не взывала, только отвечала на вопросы – насколько хватало ей ума, и ждала его защиты. Девушка искренне не видела в нем врага. Этим она озадачивала и раздражала Альваха, который начинал утрачивать свою никогда ранее не подводившую его сдержанность. Дочь кузнеца заставляла думать о себе больше, чем этого заслуживала любая женщина. Она не вписывалась в тщательно проработанные и выведенные натуры и подтипы ведьм, и это создавало дополнительные сложности при составлении отчета. Альвах не боялся сложностей. Но они сердили любившего четкость и порядок романа. Когда Инквизитор покинул подвал тюрьмы, уже опускались сумерки. Занятый своими раздумьями, он шагнул за дверь, рассчитывая принять, наконец, приглашение начальника стражи идти в гостевой дом. Однако во дворе его ждали. Низкорослый, кряжистый, усатый мужик не мог быть никем иным, кроме деревенского кузнеца. Об этом свидетельствовал и прожженный в нескольких местах, прокопченный фартук, который он, по-видимому, забыл снять, и его лицо и руки, почерневшие от долгой работы с огнем. Рядом с ним заметно волновался молодой парень, внешне сильно похожий на Бьенку – такой же веснушчатый и беловолосый. Руки парня тоже были тронуты той въевшейся кузнечной грязью, которую не выпарить даже самому усердному банщику. Чуть в стороне хмурился капитан Вилдэр. Было видно невооруженным глазом, что «порядки», которые все-таки взялся наводить в крепости пришлый роман, ему претили. Но полномочия Инквизитора были неоспоримы. И все, что мог сделать капитан – содействовать посланнику Святейшего во всем, что могло понадобиться. Инквизитор остановился на пороге. Несколько мгновений он и ожидавшие его веллы молча стояли друг напротив друга. Потом кузнец, бегло стрельнув глазами на грызущего губы капитана, сделал нерешительный шаг навстречу рослому гостю. - Стал быть… приветствую вашу милость. Я – Годфрит, местный, как бы так, кузнец. Бьенка – дочка моя. Вот сын еще, Бертолф. Брат, значит… Мы… уже, почитай, третий час дожидаемся. Когда можно будет дуру-то нашу домой забрать? Ваш милости она ж больше не нужна? Блеклый взгляд посланника скользнул по кузнецу, как по чему-то несущественному. Но задержался на его сыне. Некоторое время роман и юный велл, который почти не уступал Инквизитору в росте, глядели друг на друга. Потом Бертолф дрогнул, отводя глаза. Альвах снова посмотрел на явившегося за дочерью Годфрида. Под его взглядом кузнец переступил с ноги на ногу. - Твоя дочь созналась в том, что было запрещено женам самим Леем, - медленно и надменно проговорил Инквизитор, рассчитывая, что такой тон заставит отца Бьенки поскорее оставить его расспросы и дать утомлённому посланнику добраться до постели. – В волшбе. Она – ведьма. Возблагодари Светлого, который избавил твой кров от беды. Тебе больше не нужно заботиться о твоем чаде. Мы заберем ее с собой, когда будем возвращаться в столицу. По мере того, как он говорил, рот Годфрида открывался шире, а глаза вылезали на орбит. Брат Бьенки Бертолф спал с лица. - К…к-как же так, ваш милость? – кузнец снова переступил с ноги на ногу, тиская в кулаке прокопченный фартук. – Она, Бьенка… ведьма? Да что ты! Она… она жишь… самая добрая девочка, что есть на свете. Да хуч у кого спросите! - Моя сестра не ведьма! – поддержал косноязычного отца Бертолф, вновь поднимая голову. – Она никому не делала зла! Она вообще – местная дурочка. Ее дитем с крыльца уронили, и она думает, что линии на ладонях могут что-то значить. Это просто игра! Мы так играли в детстве! А потом бряк – и вот до сих пор. Она не ведьма, господин! Просто больна! Альвах задумался. Слова родичей Бьенки многое объясняли. Похоже, ее семейные хорошо знали природу недуга девушки. Будь несчастная не ведьмой, а просто сумасшедшей, одной головной болью у Инквизиции стало бы меньше. Сумасшествие многое объясняло. Вот только Бьенка не выглядела сумасшедшей. - Мой долг – выявить и доставить подозреваемую в ведьмачестве, - проронил он, наконец, потому что, по меньшей мере две пары глаз были устремлены на него в ожидании ответа. – Я забираю ее в столицу. Этим делом займется отдел дознавания. Если она невиновна – ее оправдают. Капитан Вилдэр нахмурился еще больше. Кузнец, некоторое время пробросав на него бесполезные взгляды, в отчаянье сделал еще шаг вперед. Теперь между ним и Альвахом оставалось совсем мало места. - Ваш милость, - его голос был хриплым. Весь облик источал неуверенность в том, что он делал и говорил. – Ваш милость, дочка моя и вправду… так головой-то хворает. Ежели того… от дома ее увезть – как есть рехнется. Отпустить бы ее, а, ваш милость? Ты – человек молодой, статный. Мож, доспех нужон особый? Иль позолоту по краю твоего противумагичного нагрудника? Вижу – у ворота вон иззубрины… - он оглянулся на кусавшего щеки изнутри капитана, который глядел в землю, и продолжил уже более уверено. – Мы с сынком мигом… за ночь… и позолоту – за наш, канечна, счет. Все для дела Храма… Ток ты, твоя милость… пожалей девку-то. Вон кого из соседей спроси – моя девка безвредная. Завсегда поможет. Пискуна не обидит. Пощади, твоя милость! Одно твое слово! А мы… мы что угодно… К таким предложениям Инквизитор тоже успел привыкнуть. Однако, если до того он колебался, кузнец с его неуклюжими попытками подкупа напротив - убедил его в необходимости передать ведьму для разбирательств столичным дознавателям. Нужно было заняться семейством поближе. Возможно, им всем было, что скрывать. Альвах сдвинул шлем и потер висок. Головная боль, появившаяся во время допроса, усилилась. - Из уважения к тебе, достойный муж, я сделаю вид, что не расслышал этих слов, - Инквизитор приложил ко лбу холод от стального наруча. На несколько мгновений стало легче. – Где твоя благодарность к деяниям Храма Светлого, который прикладывает все усилия для того, чтобы защитить земли человеческие от скверны Темной Лии! - Мы тоже тут делаем для человеческих земель немало, - вмешался, наконец, капитан. – И если бы не труд почтенного Годфрида, это бы давалось нам куда труднее. Если нужно, мы соберем жителей всего поселка и они подтвердят – Бьенка не ведьма. Она – хорошая девушка. Мы… мы будем присматривать за ней. Мучимый головной болью Инквизитор разозлился окончательно. - Вы, веллы, должно быть, тут сумасброды все, а не только одна ведьма. Или вы думаете, что если живете рядом с Прорвой, вам можно перечить воле Святейшего Отца? – он поймал на себе ненавидящий взгляд сына кузнеца и оскалился в ответ. - Я – голос Святейшего, и моя воля – его воля! Неблагодарные свиньи! Инквизиторы Храма посвящают свои жизни борьбе со злом. А зло расцвело в вашей Веллии из-за вашего же безрассудства! Если бы вы обращались с вашими женами так, как предписывает послание, мне бы не пришлось теперь ездить по этим диким землям, отлавливая проклятых ведьм! Он шагнул вперед. Все еще желавший что-то сказать кузнец нехотя попятился. Его сын сверкнул глазами. - Пора вам уже осознать то, что очевидно всем другим цивилизованным народам нашей империи - женщина порочна. Любая женщина! Даже самая благочестивая и добрая, - роман говорил слова, как выплевывал, в раздражении обнаруживая сильный рубленый говор, что отличался от мягкого велльского наречья. - Каждая из них произросла в естестве проклятой Лии, и в любой миг может обнаружить мерзкую темную сущность. А тем более такая, у которой имеется дар волшбы! Не должно проявлять к ним снисхождения! Никогда и ни в чем! Налетевший из-за близкой изгороди порыв ветра вздыбил пыль с дороги, бросив в лица людей мелкий сор. Кузнец схватился за запотрошенный глаз. Альвах поймал край перекрутившегося плаща, капитан Вилдэр заслонился рукой. Только молодой Бертолф стоял прямо. Он смотрел на промаргивающегося Инквизитора и его черты комкала гримаса неприкрытой ненависти. - Ваш милость, - оставив в покое покрасневший глаз, еще раз тихо попросил кузнец, видя, что посланник Святейшего уже все сказал и твердо намерен уйти. - Отпусти мою дуру, а? Надоть - я все... ну, то есть, на Храм пожертвую. Хозяйство... кузню... Не забирай дочку! Слышь... Роман со свистом втянул воздух сквось сжатые зубы. - Этим делом займется Секретариат, - уже ровно повторил он, глядя поверх головы кузнеца на сторожевые вышки крепости. Над их кровлями на ночном небе проступали крупные звезды. Лечь спать "до ночи" уже не получалось. - Судьи Храма не выносят приговора невиновным... - Слышали мы, как вы занимаетесь делами, - вдруг не выдержал Бертолф. – Вы же вырываете признания под пытками! Инквизитор медленно обернулся к нему. Кузнец и вздрогнувший капитан одновременно шагнули ближе, но юношу это уже не остановило. - А что, разве нет? - лицо молодого велла дергалось. - У них каждая - виновна! И Бьенка сознается! Она же трусиха! А не сознается - они заставят ее сознаться! - Бертолф! - предостерегающе начал было капитан. Инквизитор, однако, оставался спокоен, с внешним равнодушием слушая сына кузнеца. - Ты закончил возводить хулу на Храм? - только спросил он, когда брат Бьенки остановился перевести дух. - Я не возводил хулу на Храм, - вновь вскинулся тот, стряхивая руку пытавшегося увести его кузнеца. - Но разве вы не пытками заставляете сознаваться женщин? - Признание - несомненное доказательство виновности, - тоном только что говорившего быстро и резко романа теперь можно было заморозить пламя. - Как бы оно ни было получено. - Бертолф! - проявил, наконец, несвойственную ему твердость отец юноши, увидев, что увести сына получалось только силой. - Ступай домой! Живо! - Признание под пыткой - это самооговор! - капитан и кузнец все же подхватили безумца с обеих сторон и потащили прочь от Инквизитора. Который, впрочем, был совсем не против прервать разговор подобным образом. Велльский юнец уже наговорил не только на поездку в столицу в цепях, но и конфискацию всего имущества его батюшки. Больше он не был интересен Альваху. - Ты сам, небось, признался бы в прелюбодеянии хоть с козицей, хоть с кобылой, если в задницу горячую кочергу засунуть! А может и нет - у вас, романов, это принято, вы ж за Ночью Голубой Луны не следите и топчете друг друга, как тупые бемеготы... Уже сделавший несколько шагов по направлению к гостевому дому Инквизитор расслышал обращенные к нему последние слова. Мигом позже он оказался рядом с утаскиваемым веллом. Рука в боевой перчатке вцепилась в светлые волосы, заставив Бертолфа нагнуть голову и болезненно вскрикнуть. Какое-то время посланник Святейшего смотрел на вцепившегося в его запястье велла. Старики отпустили его и теперь Альвах и Бертолф были один на один. Прошло несколько тягостных мгновений. - Вы, я вижу, здесь, в своей деревне, решили, что если живете в захолустье и отстреливаете здешнее зверье, то закон вам не писан, - тихо заговорил, наконец, Инквизитор, обводя взглядом застывших рядом капитана Вилдэра и кузнеца. - Позволяете себе речи, за которые в любом другом месте уже были бы приговорены к вырыванию языка. Порочите Храм и его слуг. Позволяете себе сомневаться в копм... компетенции посланника самого Святейшего! Оспариваете мои решения, как будто это вашего ума дело, - он снова опустил взгляд на так и не сумевшего освободиться из его хватки Бертолфа. - Прямо теперь не смогу тебе доказать, что мое рождение произошло не в Ночь Голубой Луны, - он стиснул пальцы, выдирая волосы велла с корнем, и заставляя того морщиться от боли. - Но когда я повезу твою сестру в столицу, у нее будет множество возможностей убедиться, что мое появление пришлось на день самого Великого Солнцестояния, что знаменует пик мужской силы Светлого Лея. Он отбросил юношу назад. От сильного толчка велл едва удержался на ногах. Альвах заставил себя успокоиться. Семейством ведьмы определенно стоило заняться. Но не теперь. Время для этого еще придет. - Вам следует следить за тем, что говорят и как думают вверенные вам люди, капитан, - ровно, почти буднично проговорил он. - Если я когда-нибудь еще хоть раз от кого услышу подобные, - Инквизитор кивнул на Бертолфа, - разговоры, вас... Я имею в виду - всех вас, не спасет даже близость Прорвы.