Ghost of you

– Я не ошибался, – пробормотал я, глядя на человека, которого любил, на того, кто убил меня. Он замер на секунду, и в широко распахнутых прекрасных глазах мелькнула тень сожаления. На секунду мне показалось, что он сейчас заплачет. Он приоткрыл рот и не сразу произнес: – Нет… И, когда мои глаза закрылись, его изменились, и я заметил тот самый момент, когда Кира взял верх, и Лайт, прекрасный, умный, гордый Лайт исчез навсегда. – Я рад, что это ты, – прошептал я. В глазах потемнело. Я с удивлением снова открыл глаза. Определенно, я был убит, но умер ли? А, да, мое тело лежало на полу, все еще в руках Лайта. – Рюдзаки… очнись. Давай же, Рюдзаки… – он потряс мое тело, но я не почувствовал этого. Я знал, что он просто играет, но меня переполнило желание взять его за руку. Так было всегда. Ему никогда не удавалось меня обмануть. Я знал, когда он лгал, чтобы достичь желаемого, когда он притворялся. Но он не умеет чувствовать, как нормальные люди, так что когда он притворяется… ну, это почти всё, на что он способен. Он закричал. Отчасти его крик был искренним, хотя я не мог точно сказать, насколько. – Мы все умрем! Разве вы не понимаете?! Мы будем следующими! Нет, Кира, Кира не убьет тебя. Ты не допустишь этого. Ты слишком умен. Ты переиграл меня. Это точно. Ты так и не смог обмануть меня, но выиграл. Ты победил, я проиграл, конец игры, следующее дело. Он убежал, крича «ищите шинигами». Я пошел за ним, удовлетворенно отмечая, что могу ходить. Он хорошо держался, отметил я, тихо следуя за ним; мои шаги были беззвучны. Касался ли я пола? Я проверил. Да, касался. Интересно. Он шел быстро. И я был уверен, что он не знал, куда направляется. Он проходил одну комнату за другой и остановился, когда нашел большую кучку песка. В ней лежала убивающая тетрадь. Что это было? Я имею ввиду, песок. Лайт засунул тетрадь в задний карман, прикрыв ее рубашкой. Я вздохнул. Он не услышал меня. Они ни за что не догадались бы обыскать его. Мацуда, Ягами-сан и Моги ворвались в комнату. – Что это значит? – вслух удивился Мацуда. Он сказал что-то о закрытии расследования. Меня поразил голос Лайта, когда он наконец заговорил. Спокойный. Бесстрастный. Отстраненный. Совсем как мой. – Если вы не можете дальше этим заниматься, возможно, вам стоит оставить расследование, – именно то, что сказал бы я. Он уже начал уходить, но тут Мацуда озвучил мои мысли: – Ты прав, но… странно слышать это от тебя, Лайт. Ты говоришь совсем как Рюдзаки… Я последовал за моим любовником в мертвой тишине. До чего забавный каламбур. Зная, что его уже не услышат, Лайт перешел на бег. Я последовал за ним и понял, что впервые за свою жизнь совсем не против этого. Я нашел его в комнате, в которой мы жили, скованные наручниками, и остались, когда я освободил его. При виде знакомой комнаты я на пару секунд забыл, что умер. В конце концов, с этим я еще не сталкивался. Я глубоко вдохнул, скучая по знакомым запахам: запах Лайта – чистоты, мой – газеты, и наш, общий – пота и секса. Но я ничего не чувствовал. От этого заболело мое обычно такое спокойное сердце. Я знал, что он был Кирой, но неужели он сможет так быстро забыть обо всем? И, на намного менее значительном уровне, – разве я был настолько плох в постели? Лайт спокойно захлопнул дверь и закрыл ее на ключ. Полностью контролируя себя, он вышел на середину комнаты. Абсолютно спокойно сел на нашу… на его кровать. И тогда он сломался. Пару секунд я мог только наблюдать за тем, как он закрыл руками лицо, поставил локти на колени и тут же всхлипнул. Я никогда не видел, чтобы он так плакал. Конечно, я видел его печальным, однажды он даже плакал после ночного кошмара, который – как мы оба знали – был подсознательным напоминанием того, что он был Кирой; но наблюдать за тем, как он плачет, видеть его несчастным, беспомощным, утопающим в таком глубоком горе… Я никогда не представлял, что он вообще способен чувствовать нечто подобное. Его плечи дрожали, он вцепился пальцами в волосы, крепко закрыл глаза, свернувшись в маленький комок на кровати. – Я не любил тебя, когда создавал этот план… откуда я мог знать, что это произойдет? Рюдзаки, ты должен поверить мне. Сможет ли он меня увидеть? Я подошел ближе, так, чтобы он заметил меня, если бы мог. Судя по тому, что у него не было способности видеть мертвых людей, он меня не видел. – Знаю, – ответил я. Но, разумеется, слышать меня он тоже не мог. – Я бы не сделал этого. Если бы всё не было подстроено заранее, я бы не начал этого сейчас. Я… Я не мог… было уже слишком поздно. Рем… Рем, она… – Это неважно, – в конце концов, я говорил правду. Неважно, сожалел он или нет, хотел ли он, чтобы я был по-прежнему жив или радовался тому, что я умер. Это ничего не меняло. Хотя я предполагаю, что мои личные интересы это все же затрагивало. – Я любил тебя. Я люблю тебя. Я не лгал об этом. Я бы навсегда отказался от Киры, если бы это вернуло тебя… В этом я сомневался, но знал, что в эту минуту он говорил искренне. Потому что на самом деле он убивал преступников совсем не для того, чтобы сделать мир лучше. Только сумасшедший мог поверить в эту идею, к примеру, ему почти удалось убедить себя. Благими намерениями вымощена дорога в Ад. – Мне жаль, – прошептал он. – Я прощаю тебя, – просто ответил я. – Мне так жаль. – Ты Кира. А я – Эл. Я бы посадил тебя в тюрьму, если бы победил. Все это время мы просто играли в игру. Я сожалею только о том, что Лайт-кун и Лоулайт попали в эту игру. Он снова сломался, цепляясь руками за одежду и волосы. Мое небьющееся сердце заныло, и я поспешил к нему, забрался на кровать и сел рядом, обняв руками его тело, как сотни раз до этого. Внезапно он перестал плакать и резко вдохнул. – Рюдзаки? – прошептал он. – Лайт! – я повернулся так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, не прерывая контакта. Я крепко сжал его плечи, пристально глядя в глаза. Он хохотнул – острый, слегка истеричный звук. Я поднял руки к его лицу. Мои прикосновения не оказывали влияния на него, потому что не было никакого влияния – я определенно умер. И теперь успокаивал своего убийцу. Хорошо, пытался успокоить. Я попытался заставить его поднять взгляд, но ничего не мог сделать. Ничего. – Я люблю тебя, – твердил я ему. – Я всё это знаю, я люблю тебя и прощаю. Не плачь. Пожалуйста. Как и всегда, он пошел наперекор моим просьбам. И слезы полились снова. Я поцеловал его. Он не ответил и никак не среагировал, когда я отстранился. Я потянулся к его запястью – тому, на котором был след от наручника, и поднес его к губам. Я замер, он замер, и мы оба уставились на его руку. Потому что я подвинул ее. Она висела в воздухе, и не он поднял ее. Я понятия не имел, до чего доведет нас идея с наручниками в тот день, когда надел их. Они подарили мне любовь, подарили мне смерть. Подарили мне того, кого я любил после смерти. Он глубоко вдохнул: – Рюдзаки? И связь исчезла, прервалась, его рука упала сквозь мои пальцы. Буквально сквозь них. И он выглядел еще печальнее, чем раньше. – Прости меня, – твердил он довольно громко, видимо, ему казалось, что так выше вероятность, что я его услышу. Я не стал повторять свой ответ. Я понимал, что это бессмысленно. Он затих на секунду. – Рюдзаки, что ты имел ввиду? Эм… – Когда сказал «я рад, что это ты»? Ох. – Ты хотел сказать, что рад, что я оказался Кирой, или что именно я убил тебя? Я обнял его крепко, хотя ничего не почувствовал. Даже тепла его тела. Даже дыхания, которое должно было щекотать мою шею. Я никогда не смогу сказать ему. Он проведет остаток жизни, гадая, что же значили мои последние слова. И я знал его. За несколько лет он сумеет убить себя в том, что я никогда не любил его, что ненавидел его за то, что он убил меня, даже если я не любил его, что ненавидел его за то, что он убил меня, даже если я всегда буду любить его и никогда, ни на секунду, не испытывал к нему ненависти. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что буду любить его вечно: я умер и все равно любил его так сильно, что несуществующие слезы пощипывали мои призрачные глаза. Моя любовь к нему была выше того, что мы одного пола, разного возраста, даже того, что он был моим подозреваемым и знал, что я Эл, а я чувствовал, что он Кира. И если мы смогли преодолеть всё это и подарить друг другу три месяца счастья, то я вполне мог простить ему то, что он убил меня. Он не верил в жизнь после смерти. Конечно, я тоже не верил – но вот я здесь. Он считает, что сейчас я ушел навсегда. Я пытаюсь представить его умершим, и от этого мне хочется свернуться в клубок так же, как он сделал это сейчас. Я снова прикасаюсь к его лицу и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в лоб. Ничего. Вообще ничего. *** – Что ж, Лайт, мы немного развеяли скуку друг друга. Было интересно. «Лайт Ягами». Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. Бум-ба… Карамельные глаза закрываются, и боль от вины и огнестрельных ранений покидает его тело. Он не видел, но я был рядом, как и всегда, держал руками его голову, проводил пальцами по окровавленным волосам и шептал, что уже скоро все это закончится. Он перестает двигаться, и, хотя это могло быть только моей фантазией, кажется, я почувствовал момент, когда остановилось его сердце. Я считал секунды, которые ему осталось прожить, пока Тетрадь Смерти не остановит его сердце. 3… 2… 1… Его глаза снова открылись, и я увидел этот взгляд впервые за четыре года. Он завороженно моргнул: – Рюдзаки? – Привет, – мягко ответил я и встал со ступенек под его пристальным взглядом. Я протянул руку, и он взялся на нее, вставая. Я не отпустил его руки, даже когда он поднялся на ноги. – Я так скучал по тебе, – выдохнул Лайт, осматривая меня. – Я думал, что никогда больше тебя не увижу. Свободной рукой я прикоснулся к нему, кажется, в миллионный раз, но сейчас он был теплым. И от его горячей кожи согревались мои пальцы, мои руки, все мое тело – как это было много лет назад. Лайт резко вдохнул, не отводя от меня взгляда. – Я все время был рядом, – пробормотал я. Он в шоке распахнул глаза: – Что?! Я пожал плечами, внезапно чувствуя смущение из-за того, что следовал за ним, постоянно находился рядом, видел все его действия на протяжении четырех лет. Всё сумасшествие, все убийства, все слезы, которые так и не прекратились. Я видел, как он «играл» с Мисой, заставляя ее надевать мою одежду. Я так и не решил, нравилось мне это или нет. Но он плакал, возвращаясь в его (нашу) комнату. Однажды он переспал с Мацудой, который так и не оправился после этого. После Мацуды не было никого. Он был одинок даже среди толпы людей. Ну, не считая меня. Я видел, как росло его безумие, как он уничтожал себя. И я не переставал любить его. Я любил даже то странное существо, которым он стал, и когда он стоял напротив Ниа и смеялся, на долю секунды я действительно поверил, что он выиграет. Я встал перед ним, когда Мацуда выстрелил в него, надеясь, что смогу отвести пулю. Я не смог. – Кажется, я стал призраком. И я был рядом с тобой со дня моей смерти. Он побледнел. – Значит, ты видел… – он не знал, с чего начать. – Всё, – подтвердил я. – Но это не так важно. – Значит… Тогда это правда был ты? – спросил он. – Да. Тогда был последний раз, когда я прикоснулся к тебе, не считая этого, – я погладил пальцем его щеку, и он закрыл глаза, подаваясь навстречу моему прикосновению. – Хотя не последний, когда я пытался. Я обнимал тебя во сне. Я говорил с тобой. – Мне снилось это каждую ночь. Я слышал твой голос, – он накрыл ладонью мою руку на его щеке. Он глубоко вдохнул, еще крепче закрывая глаза. Мне стало интересно, чувствовал ли он какой-то запах. – Поэтому ты просыпался в слезах? – мягко спросил я. Он кивнул, не открывая глаз. Я притянул его к себе и крепко обнял. – Рюдзаки… – Меня зовут Эл. Эл Лоулайт. – …творческий подход к созданию кодового имени, Эл Лоулайт. – Все гениальное просто, Лайт Ягами. Спрашивай. Он сильнее прижался ко мне. Я не знал, что это вообще возможно. – Что ты хотел сказать? Когда я… когда ты умер. Ты сказал «я рад, что это ты». Потому что я убил тебя, или потому что я был Кирой? Я легко улыбнулся ему. – Рад, что умирал на твоих руках. – Ты же знаешь, что этот вопрос мучил меня каждую ночь на протяжении четырех лет? – Я знаю, потому что ты неоднократно говорил об этом вслух. Мир вокруг нас начинал расплываться, и я понял, что это оттого, что мы наконец-то были вместе. Я провел так четыре года, и только сейчас смог снова обнять его. – Ты готов идти дальше? – шепнул я в его ухо. – В ад? В пустоту? – Не знаю. Но там мы будем вместе. Он отступил, грустно улыбаясь. – Рюдзаки, я попаду в ад. Ты – в рай. Как мы сможем остаться вместе? Я поцеловал его легко, нежно, и поднял руку, на которой остался след от наручников – такой же, как у него. Он посмотрел на свой и улыбнулся. – Потому что мы скованы вместе, – сказал я, констатируя факт. – И я не могу найти ключ от наручников, чтобы спасти свою душу. Лайт счастливо рассмеялся впервые за четыре года, поцеловал меня и взял за руку. – Хорошо. Я сжал его пальцы, мы повернулись и вместе шагнули прямо в…