Солнце на блюдце'

'одноименное название песни гр. Алиса Расскажи мне на ночь сказку-судьбу, кто меня тянул в скрежет и страх, Кто меня поднял да бросил во тьму, а кто потом весь путь нес на руках. Петтер в одиночестве раскатывался по зыбкому снегу в горах. Обычно вместе с ним работал тренер - его давний друг, но тот оставил Нортуга на несколько дней одного, уехал решать проблемы с Ассоциацией лыж Норвегии. Сперва его участия не требовалось, но теперь это было вопросом принципиальным. Федерация и команда Нортуга имела пару категоричных несовпадений, которые важно было разрешить до начала сезона. Иначе опальный Петтер и вовсе останется без выступлений в Кубке мира. Нортуг грустно качнул головой, медленно передвигая лыжами и палками, почти не глядя по сторонам. Здесь был отличный вид, прекрасный горный воздух, а небо... ослепительно голубое, оно словно сливалось с землей. Но ничто не трогало спортсмена. Петтер изводил себя тренировками, лишь бы не мучить самого себя вопросами. Но сейчас один-таки прорвался, стоило только дать себе маленький перерыв: как так получилось, что самый титулованный и знаменитый лыжник Норвегии в опале?! Конечно, в этом был виноват только он и его поехавшая крыша. В конце концов, постоянно ходить по краю и ни разу не оступиться - большая удача. А Петтер и так слишком много задолжал судьбе. Ему крупно везло, за исключением, пожалуй, покера, но и там он всегда получал максимум удовольствия. К слову об удовольствии - его тоже всегда было с избытком. При этом спортивная форма ни разу не подводила Нортуга. Что дало сбой в том году, в процессе подготовки к Олимпиаде, а потом и закономерному ее провалу. Похоже, настало время отдавать долги. Но Петтер оказался не готов. Настолько не готов, что чуть не погрузился в - страшно подумать - депрессию (!) сразу после того, как осознал, в какую передрягу влип с этой автомобильной аварией. Тогда Нортуг честно признал, какая же он большая свинья. Такого признания с ним никогда не случалось, несмотря на все свои выходки, коих было вагон и маленькая тележка. И это был сильный удар по самолюбию. Который заставил не просто сомневаться в системе своих тренировок, выступлений и вообще спорта в целом, но и дал повод всерьез задуматься, а не пора ли вам, Петтер Нортуг, оставить лыжные гонки. Поскольку вы, Петтер, стареете, раз уровень идиотизма достиг критической точки. Такие беседы с собой, а масла в огонь активно подливали и журналисты, Нортуг вел ежеминутно в течение неопределенного периода, пока не был дан предварительный вердикт по аварии. А потом его хорошенько встряхнуло. Пусть с ним рвут контракты, уходят тренеры, даже не пускают в сборную, но Петтер не сдастся. Нортуг решил, что если и есть в жизни у него главная страсть и цель, ради которой он каждый день поднимался с кровати, то это лыжные гонки. Где он не так хорош, как был. Но где есть шанс наверстать упущенное. И доказать себе, что еще не стар. Петтер бросил себе вызов. Мол, будь что будет - он примет любой удар, понесет за поступок справедливое наказание. Но до сих профессиональный лыжник займется своим делом и постарается наверстать. Или набегаться так, как в последний раз. Чтобы хватило с лихвой ощущений, драйва, кайфа. Чтобы не было, о чем жалеть. Нортуг не привык жить наполовину. Он привык прожигать ее на полную катушку. На сей раз, правда, Петтер все же усвоил уроки и исправил свои ошибки. Меньше развлечений - больше дела. К счастью, лыжи приносили ему достаточно удовольствия. Они оказались хорошим лекарством против чувства вины, которое на некоторое время оглушило Нортуга. Новая команда вокруг него собралась сама собой (не без помощи папы, конечно), и движение потихоньку началось. Два месяца пролетели влет. Если раньше Петтер позволял себе поворчать, пофилонить, поныть - чаще всего, ради демонстрации, чем реальной усталости, то теперь на усиленных тренировках он был нем. И даже чувствовал, что может прибавить еще. Петтер Нортуг впахивал, как никогда. Точнее, как когда-то давно, в самом начале своего спортивного пути. Все возвращалось на круги своя. Уверенность постепенно возрастала. Вот, правда, чего у Петтера катастрофически было мало, в отличие от юношеского периода, - времени. И права на ошибку. Его не было. Слишком известный, в какой-то мере пафосный, экспрессивный Нортуг не имел права опять облажаться на лыжне. Шуточки тут уже не помогут. Все стало действительно слишком серьезно. Чтобы выйти из опалы, надо доказать, что ты способен это сделать. А не голословно объявить об этом желании. Столько всего вертелось в голове, пока Петтер позволял мыслям новый и новый наплыв, размеренно катаясь. Тренер запретил ему сегодня делать скоростную. Иначе организм просто сорвется и сломается. Нортуг не собирался так легко кончать со всем этим, поэтому следовал совету нового наставника. В конце концов, тот его не щадил, и сомневаться повода не давал. Раз отдыхать - значит, отдыхать. Однако так было очень тоскливо. Подобные тренировки следовало продолжить еще два дня, и Петтер представил, как изведется здесь, в глуши, в одиночестве. Он зажмурился, давая себе мысленный пинок, но жалость к себе не прошла. Нортуг вгляделся вдаль: за бугром - туман, но стояла такая тишина, что не было и шанса встретить тут хоть одну живую душу. Для туристов - не сезон, для лыжников - непопулярное место. Он специально подыскивал себе такое, не желая быть самым обсуждаемым парнем (чуть ли не впервые с таким нежеланием этого!), но в результате столкнулся с другой проблемой. Дикой тоской. Что нагоняла все эти удручающие мысли. Нортуг остановился в задумчивости и достал телефон. Почти все два месяца Петтер сам никому не звонил. Он боялся услышать очередное осуждение, бурное "фи", которое стремились сказать ему многие, включая и членов команды. Они, конечно, не трезвонили ему целый день сами, но Нортугу хватало и интервью "коллег", чтобы понять их отношение к своей персоне. Петтер, честно говоря, и сам воспринял бы такую ситуацию неоднозначно, случись подобное не с ним. Поэтому отчасти понимал лыжников. Но все равно не верил, что он действительно словно прокаженный для них всех. Сочувствующие оказались в меньшинстве. Петтер был рад, что в их число вошел приятель детства Свенсен. Эмиль сказал ему, что ведь, по сути, ничего страшного не произошло. Само собой, надо думать головой, когда садишься пьяный за руль, да не один... И отвечать за последствия, чем Нортуг и собирался заняться, как он заверил друга. Но разбитая в хлам машина - это все-таки, упаси Бог, не чья-то жизнь. Поэтому излишне корить себя не стоит. "Я знаю, что ты раскаиваешься, дружище. Это самое главное. Поэтому я с тобой до конца", - сердечно закончил тогда Свенсен. Петтер искренне его благодарил. Именно звонок Эмиля дал отправную точку для борьбы и перемен. Сейчас Нортуг размышлял, чтобы позвонить ему. Но потом вспомнил, что Свенсен высказывался против отделения от команды, и как-то приуныл. У биатлонистов сейчас был сбор, и Эмиль не оставил бы товарищей ради Петтера. По крайней мере, он так думал. Да и не хотелось портить ему своим убитым видом все настроение, что витало нынче над Свенсеном и его подружкой. Как-то машинально пальцы сами набрали номер другого хорошего приятеля не-из-сборной-Норвегии. Человека, который спокойно оставит команду на пару дней и примчится. Лыжника, который никак не отреагировал на случай с аварией, прислав емкое и понятное смс: "Я тебе верю", что сразу все встало на свои места. Он не предал Нортуга и не отвернулся. И этот парень не будет капать ему на мозги. Он быстро ответил на звонок и столь же резво согласился, не потребовав длинных объяснений. По сути, разговор длился всего минуту. А уже к вечеру Нортуг не будет один. Это заставило его просиять и поистине насладиться прогулочным темпом на лыжах, разглядеть, наконец, яркое солнышко, поблескивающее на снегу. Не один. Как на Рождество, когда вся семья приехала к нему к черту на кулички, устроив грандиозный сюрприз. Боже, все-таки Нортугу продолжало несказанно везти. К вечеру, за полчаса до приезда дорогого гостя, Петтер снял таки лыжи и побрел в гостиницу, куда как раз тридцать минут ходу. Он остановился в маленькой, уютной гостинице, где все было довольно необычным, и мебель исключительно из дуба. В этот сезон здесь всегда были свободные номера, за что Петтер и не переживал. Но он очень удивился, увидев за стойкой регистрации двоих знакомых лыжников, а не одного. Те стояли спинами и заполняли бумаги. - Маркус? - окликнул Нортуг на всякий случай. Хелльнер обернулся и заулыбался. Вместе с ним обернулась и Калла. Она сразу кинула вопросительный взгляд на Маркуса, пока тот пожимал руку Петтеру. Затем Шарлотта нахмурилась и укоризненно заметила: - Ты не говорил, что и Нортуг здесь. - Ага, - несколько растеряно кивнул Хелльнер. Он быстро обернулся, чтобы кивнуть девушке на ресепшене, взял ключи для себя и для Шарлотт, после чего мягко отвел ее за локоток в сторонку. Петтер невозмутимо проследовал за ними. - Только не ври, что не знал! - яростно зашипела Калла. - Шарли, я... - замялся Маркус, краснея. - Что, неприятно якшаться с изгоем? - вскинулся Петтер, моментально сорвавшись. Шарлотта еще буравила взглядом Маркуса, но ответила уже Петтеру: - Да мне все равно, как ты себя назовешь, Нортуг. - Настолько я противный и мерзкий человек? - с сарказмом уточнил Петтер, ухмыляясь. Ухмылка его была горькой, Маркус встревожился. Нортуг и сам не понимал, почему Шарлотта на него взъелась, ведь лично они практически никогда не общались, но сейчас гнев на нее перекрывал все остальное. - Нет. Ты самовлюбленный, нахальный и невозможный, - чуть спокойнее, но не менее резко сказала Калла. - Как и всегда. Как с тобой сосредоточиться на серьезный лад? Петтера посетила шальная мысль, что, видимо, Шарлотте все равно на тему аварии, которую так муссировали в прессе. Она бесилась из-за него самого. И это все меняло. - Так тебе без разницы, что я теперь в опале? - Разве тебя это поменяло? - фыркнула Шарлотта. - По-моему, все как и прежде, - она деловито сложила руки на груди и вновь посмотрела на Маркуса. - Петтер изменился, - встрял-таки Хелльнер. - Он стал серьезнее, Шарли. Она скептически приподняла брови. - Надо предупреждать, Маркус, куда и к кому ты меня везешь, - строго выговорила ему Шарлотт. - Петтер, не обижайся, пожалуйста, - вместо ответа ей Маркус обратился к притихшему Нортугу. - Я не знал. - Вообще-то, все хорошо, - оклемался Петтер, приободрился слегка. - Шарлотта дала понять мне простую истину: я все еще могу быть собой. Не для всех, но для меньшинства. Он одарил Шарлотту широкой улыбкой, та почему-то вспыхнула. Выхватив у Маркуса одну связку ключей, она гордо удалилась к номерам. - Что с ней? - прошептал Нортуг с загадочным выражением лица. - Я сам не понимаю, - вздохнул Хелльнер. - У Шарлотты не совсем ладилось на тренировках, она напросилась съездить со мной в горы. Ну, я не стал уточнять, что это ты меня пригласил. - Ну и дела, - усмехнулся Петтер. - Прости ее, она не со зла. Ни разу не слышал от Шарлотты такой реакции на тебя. - Я не злюсь, - улыбнулся норвежец. - Я ей благодарен, - он бросил таинственный взгляд в ту сторону, куда ушла Шарлотта. Пребывая в таком странном состоянии, поторопился уйти и Петтер, бросив оторопевшему Маркусу, что ждет их завтра в десять в холле. *** Хелльнер нарочно пригласил с собой в поездку Шарлотт. Он не оставлял попыток завоевать ее сердце не как друг. Солнечные горы, дивные пейзажи, чистейший воздух, а, главное, уединенное местечко - просто идеально для уикенда с любимой девушкой. Никакой преграды в лице Петтера Маркус абсолютно не видел. Он намеревался покорить Шарлотту, несмотря на ее твердый отказ в том году. Когда Хелльнер внезапно понял, что больше не воспринимает Каллу как подругу. Детская очарованность ею прошла и подавно, и очень много времени он не мог понять, что за новое чувство сменило это. Оказалось, нечто страшно похожее на любовь. Почти полгода Маркус общался с Шарли по-старому, томясь от переполняющих его эмоций и дум, пока чуткий Даниэль верно не уловил настроение друга и натолкнул его на действия. Хелльнер краснел и бледнел, подгадывал момент, трусил, но в результате подошел к Шарлотте с серьезным разговором после пресс-конференции, устроенной в честь ее победы в гонке. Он долго подбирал слова, но в итоге все вылилось в слитное, банальное и ужасно глупое "ялюблютебя, будьмоей". Неудивительно, что Калла тогда почти разгневалась, но сумела удержать себя в руках и холодно, свойственным только ей тоном произнесла: "Я надеюсь, ты пошутил, Маркус. Между нами ничего, кроме дружбы, быть не может". Сказала, как отрезала. Поэтому Хелльнеру пришлось рассмеяться, подтвердив ее версию, чтобы не потерять Шарлотту совсем. Он проглотил свои чувства. Но продолжал верить. Во всяком случае, серьезных отношений у Шарли не было, так чего бы ей не согласиться? Маркус понимал, как его признание звучало тогда по-идиотски и не вовремя. Он рассчитывал, что Калла позабыла о том, и можно начать с начала. Еще Хелльнер отлично помнил, как в юности он и Шарлотт заливались смехом, когда кто-то из ребят решил, будто они - пара. Она со всей серьезностью заявила, что дорожит таким другом, как Маркус, и не собирается терять его из-за глупых, непристойных обжимашек за углом. Он и сам, откровенно говоря, считал точно так же, будучи с ней солидарным. Прошли годы, а терять Шарлотту в планы Маркуса действительно не входило. Хотя "обжиманий", смачных поцелуев, касания ее волос... ему не хватало по-настоящему сильно. Хелльнер верил, что хочет провести с Шарли всю жизнь. Вот, почему он стремился развить их отношения - придет срок, когда она выйдет замуж. В тот день Хелльнер потеряет ее навсегда. И их детское обещание верности друг другу безнадежно рухнет. Как же донести эту мысль Шарлотте? Так ли она дорожила Маркусом на самом деле? Все предстояло выяснить в горах. Сердце подсказывало Хелльнеру, что лучше момента и не найти. Его поджимало время и возможность самому жениться на другой. Позволить другой, тоже хорошей и достойной девушке, лишить его призрачной надежды на бесконечное счастье. Которое возможно только с Шарли. С утра он робко постучал к ней в номер, извещая о начале тренировки. Маркус успел позавтракать и прихватил йогурт для Шарлотты. Он знал ее предпочтения в еде, само собой. Калла открыла ему дверь не сразу. Лицо ее было сонным и несчастным, а сама девушка была в банном халате. - Что такое? - обеспокоился Маркус. - Сперва Нортуг, а теперь еще и простуда, - протянула Шарлотта, делая жалобное лицо. - Ма-аркус, это ужасно! - Тебя продуло? - не мог понять Хелльнер. - Угу. Вчера же по пути знатная метель была, а мы в машине форточку плохо закрыли. - Шарли, - сочувственно произнес Маркус, обнимая подругу. - Но раз мы все-таки приехали, то я хочу пойти, посмотреть, - приободрилась Шарлотта, с удовольствием утыкаясь лбом в грудь Маркусу, отчего сердце его трепетало. - Но вечером будешь меня лечить! - в шутливо-приказном тоне заявила Шарли. - И завтра перед отъездом я никуда не пойду. - Договорились, - весело отозвался Хелльнер. - Держи завтрак. - Спасибо, - улыбнулась Калла, принимая йогурт и возвращаясь в номер. - Жди. Маркус, было, дернулся следом, но покорно остался на месте, проследив за лукавой улыбкой Шарлотты. Она творила с ним нечто невероятное... Такая разная! То разгневанная, и от этого не менее прекрасная, то нежная, женственная и солнечная! Он готов был ждать ее вечность. Дисциплинированная Шарлотта, однако, уложилась в десять минут. В лыжном костюме, с инвентарем в руках, плотно укутанная шарфом Калла выглядела весьма комично. Но Маркус почему-то просиял и счел ее очень соблазнительной, хотя в теплом "камуфляже" едва ли различались искрящиеся глаза. Нортуг ни слова не сказал опоздавшим, с улыбкой окинув взглядом Шарлотту. Та фыркнула, и он повел их за собой. Далеко в горы они не углублялись, Петтер провел их всего минут пятнадцать, после чего приступил к переобувке. Шарлотта и Маркус тоже занялись креплениями для лыж, при этом Калла смешно пыхтела, грозясь задохнуться в своей амуниции. Но держалась она стойко и кидала на Петтера злобные взгляды. Тот только смеялся. Шведка, приступив к раскатке, чуть отделилась от них, Нортуг и Хелльнер покатились почти вровень друг с другом, сразу за Каллой. Маркус не сводил с ее спины глаз, и, видимо, Петтер это заметил. Подрумянившийся норвежец чувствовал, что он снова, похоже, все равно, что один, но его это ничуть не огорчало. Напротив, Нортуг оживал все сильнее. Какое-то время спустя Шарлотта все-таки прервала классическую сессию, остановившись, чтобы отдышаться и ослабить шарф. Она мельком косилась на мужчин, но не поворачивала к ним голову. Нортуг незаметно оттащил за воротник Хелльнера и усиленно зашептал тому что-то. - Ты так делал? - изумился Маркус. - Да, - сдержанно ответил Петтер, мягко улыбаясь. И добавил чуть тише: - Я тоже был влюблен. Маркус удивленно вскинул брови и опять покраснел, понимая, что отпираться - бред. Нортуг довольно улыбнулся и подтолкнул Хелльнера вперед, к Шарлотте. Тот едва не распластался на лыжах-то от толчка "заботливого" друга, но удержал равновесие и плавно докатился до стоявшей Каллы. Девушка поджала губы, она все не могла распутать собственный шарф и явно злилась. Маркус поравнялся с ней, мягко отодвинул ее руку и осторожно потянул кусочек шарфа на себя, свободно и легко распутав его. Шарлотта изумленно воззрилась на него, не зная, то ли наорать, то ли поблагодарить. Странные противоречивые чувства, то и дело, одолевали ее, хотя раньше резкие перемены не были свойственны Калле. Она обычно оставалась ко всему хладнокровной. Маркус, тем не менее, не отпустил ее ладонь. Шарли, было, потянулась, чтобы надеть перчатку, сжимаемую во второй руке, но Хелльнер прижал ладошку к себе. Он увидел на лице Шарлотты возмущение и готовящийся бунт, поэтому не стал испытывать судьбу, а сразу поднял ее руку вверх. - Доверься мне, - прошептал Маркус. Шарлотта была удивлена, но оставила раскрытую ладонь в том положении, что он ее попросил. Хелльнер пристроил свою ладонь сверху, образуя полукруг. Маркус наклонился к плечу Шарли, чтобы она уловила его мысль. Это подействовало, и девушка посмотрела в пространство между их ладонями, следуя его примеру. Шарлотт ахнула: солнышко было так близко, словно светило только им двоим. - Это твое солнце на блюдце. Оно хранит тебя от любых бед, - прошептал Маркус, опаляя горячим дыханием ее шею. - А почему...на блюдце? - с придыханием спросила Шарлотта, неотрывно глядя перед собой. - У тебя ведь нет тарелочки с голубой каемочкой? - смешливо спросил Хелльнер. Калла тоже усмехнулась, чуть отстраняясь и убирая ладонь. Она смотрела на Маркуса, в чьих глазах плескалась теплая надежда. Теперь Шарлотт и сама это явственно видела. - Ты - удивительный человек, Маркус, - сказала она, наконец. - Ты всегда невольно или намеренно заставляешь меня улыбаться и не думать о грустном, - искренне вновь улыбнулась Шарли, преданно глядя ему в глаза. - Только ты так магнетически на меня действуешь - это правда. Но... - Ты не хочешь терять нашу дружбу, - печально выдохнул Маркус, разом помрачнев. Она дотронулась ладошкой до его щеки, заставив парня грустно взглянуть на нее со слабым блеском в глазах. - Я хочу свыкнуться с мыслью, - внезапно для него ответила Шарлотта, - что мы можем стать кем-то больше, чем друзья. Дай мне время, - попросила она. - Дам, - кивнул Маркус, широко улыбаясь. - Но не злоупотребляй. - Постараюсь, - весело хихикнула Шарлотта, щелкнув его по носу. Он помог ей поправить шарф. Взявшись за руки, они медленно покатились на лыжах дальше. Потрясенный до глубины души Нортуг поймал себя на мысли, что так и стоит, глупо улыбаясь и наблюдая за парой шведов. А что, оказывается, жизнь - это не только спорт и тренировки, правда?