Мертво

Да осветится имя твое, Да пребудет царствие твое, Да будет воля твоя. Будущее зыбко до ощущения оскомины на зубах. Салиш громко смеётся и за короткие волосы тянет сына к себе на дно. Что ей там делать, спросить бы, да вода в путях отдается колокольным звоном в голове, ударяет раз по виску, раз по темени, раз по затылку, не дает времени на соображения. Мальчишка убегает за деревья, Джеймсу важно чтобы он молчал, а видел/не видел это уже не его ума дело. Угораздило же его родиться, да при таком отце — никаком. Как бы и на твой гроб, Делейни, не пригвоздили бумажку с приговором «холера» на гвозди в досках, а после и пару футов земли над телом. Похоронить немедлено! Хотя Джеймсу плевать. Он ведь уже давно издох. Пускай Лорне, или еще кому-то этого и не хотелось бы. Не введи нас во искушение. Сколько им было, когда они впервые сделали друг друга взрослее, порочнее, Джеймс не помнит. Он только знает, что всегда любил ее. Ее всю. От холодных следов горячих слез на щеках, до влажного жара между её ног и ледяных конечностей, стискивающих его под одеялом. Зилфа часто кусала все, что угодно — ткань, плечо брата — чтобы никто не услышал. Никто. Зилфа отдается в проклятые руки брата с такой горячностью, будто верно ждала его десять лет, не зная бога и Торна. Окунала в себя пальцы по самые костяшки, думая о том, как разлагается брат — его ведь все считали умершим. Мертвые не возбуждают — чушь. В мертвых сила. Она пробивает рамки, ломает все на своем пути. Как бы Зилфа не противилась. Как бы не вставал перед взором вздувшийся труп, сердце которого выгрызли рыбы, Зилфа до победного держала в себе пальцы. Будто. Избави нас от лукавого. Избави нас от лукавого. Избави нас… Зилфа испуганно таращит круглые глаза и подтягивает колени к груди. Кажется, словно кожа на ее теле натягивается, растягивается, на шее проступают от пальцев красные пятна, словно бусы. Затемна Зилфу видно не четко, но при белизне постельного белья кровь первой жены отца выделяется ярко. А страх ярок. Будто эта женщина не распорола живот мужу и окончательно рассорилась со всевышним. Ну да. Зилфа — маленькая девочка с подбитым глазом, с желтизной синяка на скуле, у которой, кажется, если и был отец, то любовь к нему от нее и обратно равняется и равнялась двум футам тяжелой земли — вниз. Как бы ей не стало страшно, брату стало еще страшнее, это видно по его лицу. Будучи в ней, он не видел её лица, вообще ничего не видел. Что с ним сделала Африка, бог весть, но Зилфа помнит о том затонувшем корабле, из-за которого Джеймса посчитали мертвым. Сотни рабов, вся команда стали мертвы, он тоже должен был быть среди них. И Джеймс мертв. Совсем мертв, только шевелится, изображая из себя что-то. Но. Чтобы африканский дьявол разорвал себя пополам, у Салиш должно быть ее лицо. Лицо той, с кем он делил кровать, еду, любовь и немного душу. Лицо сестры.