Шипы для железной девы

Часть 1. Шипы

- Топай, топай! – лапища Миллисенты Буллстроуд снова ткнула её в спину. Гермиона едва не полетела вниз со ступенек. - Осторожнее же! – воскликнула она, упираясь ладонями в холодные стены винтового спуска. - Да, да, «осторожнее же»! – передразнила Панси Паркинсон. – А то она такая коротышка, что не успевает своими крохотными ножками семенить за нормальными людьми. - Ты бы уж помолчала! Можно подумать, сама очень высокая. - Да уж повыше тебя, крыса-недоросток! Шагай, рот не разевай. А то устроим тебе настоящее наказание. По старым обычаям. - Каким еще старым обычаям? – пробасила Миллисента. - Я тебе потом расскажу, - отозвалась Панси сальным голоском. - А, это то, о чем Блейз упоминал? Телесные наказания? Да ну, Панси, этот клоп и пары хороших ударов не выдержит, ты только посмотри на неё! Клоп! Лучше уж не рисковать. Она загоготала – громко и утробно, и эхо её хохота пронеслось по глубокому каменному колодцу, исказившись в конце до полной неузнаваемости, так что казалось, что кто-то вторит снизу ещё более низким басом. Гермиона прикусила нижнюю губу. Лучше бы ей и вправду помолчать, нечего лишний раз выводить их из себя, мало ли что они действительно могут выдумать. Их двое, они в своем праве - Амбридж вручила инспекционной дружине слишком широкие полномочия - при палочках, а она свою оставила в спальне – всё равно пришлось бы отдавать на время отработки. Так что лучше сейчас не показывать характер. Пусть болтают, понятно же, что все их угрозы больше попытки её унизить и вывести из себя, чем реальные намерения. Пускай дадут ей фронт работ, а потом им быстро наскучит за ней наблюдать, и они предпочтут смотаться куда-нибудь по своим делам из этого жуткого подземелья. Сколько же там еще этих проклятых ступенек впереди?!.. Она первый раз попала в эту часть подземелий, и в очередной раз думала о том, что, наверное, ни один человек в мире не знает весь Хогвартс целиком. Даже Филч, даже сам директор. Здесь было столько незнакомых уголков и потайных комнат, что вряд ли кому-то под силу было обнаружить и изучить их все. Но, конечно, слизеринки намного лучше её разбирались в подземельях, коли уж они проводили тут много времени, и наверняка приготовили ей для отработки самое гнусное из них. - Выдержит, выдержит, - не желала слезать Панси с понравившейся темы. – Ты не знаешь, какие эти гриффиндорцы… выносливые. - Брось, Панси, это слишком, за такое могут и из школы вытурить. - А кто нас вытурит? Дамблдор? Старик давно уже тут не главный. Сидит в своей башенке, поджав хвост, и нос боится наружу показать. Всем заправляет Амбридж. Ну и потом, нас с тобой двое, она одна – кому больше поверят? «Она же не серьезно?! Господи боже, она же это не серьезно?!» Впрочем, нотки, которые сквозили в голосе, доказывали, что Панси действительно задета этой идеей. Её голос звучал уж слишком… возбуждённо. Ещё бы, получить почти в полное своё распоряжение давнюю противницу, с которой уже пятый год идет настоящая война, да ещё и почти не волноваться за последствия своих действий – ну разве это не сокровенная мечта такой, как Панси? «Такой суки, как Панси!» – поправила она себя. Если они только попробуют дотронуться до неё! Если только посмеют! Когда она вернет себе палочку, она сделает с ними такое, ТАКОЕ, что все содрогнутся! И пускай потом хоть из школы выгоняют, она даже на это согласна. Внезапно сердце защемило досадливой болью. А как же их Отряд? Тот, который она так тщательно организовывала и собирала, так агитировала в него вступать. Что будет с ним? Что будет с теми, кто так надеялся на неё? Конечно, Гарри – сердце Отряда, но она-то – его мозг, без неё всё полетит кувырком, Гарри впадет в отчаяние, кто-то обязательно наделает ошибок, всё раскроется, и тогда… Тогда все пострадают. Нет, она не может позволить себе срывов. Ни в каких ситуациях. Так и что же после этого – сносить любые унижения? Эдак она сама себя перестанет уважать. «Нечего было тебе днем нарываться на отработку, дура несдержанная!» - в который уж раз выругалась она в свой адрес. Ведь сколько твердила другим, чтобы были осторожнее, а сама… Но это было сильнее её. Она ещё могла терпеть несправедливость в отношении себя, но когда обижали других, тем более, младшекурсников, терпеть становилось практически невозможно. «Вот и расплачивайся теперь за это!» – заключила она и внезапно обнаружила, что лестница кончилась. Наконец-то. Впрочем, в глубине души, она, конечно, не верила, что они решатся на что-то такое… слишком радикальное. Да, наговорят ей кучу всяких гадостей, но неужели это в первый раз? И наверняка приготовили какую-нибудь самую грязную работу, которую только могли найти. Что ж, она и с этим вполне способна справиться, хотя внутри всё, конечно, кипело. Её – всегдашнюю круглую отличницу – бросают на отработку в какое-то вонючее подземелье! Поручают её контролировать и выбрать вид отработки двум этим ведьмам со Слизерина! Но что ещё можно было ожидать от Амбридж в отношении такой, как она? С другой стороны, до отбоя всего пару часов, а дольше они её держать тут не имеют права, нет у них таких полномочий. Наоборот, им ещё за это попадет, потому что тогда они сами нарушат кучу амбриджских правил. Она думала, что тут – так глубоко внизу – воздух будет сырым и затхлым. Но довольно широкий коридор, в который они вышли, оказался вполне сух и хорошо освещен магическими светильниками. Коридор был глухим, кончаясь стеной с кирпичной аркой, но в него выходили четыре массивные двери. Очевидно, даже этот глубокий подвал оказался вполне обжитым местом замка. Ей тут же пришло в голову, что вряд ли такие, как её конвоирши, вообще стали бы тратить время на то, чтобы обследовать незнакомые уголки подземелий, а потому приволокли её, видимо, в самую, по их мнению, глухую дыру. Что ж, значит ей ещё повезло, потому что, судя по тому, что она успела прочитать о Хогвартсе, тут могли быть места и похуже. Много хуже! Конечно, в туннели Тайной комнаты ей повезло не попасть, но и кроме них в подземельях замка было предостаточно давно забытых мест, о которых ходила не слишком добрая слава. Впрочем, её сопровождающие и тут вполне могли наделать ей достаточно гадостей. Панси ногой распахнула вторую дверь справа. Ногой, потому что эти высоченные дубовые двери не так-то просто было сдвинуть с места. Миллисента схватила Гермиону за плечи и втолкнула внутрь. Прямоугольное помещение, длиной футов в пятьдесят, было скупо освещено желтоватым светом от двух магических светильников на противоположных стенах. Дальняя стена помещения тонула в тени. Здесь было тепло и сухо, как и в коридоре. Гермиона всего один раз огляделась вокруг, чтобы тут же издать удивленный возглас: - Что за дурацкие шутки?! Вся комната была завалена старой мебелью. Вдоль стен расположились груды поломанных стульев, кресел, табуреток, так что немедленно возникал резонный вопрос: что здесь вообще можно делать? Какую отработку? Возвращать назад к жизни всю эту рухлядь? Тогда извольте палочку, господа конвоиры! Или они хотят, чтобы она починила всё это руками? Это же очевидная глупость! - Вот так! – услышала она за спиной глумливый голосок Панси. – Крыса оказалась в чулане. Там, где таким крысам и положено сидеть. Увидимся утром! - Что?! – она ринулась обратно в дверной проем, но Панси будто ждала этого, резким движением плеча отшвырнув её от двери, так что она едва не упала на пол спиной. Она бросилась вновь, но за ручку двери уже взялась здоровенная Миллисента, и заветный выход на глазах превращался в узкую щелку, за которой виднелись лица ненавистных слизеринок. - Вы не можете! Не имеет права! – завопила она. - Ты только послушай, как она визжит, - заметила Панси с мерзкой улыбочкой, помогая Миллисенте преодолевать слабое сопротивление Гермионы, пытавшейся удержать дверь с той стороны, - я же говорила тебе, что моя идея была лучше! Эй, ты, жалкое гриффиндорское чучело! Скажи спасибо, что мы хорошенько не выдрали тебя тут, в этом чулане, по твоей крошечной заднице, как ты того и заслуживаешь. Но, учти, в следующий раз, когда тебя снова накажут – а долго ждать этого не придется – мы обязательно так и сделаем. И ты еще будешь нас умолять, чтобы мы не привели с собой парней… Дверь с грохотом захлопнулась! - Нет! Нет, нет, нет! Выпустите меня сейчас же! Вы не имеете права! Я доложу директору! Я… я… я… Она поняла, что слёзы уже на подходе. - Дайте мне только добраться до моей палочки! Дайте только добраться до палочки, слышите вы – сволочи, мерзкие слизеринские суки! Вернитесь! Выпустите меня немедленно! Немедленно! Последний крик действительно уже напоминал настоящий визг. Она вдруг поняла, что они даже не могут как следуют расслышать, что она им кричит. Даже то, как она изо всех сил барабанит по двери, должно съедаться толстыми дубовыми досками практически начисто. Она съехала спиной вниз по этим доскам, прямо на каменный пол и принялась всхлипывать. Всхлипы постепенно перешли в рыдания, рыдания в настоящий рёв. Обида и унижение просто разрывали её всю изнутри. Как они посмели?! Как они посмели так обращаться с ней?! Кто они такие? Обычные ученицы, такие же, как она, которые просто дорвались до власти. Заперли её тут как нашкодившую собачонку. Она рыдала и рыдала, слезы всё лились и лились, и никак не могли остановиться. Долго, очень долго она не могла справиться с ними, казалось, прошло много часов. Давным-давно уже она не чувствовала себя настолько униженной, и главное, настолько беспомощной при этом. Она понимала, что не может даже отомстить как следует своим обидчицам, потому что Отряд Дамблдора нуждался в ней, а значит, ей придется терпеть. Впрочем, и у всякого терпения есть пределы. Все эти угрозы Панси… Это уже было слишком! Её пробила дрожь, когда она снова прокрутила последние слова Паркинсон, а особенно тон, с которым они были сказаны. Когда она изо всех сил пыталась удержать дверь, то не особенно прислушивалась, сейчас же, припомнив во всех подробностях, что несла её извечная противница, ей стало сильно не по себе. Неужели та говорила всерьез? И если сейчас её останавливало присутствие Буллстроуд, явно не настроенной слишком усердствовать, то в следующий раз… Да нет! Это всё была обычная дрянь, которая постоянно лилась изо рта этой невыносимой стервы. Просто очередная попытка унизить, напугать, сделать гадость. И всё-таки этот её тон… Какое-то настоящее грязное сладострастие. Вот он по-настоящему пугал. Гермиона даже перестала плакать, когда голос Панси снова и снова звучал в её голове. Нет! Она просто себя накручивает. Ей надо слегка успокоиться. Вполне возможно, её вообще всего лишь решили напугать, сделать больно, заставить рыдать тут под дверью. Кто знает, быть может, они сейчас сами сидят и слушают с другой стороны, как она тут заливается слезами. Слушают? Да с той стороны ничего же не слышно, как и ей с этой! Значит… Значит они вернутся через два часа, чтобы сообщить, что гадко подшутили над ней, полюбуются на её заплаканную физиономию и наконец выпустят. Ведь у них могут быть неприятности. Какова бы ни была Амбридж, но всё ж таки она не совсем дура, чтобы позволять своим любимчикам делать всё, что угодно. И её мучительницы тоже не совсем дуры, чтобы этого не понимать. Впрочем, на счет Миллисенты в этом смысле одолевали сомнения. Панси, конечно, была поумнее, но вот этот её тон… А вдруг она сейчас вернется одна, без своей подруги, чтобы осуществить свое намерение?! Нет, одна она побоится. Тогда еще хуже – что если она будет не одна, а с кем-то из парней, как и грозилась?! Воображение живо нарисовало ей продолжение, и Гермиона почувствовала, как внутри живота заворочалось что-то гадливое и сладкое, распространяя своё влияние ниже, отчего бедра и задницу словно охватил липкий холодок. Она не должна позволять себе бояться! Эта сука только того и хочет – чтобы она испугалась, чтобы она сидела здесь и мучила себя всякими неприятными картинками. Будь что будет. Если они всё-таки вернутся через два часа и выпустят её, она спокойно решит, что они обе просто дуры, раз оставили её тут бездельничать вместо отработки. Если же ей придется провести здесь ночь, что ж, пускай. Завтра она прямиком отправится жаловаться директору. Конечно, ей бы очень не хотелось доставлять Дамблдору дополнительные неприятности, но это уже переходит все границы! К тому же, её друзья обязательно поинтересуются, почему она не вернулась после отбоя, и если она расскажет им правду, Гарри сам первый помчится к Дамблдору, так что тут уж ничего не поделаешь. Её только угнетала неприятная мысль, что она не успела как следует подготовить домашнее задание на следующий день, но самое основное она сделала еще до ужина, а мелочи… Что ж, она надеялась, что её жалоба директору снимет все претензии. Но что если Панси всё-таки решит осуществить свою угрозу? Нет, об этом она не должна даже и думать! Это полная ерунда, призванная её напугать и заставить воображать всякие мерзости! Она должна просто признать такой вариант, как событие с нулевой вероятностью и не мучить сама себя. А пока… Наверное, ей стоит хотя бы осмотреть помещение, в котором она оказалась, раз уж ей предстоит провести тут некоторое время. В этот момент ей пришла в голову ещё одна мысль. Вдруг тут есть другой выход? Недаром же эта парочка тащила её в такой дальний закоулок. Тогда они назавтра скажут, что она сама виновата в том, что не вернулась в свою башню. Дескать, оставили на отработку, дали фронт работ на два часа, а «тупая Грейнджер» решила воспользоваться возможностью и не ночевать в своей спальне. И где она там шлялась всю ночь – мы, мол, не знаем. Так даже сам Дамблдор не сможет обвинить их в злостном нарушении правил. Быть может, выход где-то там, частично завален скопившейся мебелью? Она с недоумением подумала, зачем весь этот хлам держат здесь? А главное, почему в своё время эту мебель не починили банальным репаро? Просто заменили новой? Но к чему тогда оставлять эту рухлядь? На растопку? Возможно. Чтобы как следует прогреть Слизерин, камины наверняка регулярно приходилось топить на полную мощь. Она прошлась вперед по комнате, середина которой была свободна от хлама, но дальнюю малоосвещённую стену всё равно трудно было разглядеть как следует даже вблизи. Её взгляд пробегался по кучам кое-как сваленной мебели, машинально пытаясь выхватить среди торчащих ножек и спинок хоть что-то, могущее служить кроватью на эту ночь. Но, как назло, ни одного дивана, ни даже самой захудалой скамейки не попадалось. А спать на каменном полу, пускай и сухом – это была не лучшая затея из всех возможных. Она внутренне обругала себя за то, что как-то вдруг сама смирилась с тем, что ей придётся провести здесь ночь, но и от такой вероятности некуда было деваться. Она решила, что, в крайнем случае, попытается соорудить что-то из нескольких поломанных кресел. Сквозь наваленные ряды мебели на стенах не просматривалось ничего, что хотя бы близко напоминало выход. Она приседала, подпрыгивала, пыталась раздвинуть в стороны хлам в особо скученных местах, но ничего кроме гладких каменных стен не замечала. Скорее всего, она просто понадеялась на лучшее. Нет, ей остается либо дождаться, пока её выпустят, либо начинать устраиваться на ночёвку. Вряд ли она сможет заснуть сразу, и ей придется какое-то время просто помирать со скуки и изводить себя злобными и тоскливыми мыслями. Она пожалела, что не взяла с собой ничего почитать. Вполне могла захватить что-то карманное, хотя, когда она собиралась сюда, то не верила, что ей дадут хоть минуту свободную. Она выволокла из груды лома более-менее сохранивший свою устойчивость стул, посидела на нём, покачалась туда-сюда, попыталась ещё раз повторить про себя тот пяток новых заклинаний, которые освоила за эту неделю, в надежде научить им товарищей по Отряду Дамблдора, помечтала об их гриффиндорской гостиной, в этот вечерний час наполненной народом, яркой и такой домашней. «Как они умудряются прозябать в этих казематах под землей?» – удивилась она выбору ненавистного ей факультета. Может быть, потому они все поголовно такие и вредные, что вечно света белого не видят, торчат тут внизу в подавленности и мрачном настроении. Нет, она просто пытается найти им оправдание. Никакие подземелья не смогли бы заставить её или её друзей вести себя так по-свински. Взять, хотя бы, ту же Паркинсон… Ох, опять она на эту тему! Но уж слишком угроза попала в точку. В пятую точку, наверное, точнее было бы сказать. Проклятое воображение постоянно подсовывало ей всякие отвратительные картинки. Они ведь, при желании, действительно могли сделать с ней разные неприятные вещи в этом подвале. Фу! Теперь её ещё долго будут преследовать гадкие мыслишки на этот счет. Она знала, как это работает. Ужасное и грязное, то, что приводит тебя в трепет и заставляет дрожать от омерзения, никогда не набрасывается на тебя всей своей силой. Тогда ты сможешь дать ему отпор, собрать волю в кулак и отбить нападение. Нет, оно предпочитает шариться по углам (как в этой полутемной комнате), ожидает, пока ты расслабишься, пока ты не заполнишь свою голову размышлениями о чём-то нейтральном или приятном, и тогда оно просочится к тебе в мысли в самый неподходящий момент и испортит весь твой тщательный план или блаженную мечту, как будто внезапно обнаруженный жирный червяк в сочном яблоке. Мерзкая Паркинсон! Она точно заслуживает хорошего ответа на своё сегодняшнее блеянье. Коза! «Коза?» В этом что-то было. Ей точно не хватает хороших таких рогов. И, возможно, бороды. Вот чучело-то будет! Гермиона хмыкнула и представила себе панику на лице слизеринки, когда та увидит себя в зеркале. Вот было бы здорово сделать это так, чтобы нельзя было обвинить в этом её, но, одновременно, чтобы обидчица знала, от кого она получила свой «подарок». Это желание сразу же навело Гермиону на грустные мысли касательно их теперешнего положения в Хогвартсе. Приходилось таиться и скрываться по каждому поводу. Она встала с ломаного, разодранного стула и, как бы отзываясь на возникшие неприятные воспоминания, механическим движением почесала задницу. Панси умудрилась назвать крохотной эту часть её тела. Что ж, по крайней мере, лучше так, чем походить на Миллисенту с её формами поджарого бегемота. Вот там-то уж точно мимо не промахнешься! Ох, да о чем она вообще думает?! И всё из-за безделья. Гермиона ненавидела бесцельно проведенное время. Честное слово, уж лучше бы они и вправду дали ей какую-то отработку, по крайней мере, она могла бы принести этим хоть какую-то пользу замку, пускай бы даже и слизеринской его части, в конце концов, не только же негодяи здесь учились. А сидеть вот так в пустом подвале и предаваться бессмысленным размышлениям – это угнетало сверх всякой меры. Может быть всё-таки, ей попробовать хоть что-то поделать?! Она вновь прошлась вдоль груд старой мебели, вновь попыталась высмотреть за ними что-то полезное, вновь без всякого результата. Дверь, если бы где-то здесь и была, сразу выдала бы себя своими размерами. По крайней мере, она должна была возвышаться хотя бы на шесть футов над полом. А наваленный хлам нигде даже не поднимался до такой высоты. Даже у дальней стены, плохо освещенной, но всё же не до такой степени, чтобы ничего нельзя было разглядеть. Она в злобном отчаянии принялась шуровать тут в полутьме, разбрасывая в разные стороны легкие обломки и пиная тяжелые, думая, что если даже не сможет тут отыскать ничего для ночлега, так хоть устанет, и ей будет проще заснуть. Она чуть-чуть не вышибла себе левый глаз ножкой стула, когда её нога неожиданно провалилась в какую-то яму и угодила подошвой на край ступеньки, едва не подвернувшись и не отправив её всем телом на обломки, торчащие перед ней во все стороны, словно тупые деревянные клыки. Она от души чертыхнулась и осторожно извлекла ногу из ямы. При ближайшем рассмотрении, после того, как несколько старых кресел было оттащено в сторону, обнаружилось, что это никакая не яма. Это было узкое понижение в полу, по дну которого в сторону стены опускалось пять-шесть ступенек. Несколько минут Гермиона, пыхтя и сопя, работала над расчисткой этого углубления, на её счастье, ей не попалось ничего настолько тяжелого, что она не смогла бы оттащить в сторону. В конце концов, её нешуточные усилия были вознаграждены. Теперь она поняла, почему не могла раньше ничего разглядеть на нужной высоте. Надо было смотреть сильно ниже, примерно футах в трех от пола, потому что настолько же опускался и сам пол в этом узком месте. Там, в самом низу ступенек, в полутьме едва виднелась самая настоящая дверь, пониже входной, но вполне обычная деревянная дверь, закрытая тяжелым тёмным засовом. * Гарри ждал Гермиону с минуты на минуту. Он знал, что она должна придти уставшая и вся на взводе. Просто-таки видел, как она ворвётся, буквально влетит в гостиную Гриффиндора, обогнёт парочку младшекурсников, сидящих прямо на густом ковре, растолкает тех, кто попытается с ней заговорить, и умчится к себе в спальню, чтобы принять душ. До этого к ней можно было даже не приближаться, могла зашибить ближайшим тяжелым предметом. Ей здорово приходилось сдерживать себя в эти дни и не взрываться возмущенными возгласами по каждому поводу из-за новых порядков, установленных этой отвратительной жабой Амбридж, так что не было ничего удивительного в том, что она время от времени срывалась. Сегодняшняя отработка должна была привести её в настоящее бешенство. Хуже всего, что контроль поручили инспекционной дружине, и, будь его воля, он бы постарался проследить за тем, чтобы никто не посмел её обидеть, но она как будто прочитала его мысли и строго-настрого запретила им с Роном хоть как-то вмешиваться. Поэтому он сидел сейчас в гостиной, в очередной раз пытаясь одолеть параграф в учебнике, и считал минуты до отбоя. Рон уже отправился в спальню, как и некоторые другие из старших курсов. Тренировка в Отряде Дамблдора отнимала, как внезапно оказалось, слишком много сил. Он и сам бы последовал примеру других, потому что чувствовал, что начинает клевать носом, но ему нужно было обсудить с Гермионой план на завтрашнее занятие. Без неё он начинал постоянно путаться и сбиваться, а вряд ли такое поведение лидера способно сильно вдохновить его последователей. Думать о себе, как о каком-то там лидере, было нелепо. Не то, чтобы он когда-то боялся ответственности, но ответственность бывает разной. За себя он привык отвечать целиком и полностью, но за других?.. Это была совершенно другая степень. Он не чувствовал себя настолько уверенным в себе, чтобы отдавать кому-то команды и не считал себя настолько лучше, чтобы кого-то чему-то учить. И больше всего его страшила опасность, что кто-то может пострадать из-за него. Гермиона втащила его во всю эту авантюру с Отрядом, Гермиона и отчасти Рон. Если бы не она, он предпочел бы, как всегда, оставаться одиночкой. Можно сказать, она пристыдила его, указав на то, что совершенствуясь в защите от темных сил сами, они поступят слишком эгоистично по отношению к другим. Все его сбивчивые возражения не возымели никакого эффекта. И кто из них тут еще был лидером – вот вопрос! С другой стороны, как бы ему ни хотелось откреститься от своей славы, но, скрепя сердце, он понимал, что за Гермионой бы не пошли. За ним – да, за ней – нет, несмотря на все её познания и умения. В этом была определенная несправедливость, и его интересовало, чувствует ли её она сама. Такая самолюбивая девушка обязана была чувствовать. Каково это – понимать, что ты должен кого-то уговаривать стать во главе, вместо того, чтобы руководить самой? Просто потому, что все вокруг захвачены стереотипом: Гарри – герой, а она – просто подле него. Вряд ли очень приятное ощущение. «Возможно, она втайне злится на меня за это», - всплыла в голове вдруг неожиданная мысль, и он тут же устыдился её, отругав себя за то, что подумал плохо о своей преданной подруге. «Преданная подруга» меж тем запаздывала. До отбоя оставалось всего ничего, а её не было и не было. Конечно, он понимал, что её отпустят в самый последний момент, возможно, даже специально сделают так, чтобы она ещё и опоздала, и у него кулаки сжимались от злости, когда он думал, что она вынуждена будет выполнять указания этих сволочей из инспекционной дружины. Но тревога всё не отпускала. Она была одна и без палочки, всякое могло случиться. Миниатюрная комплекция позволяла обидеть её кому угодно. Он захлопнул бесполезный учебник, порывисто встал и зашагал вдоль камина. * Больше всего Гермиона боялась, что на двери окажется какой-нибудь замок. Это было бы жутко обидно. Обнаружить, наконец, заветный выход, потратить столько усилий – а запыхалась она изрядно – и в конце понять, что всё зря. Замка, однако же, не оказалось, что только подтверждало версию о запасном выходе. Если бы это был какой-то старый проход, его бы наверняка как следует закрыли. С другой стороны, о нём попросту могли все позабыть, коли уж он находился за грудой старого хлама. Все позабыли, а Панси с Миллисентой помнили? Звучало неправдоподобно. Ну, в конце концов, им мог кто-то об этом рассказать. Внезапно её осенило. Сами-то слизеринки никогда не отличались особо примерным поведением. И отработки для них не были до этого года такой уж редкостью. Что если Филч таскал их по этим коридорам? Это было более чем вероятно. Они могли сами завалить выход. Ничего сложного: потяни за ближайшую кучу мебели, и она обвалится вниз, засыпав дверь и ступеньки. Хотя этот план выглядел слишком сложным для двух таких дур, как её сегодняшние конвоирши. Скорее всего, они просто притащили её в наиболее отдалённый уголок подземелий, им известный. А она сейчас возьмёт и сбежит. То-то вытянутся у них лица, когда они вернутся и обнаружат, что клетка опустела и птичка выпорхнула на волю. Только бы засов поддался. Засов был большим, но не ржавым и поддался после того, как Гермиона как следует постучала по его загнутому краю сжатым кулаком. Дверь скрипнула и отворилась, буквально вывалилась внутрь, как будто висела с небольшим уклоном. За ней была полная темнота.