Шипы для железной девы

Обнаруженное помещение оказалось довольно большим, к удивлению Гермионы, которая стояла сейчас, выглядывая в пролом, находившийся на высоте двух футов от пола. Свет фонаря не позволял разглядеть даже половину высокой прямоугольной комнаты, воздух в которой застоялся настолько, что каждый вдох отмечался мозгом, как отдельное событие. Это раздражало, и неизвестно, когда она ещё привыкнет не замечать этого факта. Она тут же заметила про себя, что уже смирилась с мыслью пробыть здесь какое-то время, хотя ещё пару секунд назад собиралась уйти отсюда сразу же, как только кинет взгляд внутрь. Но внутри, на этот самый взгляд, не было заметно ничего угрожающего. Только какие-то непонятные конструкции у стен, разглядеть подробно которые, отсюда было невозможно. Тишина вокруг не нарушалась ничем, кроме её собственного дыхания. Какое-то время она колебалась на краю, понимая – если что, заскочить обратно в коридор моментально не получится. Но сколько можно было так стоять? Она пожала плечами и спрыгнула вниз, подошвы шлёпнулись о каменный пол, выбив облачко пыли. Она сразу же замерла, при любой опасности готовая тут же полезть обратно. Но никто не зашевелился в неосвещенных углах, никто не кинулся к ней из темноты. Та же мёртвая тишина и стоячий, как болото, воздух. Эта комната была кем-то давным-давно покинута, и такой же оставалась. Гермиона покрепче сжала в руках светильник и сделала несколько шагов к ближайшему тёмному предмету, валявшемуся на полу справа от неё. Предмет был по виду большой, даже очень большой, и его предназначение с первого взгляда представлялось совершенно загадочным. В полутьме он более всего напоминал огромного размера форму для выпечки. Раскрытую и лежащую на полу, жутко ржавую и уродливую. Мысль была нелепой, потому что в такой «форме» она могла бы легко поместиться вся целиком, еще бы и осталось полно свободного места. «Поместиться?!» Она резко отпрянула назад, с расширившимися от ужаса глазами, когда свет её фонаря упал внутрь загадочного предмета и осветил ряды когда-то острых, а теперь насквозь ржавых металлических шипов, которыми изнутри было утыкано то, что она изначально приняла за безобидную кулинарную принадлежность. Она в то же мгновение поняла, что перед ней, поняла это даже не умом, а пробежавшими перед ней волной воспоминаниями о тех отвратительных описаниях, которые она прочла, когда решила подробней полюбопытствовать о видах и методах охоты на ведьм средневековой инквизиции. Её всю затрясло от отвращения, так же, как трясло в тот момент, когда она словно по какой-то мазохистической причине читала и читала эти зверские описания, и никак не могла оторваться, как будто кто-то схватил её за шею и удерживал перед текстом, хотя всему виной было всего лишь её проклятое неуёмное любопытство. Она тогда в первый раз в жизни поняла, что любопытство может быть мучительным в прямом смысле, что оно бывает настоящим тираном иногда, буквально принуждая испытывать то, что интересно именно ему, хотя все прочие чувства при этом могли извиваться от отвращения и вопить, чтобы она немедленно прекратила мучить себя ненужной ей информацией. Сейчас всё было намного хуже. В этой жуткой комнате, бог знает на какой глубине под землей, столкнуться с тем, что когда-то так ужасно подействовало на неё – это был настоящий шок. Мерлин всемогущий, её словно саму сейчас всунули в этот железный шкаф, и она буквально всей кожей чувствовала, как шипы уже впиваются в кожу. Её нервы задрожали, словно копируя то омерзительное томление, которое испытывала жертва, видя, как перед ней захлопывается тяжелая металлическая крышка, утыканная шипами, как её медленно вдавливает в эти шипы, вдавливает со всех сторон, и некуда деваться, тело начинает инстинктивно дергаться от всё возрастающей боли, но это только лишь увеличивает её, углубляя и расширяя раны, кажется, что боль приходит со всех сторон, всё тело уже сплошная, бесконечная боль, и остаётся лишь кричать, кричать, кричать… о, господи! Перед ней была не иллюстрация в книжке, не музей, а самая настоящая «железная дева», просто опрокинутая на пол, та самая, в которую наверняка засовывали вполне живых, изнывающих от ожидания жуткой боли людей, и эта штука, как оказывается, всё это время находилась под ними, в подвале той самой школы, которая вызывала у Гермионы столько восторженных чувств. Воображение немедленно живо нарисовало ей то, что происходило в этой комнате когда-то, жуткие крики, кровь, истерзанные тела, и она прикрыла ладонью рот, дрожащей рукой приподнимая повыше свой светильник, и снова, как когда-то за чтением той ужасной книги, не могла оторваться от созерцания стоящих вдоль стен предметов, назначение которых ей, к большому её сожалению, было слишком хорошо известно. Они были сильно повреждены временем, деревянные детали почернели, а кожаные ремни ссохлись и почти рассыпались, но она узнавала их, узнавала, проклиная собственное любопытство. Никаких сомнений быть не могло – это были станки для пыток. Их разнообразие, а главное, многочисленность, наводили на мысли не столько об изобретательности палачей, сколько о количестве прошедших через эту комнату жертв и неутомимости десятков заплечных дел мастеров. Она буквально видела их – оголенных по пояс, с мускулистыми руками, в кожаных фартуках, потных от постоянных усилий, деловито снующих между своими инструментами, покрикивающих друг на друга. Делающих свой нелегкий труд. Какая гадость! Она не оказалась в ловушке, её не схватили, не искусали, на неё не набросились жуткие твари, но на душе стало так пакостно, что она поняла: долго ей будет аукаться её сегодняшнее упрямство и нежелание отступать. Когда она слегка отошла от первоначального шока и яркие картинки, нарисованные воображением, немного потускнели, она задалась вопросом: а на благо кого был весь этот «труд»? Во имя чего творились здесь эти зверства, и кто был жертвой? Судя по внешнему виду приспособлений, комнате пыток вполне могло быть и четыреста лет и даже пятьсот. В голову тут же стали приходить все эти слухи, от которых холодок пробегал по коже, о древних местах поклонений тёмным духам, замурованных в толще камня колдунах, только и ждущих шанса вырваться на свободу, жутких склепах… Довольно! Вместо того чтобы пугать саму себя глупыми суевериями, ей стоит просто наведаться в библиотеку и попытаться уточнить, в каком именно веке и почему в подвале родной школы могли оказаться подобные вещи, как эта старинная камера пыток. Это было бы разумно и правильно, но на неё снова нахлынули воспоминания о прошлом знакомстве с темой. Конечно, загадка была грандиозной, но явно не для её – Гермионы – интересов. Она прошагала вдоль ряда пыточных приспособлений до противоположной стены, словно это и правда был какой-то музей, обнаружила в углу огромный открытый очаг с насквозь проржавевшей решёткой, лежавшей на том, что когда-то было углями, развернулась и подумала, что с неё, наверное, хватит приключений на сегодняшний вечер. Она отправилась обратно к пролому, стараясь больше не смотреть по сторонам, с твёрдым намерением как можно скорее покинуть это ужасное место. Она ещё сама не решила, будет ли кому-то рассказывать о своей находке, и наверное, стоило принять это решение завтра, на спокойную голову. Но голова Гермионы была устроена таким образом, что она не прекращала работать ни на секунду. Если уж она заметила какое-то несоответствие, оно начинало глодать её со страшной силой, пробуждая к жизни проклятое любопытство. Сейчас то самое любопытство твердило ей простой вопрос: если коридор, по которому она сюда попала, угодил в комнату пыток случайно, то отсюда же должен быть другой выход? Пускай он даже окажется завален, но он где-то должен быть. Поэтому, подходя к пролому, Гермиона, морщась от отвращения, уже внимательно оглядывалась по сторонам, стараясь не пропустить дверь или арку. И, конечно, очень быстро обнаружила её, справа от пролома – невысокий тёмный коридор, в проёме которого виднелись обломки когда-то стоявшей в нём двери. «Послушай, ты ПРАВДА хочешь туда идти, после того, что уже увидела?» Вопрос был на тысячу галлеонов. Какого чёрта, действительно?! Сперва она надеялась просто устать, потом сбежать, потом обнаружить новый подземный ход. На что она надеется теперь? Или ей мало впечатлений, способных уже и без того гарантированно обеспечить кошмары по ночам? Но история оставляла ощущение незавершенности. Если она сейчас сбежит, всё равно не сможет заснуть полночи, мучаясь от нерешенных вопросов, тем более, в такой неудобной обстановке. И вдруг это всё-таки выход? Какой-никакой, но выход, хоть куда-нибудь. В конце концов, самое неприятное она уже увидела. Что там ещё такого она может найти?!.. своё безумие… «Запертого монстра, как в Тайной комнате?» Что за ерунда, в самом деле?! Чем бы он тут питался? Крысами?.. А, кстати, о крысах. Это было довольно странно, но она ни одной пока ещё не заметила. То ли им самим нечем тут было поживиться, то ли подземелье было для них слишком глубоким. Так что из всех крыс, единственной здесь была она сама, если, конечно, верить этой гадине Панси. «Ну и прекрасно!» - подумала Гермиона, которая крыс недолюбливала. Особенно после всей этой истории с Петтигрю. Это заявление могло означать лишь одно: она уже приняла решение всё-таки взглянуть, что там, за этим выходом. А потом сразу назад. * Гарри завернулся в мантию, накинул плащ-невидимку и покинул гостиную, постоянно оглядываясь по сторонам. Мало ли, возможно, вот именно в этот момент, когда он свернул карту и вышел, Гермиона могла покинуть Выручай-комнату. «Что-то ты слишком мало времени отвёл ей на свидание», - сказал внутри собственный саркастический голосок. Он понял, что всё никак не может отойти от этого неприятного ощущения, когда вдруг узнаешь, что твоя самая близкая подруга сейчас с кем-то другим. «В конце концов, она же не злится на тебя за то, что ты начал встречаться с Чоу!» – прикрикнул он на этот неожиданно появившийся голосок, шагая по коридору. «А ты бы хотел, чтобы она злилась?» «Нет, чёрт побери! Гермиона – это Гермиона, а Чоу – это Чоу! Как можно такое смешивать?» «Ну, ты же смешиваешь, когда ревнуешь её неизвестно к кому, который, быть может даже, вообще не существует». «Ничего подобного! Я просто волнуюсь за неё. Всего лишь не хочу, чтобы её кто-то обидел». «Ну да», - хмыкнул голосок и замолчал, оставив его в ещё большем смятении. Ясно же, что все размышления на эту тему были лишними. Они только лили воду на мельницу Сириуса с его глупыми намёками. Да, да, в данном случае, он готов был признать своего крёстного вполне даже дураком. Тот либо совершенно ничего не понимал, либо нарочно подкалывал его. Слава богу, только изредка. Ну, ладно бы, он бы ещё понял, когда тот ляпнул это в первый раз, два года назад, ещё практически ничего о них не зная. Нагнулся к нему, садясь на гиппогрифа, чтобы скрыться из замка, и громко прошептал на ухо: «Прекрасный выбор! Одобряю». Но потом-то?! Зачем было время от времени его поддевать своими даже не намёками, а полунамёками? В конце концов он просто прямо попросил крёстного, чтобы тот прекратил. В ответ на это и возникло дурацкое пари, на которое он сдуру согласился. Вот теперь… Вот теперь он дотопал до Выручай-комнаты и мялся в коридоре прямо перед нею. Его воображение настолько явственно нарисовало ему картину происходящего внутри, что ему совершенно не хотелось видеть этого наяву. Не хотел убеждаться, не хотел оказаться правым, не хотел ей мешать, в конце концов. «Ты и не помешаешь, дубина! Комната не откроется». Ну да, если они там, комната не откроется. «Они». Занятно, но он так до сих пор и не мог себе представить, кем мог быть тот – её избранник. Его личность оставалась смазанной, абстрактной. Гарри подумал, что когда узнает, то, наверное, всё сразу станет намного проще. Вряд ли Гермиона способна была выбрать кого-то, её недостойного. Она всегда была такой рассудительной, такой полной чувства собственного достоинства, уж если она выберет, то выбор будет на все сто процентов верный. С другой стороны, эти девушки – у них в голове, порой, творились очень странные вещи. «Что, если это окажется Малфой?» – хохотнул он про себя. А действительно, лучшей причины, чтобы скрываться от них с Роном, при таком-то кавалере и придумать было нельзя. Но, конечно, он слишком хорошо знал свою подругу, чтобы верить в подобный абсурд. Скорее всего, это какой-нибудь заумный семикурсник с Рейвенкло. «Привет, я Гарри, - издевательски промолвил он про себя, - друг Гермионы. Очень приятно». «Друг Гермионы». В данной ситуации звучало как-то… слабовато, что ли. Слово из очень ценного и важного неожиданно превращалось во что-то вполне обыденное и даже незначительное. Подумаешь, какой-то там друг. Мало ли у девушек может быть друзей. А парень – он один. Единственный. Он снова перевернул ситуацию в обратную сторону и вдруг понял, что сама Гермиона не больно-то торопилась сойтись поближе с Чоу. «Неужели ей всё-таки неприятно?» Он почесал в затылке и решил, что пора заканчивать эти глупые колебания и всё-таки уже решиться войти внутрь. «Ну, вперёд!» - промолвил он и зашагал вдоль двери. * Только сейчас Гермиона обратила внимание, насколько отличается внутреннее строение обнаруженного подземелья от прочего замка. Камни, из которых был сложен Хогвартс, были желтоватыми, больше квадратными, нежели вытянутыми, плотно пригнанными между собой, потолки в большей части помещений являли собой своды, и точно так же было в том проходе, по которому она пришла. Здесь же, в том коридоре, который вёл прямо из камеры пыток, камни стен были сероватыми, прямоугольными, сильно изъеденными влагой и с большими щелями, заполненными бурым лишайником, а потолок - низким и прямым. Всё это наводило на мысли, что у замка и подземелья могли быть разные создатели. Сам коридор оказался шире, чем она ожидала, и длинным, другого конца не было видно в темноте, зато он никуда больше не понижался. Футах в пятидесяти впереди виднелась крестообразная развилка. Назначение коридора ей стало понятно сразу. Он был тюремным. По стенам болтались обветшавшие двери из потемневшего до черноты дерева, ведущие в узкие каморки с земляным полом. Она, полная душевного трепета, заглянула в парочку, ожидая увидеть там давно истлевшие кости, но камеры оказались пусты. Она, конечно, не стала проверять их все, но, судя по распахнутым дверям, вряд ли где-то сохранились останки заключенных. Видимо, их куда-то отсюда перевели до того, как закрыть этот ужасный подвал. Или просто перебили и закопали где-нибудь там… впереди… Она дошла до развилки и обнаружила, что коридор расходится крестом. Вправо и влево уходили ответвления, утыканные тюремными камерами. То же самое было и впереди, но боковые коридоры, насколько она могла отсюда разглядеть, заканчивались тупиками. А вот центральный, как теперь уже можно было увидеть, кончался большой дверью где-то далеко впереди. Что ж, оставалось одно из двух. Или обнаружить за ней выход хоть куда-то или поворачивать назад. Гермиона вдруг поняла, что у неё потихоньку начинает разбаливаться голова. «Ничего удивительного, ты уже надышалась местного воздуха сверх всякого предела». Да и блуждать тут, в темноте, в этих жутких коридорах, помнящих стоны и крики множества несчастных, неизвестно кем и как тут запертых – удовольствие было ниже среднего. Скорее всего, она вообще ничего тут больше не найдет. Во всяком случае, ничего хорошего – точно. Пускай изучением этого места займутся те, кому больше по нраву копаться в подземельях. «Снейп, например», - съехидничала она про себя. А что, устроить в таких-то казематах для себя штаб-квартиру было бы, наверное, для него несбыточной мечтой. В камерах он будет держать учеников, пока они не выполнят его задания, а в комнату пыток отправлять особо провинившихся. Она едва не захихикала вслух и тут же поняла, насколько неуместны её шуточки в этом месте боли и страданий многих людей. Единственным оправданием служили лишь излишне напряженные нервы. Она поняла вдруг, что пока что её спасает полная тишина. Если бы, не дай бог, она услышала здесь хоть какой-то звук, пусть лёгкий, неопасный, просто шелест, шорох, копошение, с ней вполне могла бы случиться мгновенная истерика. И куда бы она побежала в этом случае, что бы стала орать, она не хотела представлять. А, учитывая, что наличие крыс и летучих мышей всё ещё полностью не исключалось, она буквально шла по минному полю. Всё ж таки последнюю дверь стоило проверить. Почему-то Гермиона чувствовала, что именно за ней могла скрываться загадка подземелья. Она перешла практически на бег, благо пол был ровным, ещё и потому, что начала элементарно замерзать. Даже мантия уже не спасала. Сырой и ледяной воздух буквально облизывал её своими объятиями, словно длинным, мокрым языком. На мгновение она попыталась представить объятия языком, на ум отчего-то пришли длинные склизкие витки чего-то розоватого и мерзкого на вид, и она насилу отогнала от себя это видение, поводя плечами. Странно, но в этих коридорах практически отсутствовало эхо, хотя они были достаточно длинными, чтобы его создавать. Её туфли издавали глухой, топающий звук, а не звонкий, цокающий. Она списала это то ли на пористость изъеденных стен, то ли на отсутствие у себя высоких каблуков. Добежав до двери, Гермиона обнаружила, что та висит на одной петле и вообще выглядит изрядно… обгоревшей? Понять было трудно, но очень похоже было на то. Она с трудом отогнула висящую дверь, которая сразу же шлепнулась о стену, как только она её отпустила, и вновь коридоры словно сожрали этот звук, вместо того, чтобы его отразить. Внутри… Внутри было именно то, что она и ожидала, как только предположила, что дверь опалена. Небольшая широкая комната представляла собой древнее пожарище. Всю дальнюю стену когда-то, видимо, занимали высокие шкафы. Что в них тогда хранилось, сказать было довольно трудно, потому что они выглядели сейчас просто как остовы из головешек, каким-то чудом продолжавшие сохранять устойчивость. Внутри них была просто гора чего-то чёрного. Такие же ошмётки чёрного покрывали и весь пол комнаты. Гермионе ничего не стоило догадаться, что здесь произошло. Кто-то просто сжёг, уходя, все письменные материалы, которые здесь хранились. Скорее всего, материалы допросов, чего же ещё? Таким образом, тайна подземелья становилась практически неразрешимой. Самое интересное ей пришло в голову только сейчас. Выхода-то она так и не нашла. Никакого, ни закрытого, ни даже заваленного. Все направления крестообразного коридора кончались тупиком. Проход, по которому она попала сюда, можно было спокойно исключить, он явно был проложен позднее. Каким же образом тогда сюда попадали все те, кто сидел в камерах и те, кто их допрашивал? Палачи и их жертвы. Напрашивался один-единственный ответ, и он навёл Гермиону на самые мрачные мысли. Тут была замешана магия. Владельцы подземелья умели пользоваться аппарацией или порт-ключом. О чём это могло говорить? О том, что у магов было своё подобие инквизиции? Не хотелось даже думать о таком. И какие именно идеи эта инквизиция защищала? И от кого? Впрочем, она выдала сразу слишком много ни на чём не основанных предположений. Скорее всего, сказать точно, что же тут происходило, могли разве что специалисты из Отдела Тайн, и то, если у них были ещё хоть какие-то данные на этот счёт. Она же могла только в очередной раз как следует покопаться в школьной библиотеке. В крайнем случае, в запретной её секции. Но почему-то всё меньше хотелось это делать. И ещё она могла хоть что-то отыскать здесь. Она оглядела стоящий слева стол, сохранивший относительную целостность, и стул, который валялся на боку, словно кто-то в спешке выбегал из горящего помещения. В центре стола возвышалась какая-то чёрная, сгоревшая масса. Гермиона недаром была завзятым книгочеем. Форма словно подсказала ей, что когда-то это был огромный фолиант, превращённый пожаром в массу спёкшихся листов. Она аккуратно, чтобы не свалился, поставила светильник на угол стола и попыталась разодрать этот остаток письменного свидетельства неизвестных веков, её единственный шанс понять, что же здесь творилось и почему. Сырость добавила к огню свой разрушающий вклад. Пергаментные страницы не только спеклись, но и слиплись. Тут нужен был острый инструмент, нож или что-то вроде того. Она напрасно провозилась пару десятков минут, но смогла только перекинуть всю эту довольно мерзкую на вид массу, отделив её от нижнего переплёта. Таким образом, ей неожиданно стала доступна самая последняя надпись на нижнем листе. Точнее, только жалкая её часть, потому что весь край страницы был съеден огнём. «Ранний новоанглийский», - тут же поняла она, увидев букву «торн» и путаницу с буквами v и u. По крайней мере, век она приблизительно определить смогла. Конец шестнадцатого - начало семнадцатого. Правление Якова I? Разгар охоты на ведьм? Интересное совпадение. Сама же надпись оказалась гораздо интереснее и тут же разожгла погасшую, было, надежду обнаружить что-то стоящее в этом старинном подземелье. «…копать прекратить и по Высочайшему повелению запечатать найденное немедля и на веки вечные…» Даты не было, но она, очевидно, стояла в начале надписи и потому сгорела. Эти слова могли означать лишь причину, по которой подземелье было оставлено, ведь надпись, несомненно, была последней. Выходит, те люди (или маги), которые содержали тут, в недоступном для всех месте, на большой глубине пленников и пытались что-то у них выпытать, тоже проводили какие-то свои раскопки? Шкатулка входила в шкатулку, а в ней была ещё одна. «Когда же они кончатся?» – подумала Гермиона устало. Сейчас ей уже нешуточно хотелось спать, она чувствовала, как по телу распространяется противная истома, а голова тяжелела всё больше и больше. «И где же, интересно, результат их раскопок?» Несмотря на усталость, мозги продолжали ворочаться в привычном для них ритме, цепляясь за загадки и зудя непрерывным зудом любопытства. Вариантов ответа было только два. Надо было проверить обе дальние тупиковые стены крестообразного коридора. Возможно, там и обнаружилось бы что-то похожее на «печать». Вот только здравый смысл подсказывал, что если уж найденное так напугало тех, кто не гнушался жуткими пытками, то вряд ли стоило с голым задом лезть туда ей – пятикурснице Гермионе Грейнджер. * Стоило только двери в Выручай-комнату распахнуться, и Гарри почувствовал, как практически мгновенно опасение сменилось новым, гораздо большим. Да лучше бы дверь оказалась запертой. Лучше бы он убедился, что у Гермионы свидание. Ну, подумаешь, помучился бы слегка ничем не обоснованными приступами ревности. Теперь же у него пропал последний возможный вариант того, где его подруга могла обретаться. По крайней мере, хороший вариант. И вот ведь штука, и плохих-то как-то не особо просматривалось. Он бегло окинул взглядом обстановку, и понял, что она идеально соответствует его представлениям о том, как должно было протекать свидание Гермионы. Камин, цветовая гамма стен и портьер в багрово-золотистых тонах, уютный диванчик, столик с букетом георгинов, стоячее зеркало, где-то на заднем плане большая кровать с балдахином… Кровать?! «Да ты, приятель, совсем не в себе!» Он почему-то смущенно прокашлялся, хотя был в комнате один-одинешенек. Нет, положительно, ему стоило навсегда уйти от этой скользкой темы! А то он, чего доброго, наворотит такого, что потом вовек не разгрести. Воображение потихонечку так, без его ведома, подсунуло на сцену этакую вот вопиющую деталь. И ведь получается, напрасно он мучился и изводил сам себя. Оказалось – на пустом месте. А додумался, в результате, вон до чего. Кровать! Охренеть, вообще! Он вытащил карту из кармана и снова разложил её перед собой в надежде, что за это время что-то изменилось, и Гермиона объявится где-нибудь. Хоть в подземельях, хоть ещё где, но главное, в Хогвартсе. Надежда, конечно, была пустой. Её не было, и на этот раз тревога не на шутку сжала его сердце. Да что с ней могло произойти?! Внезапно уехала домой по семейным делам? Она бы обязательно предупредила их с Роном, он не верил, что она вот так сорвалась, без вещей и помчалась в Лондон. Обязательно хотя бы зашла в башню. Да хоть за своей палочкой. «Она же ещё и без палочки!» – снова припомнил он и скривился от волнения. В голове лихорадочно закрутились возможные варианты выхода из положения. Проще всего было, конечно, пойти прямиком к Дамблдору. Это должно было бы решить проблему разом. Но его останавливали от этого шага две вещи. Во-первых, Дамблдор сразу бы стал выяснять, откуда именно пропала студентка, и кто её туда послал. И немедленно нарисовалась бы Амбридж. Которая, естественно, стала бы валить всё на саму Гермиону, и обелять своих любимчиков из инспекционной дружины. Возник бы конфликт, и неизвестно, чем бы он закончился в результате. А найдись, в конце концов, Гермиона в каком-нибудь вполне невинном месте, к примеру, в хижине Хагрида, ей бы попало вдвойне, а то и втройне, и тут даже Дамблдор не смог бы её защитить. И это была вторая причина, по которой он пока что не хотел идти к директору. Нет, конечно, если он совсем ничего не придумает, идти всё равно придётся, но сперва он хотя бы попытается найти другое решение. Сейчас он пожалел, что не взял с собой Рона. Вдвоём думать было куда проще. Какое-то время он напряженно перелистывал карту, машинально отмечая очень редкие бродящие по коридорам точки, как вдруг его взгляд упёрся в надпись, которая буквально выкрикнула ему подсказку. «Драко Малфой» - было написано над точкой, прогуливающейся вдоль входа в слизеринские подземелья. Вместе с ещё одним студентом из инспекционной дружины тот сейчас наверняка свою «инспекцию» и проводил. А на самом деле, просто шлялся без дела, в поисках припозднившихся жертв, над которыми можно было хорошенько поглумиться, напугав жуткими отработками. «Ладно! – решил Гарри, сворачивая карту. – Попытаемся немного поиграть в шпионов».