Я свободен от любви, От вражды и от молвы, От предсказанной судьбы И от земных оков, От зла и от добра. В моей душе нет больше места для тебя! Я свободен, словно птица в небесах, Я свободен, я забыл, что значит страх. Я свободен - с диким ветром наравне, Я свободен наяву, а не во сне! Кипелов - Я свободен.
***
Он никогда не задумывался над тем, что есть что-то запретное. Быть может это никому не нравилось. Да, скорее всего именно это и не нравилось олимпийцам, несмотря на то, что порой их застолья и пиры также пересекали ту незримую черту запретности, не было ничего, что могло сравниться с оргиями подземного царства. Гадес никогда не скрывал своей сути. Хоть внешне и выглядел довольно мрачно и сурово, всегда одеваясь в закрытый темный длинный хитон, не отличавшийся излишествами и золотыми украшениями, как у остальных богов, он мог с тем же холодным спокойствием, с каким отправлял грешника на муки Тартара, заявить даже первому встречному о том, что желает его, или грубо ущипнуть за какую-нибудь интимную часть тела. И удивительно, что тот или та, кого он отметил для своей постели, независимо были ли они развратны или скромны, были ли они девственниками или предпочитали служить культу Афродиты, они всегда впоследствии оказывались под ним максимум через неделю. Лишь однажды в самом начале, в глубокой юности его умение дало осечку. Лишь однажды, когда он любил, рыжеволосая учиница, жрица в храме Артемиды, отвергла его испугавшись того, кем был Гадес. Темный бог мертвых - не для каждой это завидный жених, и не каждая готова провести остаток своей жизни в подземелье. Быть может, поэтому он и стал так развратен? Как знать, темный бог никогда не занимался самоанализом. Гадес любил чувствовать власть, его холодному приказному тону невозможно было противостоять, как и блеску красных гранатового оттенка глаз, которые сразу показывали кто здесь хищник, а кто жертва. Гадес любил чувствовать власть настолько, что порой эта любовь касалась не только постели. Темному богу нравилось, когда ему оставались должны, когда его умоляли о чем-либо, просили в ногах. Это тешило его самолюбие. И все чаще и чаще приходилось унижаться не только смертным, но и богам. А такое положение вещей, не могло не не нравиться Зевсу. Быть может именно поэтому, проснувшись после очередной пирушки он обнаружил в своей постели Персефону. Дочь Зевса тут же заявила, что лишив ее чести, дядюшка обязан на ней жениться. Гадес опешив от такой наглости, ведь несмотря на похмелье, он точно помнил что ничего такого не было, чуть было не упал. И если бы не лежал в этот момент на кровати, то наверное так бы и сделал. В замешательстве, он даже не заметил, как с жадностью племянница набросилась на поднос, который принесли проснувшимся верные слуги. Надо ж было так случиться, что она съела этот чертов гранат. Гадес не виноват, что он любил есть фрукты по утру. Пришлось жениться, ведь предусмотрительные родственники уже раздули историю похищения несчастной девушки, а проблем не хотелось... Да и к тому же девушка была рыженькой, а такие отчего-то всегда нравились темному богу. Но оказалось, что это был единственный ее плюс. Перси была очень капризной строптивицей. Причем капризной настолько, что жуткий характер напрочь отбил у Гадеса в первые дни даже плотские желания. Благо теперь не многим не малым шесть тысяч лет спустя, ему удалось таки уличить жену в измене с Аполлоном, и судя по всему действие граната, который он теперь старательно прятал от всех, как-то таинственным образом выветрилось, а значит, он мог спокойно с ней развестись. Что собственно и сделав пару часов назад, обрадовано насвистывая какую-то мелодию себе под нос, отправился на поиски приключений, на свою уже истосковавшуюся по развлечениям и оргиям, красивую...тунику. Хех, шутка, конечно, но то, что сейчас описывалось действительно было недостижимым объектом желаний многих и многих смертных и бессмертных существ. Имея гладкую кожу без единого волоска, круглую и аппетитную форму, предмет сей будоражил фантазии даже самых натуральных натуралов и девственных девственников. Как уже говорилось, Гадес никогда не задумывался над тем, что есть что-то запретное. И по причине этой не видел ничего плохого посетить чужую пышную свадьбу совершенно без приглашения...***
Холодный северный мир встретил его порывом снега и ветра, едва не сбившего его с ног. Пришлось покрепче закутаться в большие и пушистые четыре шубы, которые из-за того, что были надеты друг на друга, сейчас сковывали до предела все движения темного бога. Ему сейчас хотелось гулянья и праздника, но устраивать его самому не хотелось. Не хватало еще, чтобы, узнавший об очередной, превзошедшей его размах, оргии Гадеса, Зевс опять прислал бы ему в жены какую-нибудь незамужнюю родственницу. Вот он, впереди среди заснеженных деревьев виднеется совсем неподалеку темным пятном роскошный замок. Когда-то он очень давно встречал его владелицу... Судя по отдаленным слухам, сегодня или завтра она должна выйти замуж. Интересно посмотреть за кого. И выпить интересно... Интерьер нисколько не изменился. Все те же стены в холодно серых или сдержанных светло-синих тонах, где кое-где виднеются выцветшие от времени гобелены сотканные в разных мирах и привезенные сюда в качестве трофеев или дани. Все те же массивные, пошарканные ножом от жира для придания более свежего вида столы, которые на самом деле ничто иное как просто бруски дерева, чуть обработанные для удобства. Железные стулья на которых от жуткого мороза вокруг до посинения немеет зад, железная посуда...Здесь много что из железа. А вот она, напротив, довольно сильно изменилась. В осанке появилась какая-то статность, пышная грудь была видна куда сильнее, лицо, как и фигура перестали выглядеть худощаво вытянутыми, даже появилась манящая округлость бедер, которые демонстративно то выглядывали то скрывались за разрезами темно-смарагдового платья. Ей шел этот цвет, такой же как и ее большие и выразительные глаза обрамленные густыми огненными ресницами и такими же прядями волос по бокам, что не были собраны в длинную косу. Волосы... Больше они не топорщились непокорным вихрем не кололись при попытке их коснуться, набравшись силы и блеска теперь они манили куда большим ярким пламенем. Да, она больше не была той запуганной девчонкой, которую он когда-то очень давно пару раз видел ученицей у Гекаты. Это была настоящая королева, сильная правительница и волевая женщина. Лаувейя... У Гадеса на пару секунд в голове даже промелькнули завистливые мысли о том, что как жаль, что он появился здесь на несколько месяцев пораньше, чтобы заполучить такую красавицу. Но эти мысли быстро пролетели мимо. Нет, второй раз темный бог никогда не попадется в ловушку Гименея. Теперь он свободен и рад этой свободе. Однако некое сожаление все же было даже не столько из-за вида красоты или зависти, скорее из-за того кем была окружена симпатичная королева. Дикари. Варвары, явно ничего не смыслящие в красоте. Куда выше ее и так немалого роста (сам Гадес доставал бы Лаувейе до плеча, если бы встал рядом), одетые в грязные шкуры, о которые порой вытиралось все, что нужно было вытереть, и не только руки, с холодной кожей цвета льда или неба, стояли огромные горы мышц и мяса и порой не стесняясь ковырялись в носу или отпускали грязные шуточки гремя костяными амулетами на пузе. В общем, полное отсутствие высокой культуры, которую так ценил Гадес. Етуны... Мужчины здесь были все похожи как один, в отличие от порой довольно симпатичных служанок-великанш, снующих тут и там в разноцветных расшитых платьях и соблазнительно виляющих бедрами. Фарбаути не был особым исключением из их числа, разве что выделялся еще более крупной мышечной массой, еще более пугающим оскалом клыков, еще более высоким ростом, что скорее бы сошел за атланта, подпирающего один из небесных краев, чем за етуна. Рядом с ним даже Лаувейя казалась жутко хрупкой. Также Фарбаути выглядел самым недружелюбным. Едва только Гадес успел зайти в зал и не успев ступить пару шагов, как практически сразу он поинтересовался какого даймона он спрашивается тут забыл. Если б не подоспевшая Лаувейя то, скорее всего, несмотря на все свои темные силы, пришлось бы Гадесу возвращаться обратно в заснеженные сугробы, причем полетом, со скоростью пули, мотивирующим пинком... - Не в духе настоящего царя выпроваживать заморского гостя с порога, - одернула она будущего супруга, и сразу стало понятно, кто именно будет главным в этом союзе. Нет, возможно, Фарбаути бы несомненно поспорил, но увидев старых друзей неподалеку от входа, отряхивающимися от снега потерял к греку всякий интерес. - Тот самый Гадес, владыка мертвых, совсем не изменился - произнесла она, - какими судьбами? Ни в жизнь не поверю, что ты бы просто так стал проверять здоровье одной из сотен учениц Гекаты... - Ну от чего ж, прекрасная Лаувейя, отчего же не пожелать семейного счастья одной из самых завидных северных невест, - сказал он, хотя они оба прекрасно знали зачем именно прибыл сюда бог подземного царства. - Льстец, - усмехнулась рыжеволосая красавица. - Я думаю, то, что тебе на самом деле нужно находится вон там, - ее взгляд провел дорожку к компании темных эльфов и эльфок, некоторые из которых уже многозначительно подмигивали гостям из разных миров. Сказав это, Лаувейя удалилась к остальным гостям. Гадес же последовал ее совету. Развратные дроу тут же приникли к нему с интересом, интимно поглаживая с таким умением, что даже в штанах становилась тесно и что-то соблазнительно шепча на ушко. Одна даже забралась к нему на колени и так и сидела там, пока он пил или произносил тосты, вот только Гадесу этот вечер все равно казался каким-то скучным. Одни и те же слова с поздравлением молодых, привычные обжимашки с распутниками по углам для удовлетворения походи, даже выпивка какая-то обычная. Гадесу хотелось чего-то большего. Он раз за разом наполнял бокал, пытаясь понять, что с ним было не так, ведь он думал, что именно это ему и нужно. Когда уже почти все разошлись, в сильно пьяную голову пробралось так старательно отгоняемое осознание. Ему скучно от своей же вседозволенности. Он так стремился избавиться от Перси, что забыл, что именно ее существование добавляло его жизни пикантности и остроты. А точнее дело было не в самой Перси, а в ее ревности. Гадесу нужно было препятствие. Ему нужно было украдкой по ночам пробираться на гулянки, ему нужно было тайком держать своих любовниц отдельно от жены, и наоборот жену от любовниц. Ему нужно было табу, чтобы его нарушить. А когда табу не стало, когда он перестал чувствовать, что делает что-то запретное и плохое, ему стало скучно... В таких мыслях он направился искать комнату для гостей, тайно все же надеясь что пирушка с Дионисом через пару дней опровергнет его жуткие догадки. Ноги слушались плохо, и постоянно приходилось прижиматься грудью к стене, чтобы не упасть вниз лицом и в прямом и в переносном смысле. Давно он так не напивался, что не мог стоять на ногах. Что ж вот и заветная дверь... Повернув золоченую ручку, он не сразу заметил, что в комнате кто-то есть. Это осознание не пришло даже тогда, когда завалившись бочком на кровать, он обнаружил рядом довольно большое тело. - Похоже гостей, ик... и правда слишком много, - вслух рассуждал он, его слова все равно заглушал приглушенный подушкой храп етуна. - Что ты здесь..., - от шока и неожиданности Лаувейя даже не договорила фразу до конца. Прикрывшись только коротеньким полотенцем спереди и старательно придерживая его одной рукой, второй она пыталась поднять тяжелую тушку со своей постели. При виде округлых обнаженных плеч королевы, манящих бледностью своей бархатной кожи, пахнущей морозным вихрем и немного духами с фиалками, при виде то скрывающейся за тканью полотенца, то случайно проявляющей себя против воли королевы груди, у Гадеса просто голову сорвало. Вот оно! Вот то, что ему нужно. Вот он запретный плод, вот он экстрим, вот от адреналин... Вот решение всех его проблем. Гадес с силой дернул руку Лаувейи на себя. Не ожидав этого она упала следом на постель. Не медля ни секунды, Гадес тут же потянулся к королеве с пьяным поцелуем. Губы темного бога властно накрыли губы женщины, язык, проникая внутрь, хозяйничал у нее во рту, руки тем временем упорно боролись за клочок ненавистной ткани, отделявшей его желания от ее прелестей. Звук хлесткой, как удар плетью, пощечины зазвенел в воздухе. - Что ты себе позволяешь! - почти вскрикнула она, пиная своего нового супруга и практически крича, надеясь, что сможет разбудить Фарбаути, но в ответ последовал лишь храп, который стал только громче. - Вот только не ври, что сама не хочешь этого, - сказал Гадес, подбивая женщину под себя. На него посыпался целый шквал хлестких ударов, щипков, оскорблений, огненных шаров, сотворенных ее магией, но все это оказывалось бессмысленным, ибо в одном Гадес был все же прав - Лаувейя действительно этого хотела. Выйдя из душа, она рассчитывала на продолжение только начавшейся брачной ночи, а не то, что после каких-то двух-трех раз ее новоявленный супруг заснет мертвецким сном. Может быть именно поэтому, в конце концов, Гадесу удалось сломить ее волю. Почти вывихнув сопротивляющейся "жертве" бедра он легко устроился между них. После сегодняшних проявлений любви ее врата легко приняли его возбужденную плоть в свою жаркую обитель. Гадес едва сдержал стон страсти, принявшись снова целовать ее губы, плечи, шею, принявшись отставлять на ее шее свои отметины, нисколько не боясь будущего возмездия. Он двигался плавно, а огненноволосая красавица уже сама раздвигала соблазнительные бедра, поддаваясь ему навстречу, и страстно стонала его имя. Это была легкая победа, но очень сладкая. Не менее сладкая, чем грудь Лаувейи, которую Гадес с наслаждением то покусывал, то принимался жадно сосать, словно надеясь найти в ней молоко, которого пока там еще не было. Жгучее, почти невыносимое желание все больше овладевало королевой, теперь она извивалась в его руках, подобно неукротимой пантере, почти также зверино урча от наслаждения. Но Гадесу вскоре надоел такой темп. Оставив след на ее бедре от своей замашистой затрещины, он заставлял Лаувейю встать на колени, но своенравная красавица начинала противиться его желанию. Тогда Гадес крепко схватил ее за пламенные косы, потянув на себя с такой силой, что смарагдовые змеиные глаза наполнились влагой слез. Пришлось слушаться. Пришлось прогибаться, ведь Гадесу безумно нравилось до боли выгибать спину своей жертвы практически до хруста костей, таская ее за волосы. Однако боль и дискомфорт быстро прошли, когда Гадес снова проник в ее тело. Стоны вновь расходились теперь по всей комнате, но никто из слуг и гостей и подумать не мог, что стоны эти происходят не от молодой четы супругов, что стоны эти вызывает у королевы проезжий гость, а не новоявленный король. Гадес так увлекся происходящим, что не заметил, как сделал то, чего делать бы как раз и не следовало - он с удовольствием извергся в сладкое лоно чужой жены, но сейчас это его волновало куда меньше всего. Под воздействием алкоголя глаза закрывались, и похоже не только у него одного.***
Гадес практически бежал, прыгая по сугробам, и порой увязая в них почти посередине бедра. Ему несказанно повезло. Никто из четы молодых супругов еще не проснулся, а это значит, что нужно было скорее исчезнуть, чтобы не нарваться на молотоподобный кулак Фарбаути и не распрощаться навсегда со своим идеальным греческим профилем. Гадес ругал себя, за то что позволил себе заснуть в такой пикантной ситуации. Но с другой стороны это только подбавляло очков его победе. Он и представить еще не мог, чем для него способна обернуться пирушка в Ётунхейме для выхода из депрессии...