Рыжий

Битое стекло сияло на солнце. Кагеяма стоял над его калейдоскопом и щурился: свет лился сверху и отражался в россыпи осколков. Ослепительным белым било по глазам, начинала болеть голова, и ждать уже надоедало. Подул ветер, потянуло запахом жжёных листьев. Кагеяма обернулся на оклик: - Ты здесь уже! Прости, я опоздал!.. Ещё с мгновение перед глазами стояли чёрные образы блестящих склянок, потом прояснилось. Всё было в янтаре: аллея со светлыми пятнами, облитая солнцем скамья, золотые кроны на фоне закатного зарева. И Хината – рыжий, с глазами цвета карамели и игривыми веснушками на носу. - Давно уже ждёшь? – он поправил сумку, сползающую с плеча, и поднял голову, встречаясь с задумчивым Кагеямой взглядом. Кагеяма отвернулся, опять попадая под отсвет раздробленного солнца. Его ослепило, но – стерпел и сделал шаг-другой, слыша слабый шелест за своей спиной. Ответил: - Нет… Недавно. - Отлично! Я уже было решил, что ты меня убьёшь! Знаешь, у велика цепь слетела, пришлось чинить. Пока туда, пока сюда, незаметно, вроде, а время быстро пролетело! Думаю, ну, Кагеяма мне голову открутит, а нет, ты вроде бы даже не злишься… Хината поравнялся с Кагеямой шагом. - А ты чего такой хмурый? И действительно – с чего бы? Наверное, всё дело в медовом солнце, таком же светлом, каким он бывает в мае, таком же липком, раз так заело и не отпускает; красках, расползающихся по всем сторонам и настигающих в самом сердце. Которое уже вторую минуту отбивает как ненормальное. С каждым днём аллея всё больше и больше становится рыжей. Промолчал, пошли дальше. В воздухе застыл запах сухой листвы и – совсем немного – дыма. Влажные волосы у шеи казались ледяными – тренировки всегда доводили до состояния полной опустошенности. Такая нагрузка считалась хорошим стимулом для достижения наибольшего результата. По крайней мере, так считал сам Кагеяма. Хината шёл рядом. Носками своих кроссовок он поддевал жёлтые листья и без умолку рассказывал о том, как поспорил с сестрой, как посещал с родителями местный парк и пробовал вкуснейшее в мире карри. Голос Хинаты – звонкий. Голос Хинаты – яркий. Кагеяма как-то отстранённо вспомнил стекло, вспомнил отражение солнца в стекле, и пропустил мимо ушей не один вопрос. - А потом, когда уже все разошлись по домам, мы… Эй… Кагеяма?.. Ты не слушаешь? – Хината затих и замедлил шаг. Кагеяма остановился совсем. - Что случилось? Я что-то сделал не так? Может, ты плохо себя чувствуешь? Всеми оттенками осени – солнечной и, что странно, совсем апельсиновой, - сиял Хината. Простой как пять копеек. Как самая простая склянка, согретая ласковым светом и сверкающая, словно хрусталь. Потерянный и почему-то смущённый он молча смотрел на Кагеяму в ответ и, наверное, впервые на памяти Кагеямы, не знал, что сказать. Кагеяма же, напротив, сказать хотел много. Но не нашёл, что бы прозвучало более уместно, поэтому он только хлопнул Хинату по голове, как бывало всегда, и усмехнулся: - Идиот.