Чернильная капля

- Я ухожу, Леш… прости. Откуда этот шум? Рем не закрыл окно? Никогда раньше шум проезжающих машин не напоминал запуск ракеты. Но окно же закрыто… Рем стоит возле подоконника, но почему я вижу закрытое окно сквозь него? Закрытое. Окно. Рем. Прозрачный. Он не может быть прозрачным. Он живой. Настоящий. Я обнимал его утром перед уходом на работу. Не мог же я не видеть раньше, что он прозрачный. Блядь, да запустите вы уже эту ракету, только бы шум пропал! - Ты очень хороший, Леш, но я не могу. Это сильнее меня. Я думал – прошло, забуду с тобой… но не прошло, Леш, не прошло… Ты ни в чем не виноват, мне было очень хорошо с тобой, но он позвонил, и… Заткнись! Заткнись, Рем, или, клянусь, я сверну твою тонкую шею. Надо что-то сказать. Надо разжать зубы. Надо… - Хватит, Рем. Я не баба, чтобы ты расписывал, какой я хороший и распрекрасный, но любишь ты другого. Ха, сказал все же. И даже голос не сорвался. Уверен, Станиславский аплодировал бы мне стоя. - Леш… - Уходи, Рем. Вали отсюда. Убирайся! – я сказал это или подумал? Гребаный шум. Башка взорвется сейчас или улетит вместе с ракетой. Ракета! Твою мать, какая ракета? - Леш, я… - Вали нахуй, Рем. Ты сказал – я услышал. Еще немного. Я должен выдержать еще несколько минут, и все закончится. Отступаю назад и упираюсь в прохладную стену. Хорошо. Так легче. Лопатками – в бетон, чтобы не сгорбится, не сжаться в жалкий комок. И только тогда замечаю, что на полу стоит собранная заранее сумка. Как же он, такой прозрачный, поднимет ее? Она-то вон какая объемная… настоящая. С дурацкими наклейками, которые он десятками скупал пару месяцев назад в Праге. Она же тяжелая, как же он ее поднимет? Он, прозрачный?.. - Прости, Леш... - Да свалишь ты отсюда уже, наконец?! Убирайся, Рем! – срываюсь на крик все же. Но, похоже, до него, наконец, дошло, что сейчас действительно лучше уйти. Тихий щелчок двери подкосил, как удар под колени, и я, наконец, сползаю по стене на пол. - Убирайся, Рем... Ре-ем!.. На улице было тихо. Я помню точно. Надо встать и открыть окно. Тогда тишина заползет в комнату, а шум исчезнет. Начинаю истерически хохотать, представив «заползающую тишину». Гадюкой через окно. Или нет – пусть будет сразу анаконда. Она больше. Откроет пасть, бесшумно скользя по полу, и сожрет шум. Желательно, вместе с моей головой. - Что же ты натворил, Рем?! - зачем кричу?.. Он ушел. Не услышит и не ответит. – Что же ты натворил, Рем... Месяц спустя. - Я бы хотел забрать документы, мы передумали продавать, - мужчина нервно вытирает платком пот со лба и с надеждой в глазах смотрит на меня. Как же хочется закрыть глаза и представить, что этого борова, который едва поместился в кресле для клиентов, нет не только в моем кабинете, но и вообще не существует на этой планете. Прости, мужик – ничего личного. Просто с некоторых пор у меня обострение диагноза «всех ненавижу, кому бы уебать». И неужели ты реально думаешь, что в конторе, владельцы которой носят славную фамилию Ваткинсон, работают наивные идиоты, верящие жалобным взглядам и этим тухлым отмазкам? Не ты ли первый через пару минут будешь нас всех проклинать, грозиться каждого лично облить бензином и поджечь, украсть ребенка, маму, папу и всех родственников до седьмого колена? Знаем, проходили… Только, как видишь, мы все еще живы-здоровы и пахнем брендовым одеколоном, а не паленой шкурой. Я не отдам тебе эти гребаные документы, даже если бы мог. Потому что ты зашел к нам в неправильное время. И попал к неправильному человеку. Но наши девчонки заняты, и тебя проводили ко мне. Не судьба, чувак. Сегодня карты легли рубашкой вверх. Смени крупье, мой тебе совет. - Ничем не могу помочь, уважаемый. Когда вы подписывали договор с нашей фирмой, вы должны были видеть пункт о том, что документы не возвращаются до истечения срока, оговоренного обеими сторонами, - мило улыбаюсь, только мужик почему-то словно съеживается и уменьшается под моим взглядом. Уже не в первый раз замечаю, что люди перестали подходить ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Похоже, у меня появилось то самое личное пространство, о котором все так любят говорить. - Но как же так… поймите, обстоятельства изменились, и... - Скажите-ка мне, любезный, - перебиваю мужика, начиная злиться уже по-настоящему, а это чревато, - кого вы видите перед собой? Я похож на маленькую девочку, по-вашему? Вы думаете, я не понимаю, что нашелся покупатель, и вы решили кинуть нас? Разочарую вас, но такие, как вы, тут устраивали настоящие спектакли и, тем не менее, уходили с пустыми руками. Документы вы не получите. Диалог окончен. Всего доброго. Я встаю из-за стола всем видом показывая, что продолжать этот бессмысленный треп не намерен. Дальше пусть Инесса разбирается, если он захочет устроить представление с угрозами. Инесса Ваткинсон. Маленький огненный ураган. Владеет фирмой совместно с мужем Йосифом. Та еще парочка. Оба рыжие от и до. И дети такие же. Смешные… они все смешные, кроме нее. Баба c яйцами – таких, кажется, так называют. Где они прячутся, эти самые яйца, в теле ростом от силы метра полтора, я не представляю, но, бля буду, они там есть. Она сожрет вас с потрохами и, может быть, если вам повезет, выплюнет стремечко. На память о том, что вы были. Не боится ни черта, ни бога. Её крышуют, понятное дело. Малиновые девяностые остались в далеком прошлом, но в таком бизнесе все и всегда под контролем. Так что, плевать она хотела на всех с высокой башни. Собрала нашу славную компанию, может сидеть на столе, болтать ножками и собирать бабло, которое исправно течет в ее бездонный карман. Не был бы геем, трахнул бы ее точно. Усмирить такую стихию – одно удовольствие. Но поскольку с этой задачей вполне себе справляется господин Ваткинсон – и, судя по количеству детей, удачно; а я предпочитаю исключительно мужчин, мы стали хорошими друзьями. Если дружба между начальником-женщиной и подчиненным-мужчиной вообще возможна. Кстати, не пойти ли... - Курить срочно! – огненный вихрь врывается в мой кабинет, словно услышав мысли сквозь стену, –этот потеющий ужас вынес мне мои последние рыжие мозги, Леш, - Инесса падает в еще не остывшее после мужика кресло и, театрально вздохнув, бросает лукавый взгляд в мою сторону. Проверяет, стало ли мне ее жалко. - Попытка не удалась, дорогая, можешь зря не стараться, - улыбаюсь впервые за день. Или за месяц. – Твои эксклюзивные мозги внесены в список наследия ЮНЕСКО, Красную книгу и застрахованы на лимон «евреев» - об этом знают все, и выносить их без опасений за собственное здоровье не решится никто в этом городе. Поведай мне лучше, какую кару небесную нам обещали на этот раз? - Ой, я тебя таки умоляю. Лимон! Дай мне те карандаши, я нарисую два и застрахую себя на три, - совершенно не подобающим взрослой женщине образом, Инесса крутится в кресле и тут же вскакивает, будто подброшенная пружиной. – Ничего нового, солнце. Всего лишь вернуться сюда с полицией, налоговой полицией и полицией нравов в довесок. Чем ему наши нравы не понравились, не знаешь? Ладно, хрен с ним… пошли курить, Леш. Я имею предложить тебе серьезный сипур*. Понимаю, что спокойно покурить не получится, встаю и выхожу из кабинета. Сипур так сипур. Буду отбиваться до последнего, что бы она мне ни предложила. - Алексей, -прикурив сигарету, Инесса на секунду замолкает, блаженно прикрыв глаза. – Скажи мне, друг любимый, у тебя с зубами все в порядке? От неожиданности и абсурдности вопроса я чуть не давлюсь дымом. Но, зная свою обожаемую начальницу-подругу, стою молча и жду продолжения ее гениальной мысли, кивнув на всякий случай в ответ. - Так какого хрена весь последний месяц я вижу лишь слабый оскал в сторону клиентов и уже почти начинаю забывать как выглядят твои натурально-белые тридцать два, от зависти к которым я вырывала свою рыжую красоту? - видя мой ступор, Инесса кокетливым жестом поправляет свою роскошную шевелюру, словно проверяя, на самом ли деле ей не грозит облысение, и, видимо, успокоившись, продолжает: - И не делай мне большие глаза. С твоим восточным разрезом круглыми они не станут в любом случае, поэтому жду обоими ушами внятный ответ. - Ин, не начинай, - черт, что ж сигареты такие короткие? - ты же в курсе... - Затягивайся через раз, Леша, здоровее будешь, - не дослушав, перебивает Инка, и глаза ее начинают подозрительно блестеть, что для меня лично всегда означает очередной пиздец. -Сегодня ты идешь в одно место. Именно потому что я в курсе. Не хочешь никого видеть? Значит, трахнешь кого-нибудь, закрыв глаза. В этом есть кайф, поверь матери четверых детей. И последнее… - не давая возможности возразить и быстро оглядываясь по сторонам, Инесса щелчком отправляет бычок в красивый полет. И это – владелица одной из самых успешных фирм в сфере недвижимости, мда... – Ключевая фраза моего монолога: «Это не обсуждается». Если я не буду иметь радость лицезреть твое милое личико этим вечером на той тусовке, я таки устрою тебе вырванные годы, ты меня знаешь. Закончив свою речь, Инесса, не дожидаясь меня, скрывается в офисе. Что ж, уговорила, дорогая… Схожу я на эту долбаную тусню. Лишь бы ты от меня отстала. *сипур-разговор *** Почему у него его глаза? Лицо не его, фигура не его, а глаза – его. Я не хочу их видеть и не хочу вспоминать. Кто эта кукла с чужими глазами? Почему он смотрит на меня? Отвернись. Уйди, исчезни… ты – морок, тебя нет. И меня тут тоже нет... Зачем я тут? Кто эти люди?.. Душно. Сушит. Чем я убился-то, вспомнить бы хоть... Блять. Хочется сдохнуть где-нибудь в темном тихом углу. Только хер тут найдешь свободный угол… Смотришь, сучонок… Что ты видишь, а? Что ты можешь увидеть не своими глазами? Он видел, он всегда все видел и понимал. Только его нет больше. Ты – не он. Ты – подделка. Производственный брак, которому случайно вставили чужие глаза. Ненавижу. Почему ты есть, а его нет? Маленькая продажная блядь… Может, тебя выебать? Чтобы не смотрел так. Только сомневаюсь, что у меня на тебя встанет. Ты – не он. Не он… Смелый, да? Смотришь с вызовом. Кому он нужен, вызов твой, сопля малолетняя… Думаешь, я клюну на твою смазливую мордашку и упругую задницу? Обломись. Я пришел сюда не для этого. Я вообще не знаю, зачем сюда пришел. Забыться? Расслабиться? Интересно как надо расслабиться, чтобы ребра срослись после того, как их вскрыли… или это грудину вскрывают, а ребра просто ломают? Однохуйственно, собственно. Дыра там, как ни назови способ ее образования. Ну, посоветуешь мне, какими колесами закинуться или какого бухла выпить? Чтобы не чувствовать этот провал под кожей… Пиджачок, ёпт. У меня самый охуительный в мире кожаный пиджачок. Надел, застегнул пуговицы – и никто не видит и не знает, что если ткнуть пальцем, то упрешься прямо в позвоночник. Надо валить отсюда. Дышать нечем. Я начинаю тонуть. Опять. Не в твоих глазах. Не смотри на меня… пожалуйста. Смотришь. Ладно, хуй с тобой, поиграем в «кто кого». Может, и правда так лучше. Подохну тут тихо-мирно, раз немирно не получается. Кому рассказать – не поверят, что даже в Бутово долбаные гопники обходят меня стороной. Им не нравится мой взгляд, видишь ли. Взгляд человека, который готов то ли убить, то ли сам подставиться под перо. А им так не в кайф, понимаешь? Так и сказал один, которого я успел поймать, в надежде на крутое мочилово. От неожиданности я даже отпустил его сразу. А этот дегенерат, пятясь от меня, как от прокаженного, все повторял: «Бешеный, вали отсюда…» Какой же я бешеный? Наоборот, я тихий. Такой тихий, что люди от меня шарахаются. Только ты смотришь. Ты не боишься меня, соска? Зря. Я сам себя бояться начинаю. Желаний своих… Потому что чем дольше ты смотришь, тем больше я хочу тебя сломать. И сломаю, обязательно. Я сделаю тебе очень больно. Очень. Больно. Только не смотри на меня. По-жа-луй-ста… - Алексей! - кто-то хлопает меня по плечу. Блять, ну почему именно сейчас обо мне кто-то вспомнил? Не могу обернуться, не могу первым отвести взгляд. Ты улыбаешься? Услышал мое имя... Герой, бля. Думаешь мне сложно узнать о тебе все, что мне нужно? Да тут, небось, каждого второго спроси – выдадут полное досье, начиная с имени, цены и позы, в какой тебе больше всего нравится трахаться, и заканчивая количеством членов, побывавших в твоей заднице. Что ты там шепчешь? Я не слышу. Не понимаю… Прекрати улыбаться. Не смотри на меня. Я ненавижу не твои глаза. Я люблю не твои глаза... Не смотри на меня... Не обращаю внимания, на того, кто меня окликнул. Стряхиваю чью-то руку с плеча и делаю шаг вперед. Что со мной? Зачем я иду к тебе? Беги, пока у тебя есть шанс. Беги же, дурачок… Ты не понимаешь, с кем затеял игру. Нет! Не опускай глаза. Только не сейчас. Не убегай. Смотри на меня… Пожалуйста. Я смотрю в твои глаза. Твои. Я иду. Как горячо. Жжет позвоночник. Ты видишь его, да? Ты один видишь. Кто ты? Смотри! Как же больно... как же хорошо. Куда все пропали? Никого нет. Никого. Твои глаза. Горячо. Еще шаг. Один. Почему же ты так далеко?.. - Что ты сказал? - мне плевать на охуевших мужиков, стоящих рядом с ним. Мне плевать на весь окружающий мир. Мне плевать, что я сдался первым и стою сейчас, почти вжав его в себя. Плевать. Мне надо знать, что он сказал. – Что ты сказал?! - Я помогу тебе, Ле-е-ль, - шепчет еле слышно, взяв меня за руку, но я чувствую каждую букву, словно он выжигает их огнем на венах. Я помогу тебе, Лель?! Какой еще нахуй Лель?? Маленькая ничтожная блядь… Невозможно помочь тому, кого нет. Меня нет. Ты – никто. Я уничтожу тебя. Выгрызу твою холку зубами. И брошу подыхать одного... одного... Не могу разжать пальцы и отпустить его руку. Но разве не он меня держит? Тени вокруг. Мелькают, кружат, выжидают. Только хер вы меня получите, пока я вижу его глаза. Его глаза . Так и не отпустив его руку, расталкиваю окружающих и веду его за собой. Куда? Зачем?. Он хочет мне помочь. Ха! Вот сейчас и поможет. Единственным способом, которым умеет помогать всем желающим. Другого мне не надо. Идет за мной и не возникает даже. Агнец, блять. Ненавижу. Хочу… Хочу так, что готов накинуться на него прямо тут, при всех. Сорвать его ужасные тряпочки и, наконец, почувствовать его кожу. Вжать в себя, чтобы заполнил собой эту зияющую дыру. Временная затычка, ёпт. Только бы стало тепло. Хоть на мгновение. Пусть согреет собой открытое, свободно бултыхающееся сердце. Он ведь сможет? Он настоящий. Я вижу его. Я чувствую его. Он не прозрачный? Резко останавливаюсь и оборачиваюсь, чтобы убедиться. Он почти влетает в меня от неожиданности. Молчит. Кроме той дебильной фразы, так и не сказал ни слова. Просто идет за мной и, похоже, готов на все. Ненавижу. Спасатель наших душ, блять… Он еще не знает, что нет души. Была – и вся вышла в сумке с наклейками. Да есть в этом доме хоть одна свободная комната?! Ворвавшись в очередную и увидев компанию каких-то размалеванных кукол, поправляющих прически и красящих свои накачанные силиконом свистки, произношу тихо всего одно слово: «Вон». И, не дожидаясь, пока они свалят, разворачиваюсь к нему. - Кто ты? - схватив его за шею и рванув на себя, утыкаюсь лбом в его лоб. - Мне плевать, как тебя зовут. Кто ты? Молчит. Только чувствую, что дрожит весь. Мне на самом деле нужен его ответ? Или нужны его губы? Губы… мягкие и податливые. Целую. Еще целую. Еще. Кусаю. Зализываю. Почему не могу сделать ему больно? Ему должно быть больно. Как мне. Больнее. Падаю в бездну. Не закрывай глаза. Пожалуйста… Руками по телу. Всего. Прижать к себе. Вжать в себя. Чтобы ребра срослись. Чтобы тепло. Без провала. Чтобы смог выдрать пуговицы. Чтобы не носить пиджаки больше никогда в жизни. Ненавижу его. Отвечает. Горит весь. Дрожит. Настоящий... Ненавижу. Не смогу без него... Не отпускай меня! Мир пропал. Исчез. Нет звуков. Только наше дыхание. Его тихие стоны. Только он. Горячий. Везде. Как хорошо... Ненавижу... Смотри на меня! Смотри! Он срывается первым. - Ле-е-ель... Проваливаюсь куда-то в другое измерение следом за ним. Бесконечным эхом это идиотское имя. Звучит, звучит... раскаленной иглой по живому делает первый стежок, стягивая рваные края раны... Кто ты? Кажется, целую вечность прихожу в себя. Все еще прижимаю его к себе. Надо отпустить. Уйти. Бежать. Отпустить. Надо… Привожу себя в порядок, не глядя на него. Замечаю на руке маленькое пятнышко. Чернильная капля... Лихорадочно пытаюсь стереть и, наконец, понимаю, что это всего лишь синяк. Не чернила. Она исчезнет... Исчезнет... Выхожу из комнаты, не оборачиваясь. Так и не узнал его имя. Зачем оно мне? Я никогда его больше не увижу. Только почему я продолжаю нажимать на ... чернильную каплю?.. Кто ты?.. *** Третий день смотрю на бледнеющую метку. На четвертый начинаю давить на нее. Не помогает. Она исчезает... На пятый вечер сажусь в машину и тупо езжу по городу в надежде увидеть ТЕ глаза. Ничего... Сотни глаз каждый день и каждый вечер. Холодные. Равнодушные. Влюбленные. Чужие. НЕ ЕГО. Неделя... «Ле-е-елльь» тихим стоном в губы каждую ночь. Каждую ночь. Во сне... Ненавижу. Где же ты? Пятнадцать дней. Две недели. Чертовы две недели переворачиваю город вверх тормашками, чтобы найти его. Кафе. Общественное, мать его, место, где никак не... И поверх исходящей паром чашки капуччино стынут испуганно его глаза. Егo глаза. ТЕ глаза. - Ле-ель? - удивленно так, вопросительно, с неуверенной радостью. Да... Лель. Согласен. Пусть будет - Лель. Только пусть будет.