* * *
В то же утро Джерард Фернандес отчаянно и отважно пытался спасти дело всей своей жизни. — Навались! Держи ее! Да держи, мать твою! Угх... эх... Еще... Ну же, майна! Майна, говорю... то есть... Убери руку, кретин! Стену держи, а лапать будешь не меня! Ну, еще разок, майна... — Сир... ы-ы-ыть! может, все-таки... ы-ы-ыть! вира? — пыхтел Шоу, упираясь в падающую стену руками, ногами и головой. — Насрать! — рявкнул Главный Злодей Фэндома. — Если она рухнет... Клянусь, если только она рухнет... блядь!!! ПАЛЬЦЫ!!! ПАЛЬЦЫ ПРИЩЕМИЛ!!! Джерард заверещал на всю Райскую башню; на нижних этажах с потолка посыпалась штукатурка. Сложенный вчетверо Шоу пищал: стена была сверху, Шоу — снизу. Этой замысловатой конструкцией плющило пальцы Джерарда. Большая стройка в сроки не укладывалась, квартальный отчет тоже запаздывал. Во всем была виновата несущая перегородка на шестнадцатом этаже, которой вдруг вздумалось обвалиться. С числом 16 Фернандесу не везло никогда... ...ребенком он обитал в доме номер шестнадцать по улице Тисовой, в городке на окраине королевства Фиор. В семье его не любили. Спал он в чулане, носил обноски... Пока однажды в его городок не пришла целая темная гильдия, чтобы завербовать рабочую силу для строительства Райской башни. Им вот прям позарез нужно было воскресить из мертвых темного мага Зерефа, имя которого многие остерегались произносить. Джерард помнил, как потемнело небо, и как взвились над крышами зеленые черепа и прочая иллюминация... Вот тогда колдуны в масках и черных мантиях вломились в парадную дверь, надавали ему люлей и увели. А позднее Джерард узнал, что магам вместо него был нужен какой-то очкастый пацан, живущий в четвертом доме. Спутали. Не признали. И в этой ошибке крылось первое невезение Джерарда, связанное с роковым числом... ...в шестнадцать лет ему заявили буквально следующее: «Таким гениальным отморозкам в колледже делать нечего, а потому идите, Фернандес, на хер и не оглядывайтесь». Так, в одночасье Джерард лишился всего: места в общаге, стипендии и пылкой любви химички (которая, к слову, чем-то напоминала Уртер). А что он такого сделал, если разобраться? Ну, рвануло... Все бывает, когда речь идет об экспериментах с магической радиацией! А лаборант... Его же все-таки выкопали из-под завала. И оклад наверняка повысили. Но пришлось возвратиться в башню и навсегда похоронить мечты о высшем образовании... ...шестнадцать раз Джерард разрабатывал план Офигительной-Мсти-Которая-Аукнется-В-Веках. Он так и не смог забыть позорного исключения из колледжа. Но поскольку в любом его плане фигурировало дерьмо (замазать окна? закупорить канализацию? заставить Шоу насрать под дверью колледжа?), Джерард то и дело погружался в глубочайшую депрессию. Ну, не может Вселенское Зло обладать настолько бедной фантазией! И Джерард остался неотмщенным... ...шестнадцать раз он пытался получить разрешение на строительство арт-объекта в административной части королевства, которая не подходила под застройку. В конце концов доведенный до ручки Джерард испепелил дотла чертовых бюрократов. И затем еще полдня мучился вопросом: а что же ему мешало сделать это раньше?.. ...шестнадцатый по списку мешок с цементом при транспортировке близко познакомился с синеволосой макушкой. Поэтому Джерард уже бог знает сколько времени был вынужден носить капюшон, не снимая, чтобы рабы не вздумали подхихикивать над его забинтованной головой. К тому же в этой самой голове поселились мигрени и странные голоса... ...пятнадцать раз он пытался ускользнуть от «подсадистки» Милианны. Та подсела не на что-нибудь, а на хентай, и теперь искала себе компанию, дабы вместе узреть всю мощь анимационного порно в свободное от стройки время. А Джерард на полном серьезе подозревал, что на шестнадцатый раз она-таки его достанет. Милианна стала его кошмаром, и теперь Джерард даже не мог уснуть... Как же здорово — он усиленно отвлекал себя от зверской боли в расплющенных пальцах, — что она не подсела на яойную мангу... К счастью, тут подоспел спартанец Симон. Распознав своего угнетателя в бесформенной матерящейся куче под цементной плитой, Симон снял сначала плиту с Шоу, потом Шоу с Джерарда. Спасенный угнетатель был готов броситься спасителю на шею (предварительно для толчка дав Шоу такого пендаля, чтобы он улетел в образовавшееся в башне отверстие). Но потом рассудил, что негоже помазаннику Божию смердам всяческим благоволение оказывать. Поэтому он дал Шоу пендаля просто так, для острастки, а на Симона зыркнул — и на том «благоволение» окончилось. Что-то в душе навязчиво просило также пнуть отколовшийся кусок стены, но Джерард пресек душевную просьбу в корне, опять же рассудив, что пять пальцев (хотя бы и на ноге) лишними не будут. — Красота... — цокнул языком Симон, любуясь открывшимся видом на океан. — Я тут подумал, что панорамное окно здесь будет смотреться не так уж и плохо. — Цыц, — припечатал Джерард, — прораб говорить будет. У-у-у-уй!.. Терпеливо заткнувшийся Симон и все еще скособоченный Шоу бесстыдно пялились на то, как Главный Злодей Фэндома сосет самый пострадавший палец. — Фак фот, — продолжил Джерард, не потрудившись прервать своих лечебных манипуляций. — Фоу, фафова фера офафифась эфа ферфофа фена? — Жалко, Волли тут нет. У них понимание прямо на телепативном уровне, — опечалился Симон. — А где Волли? — поинтересовался Шоу, тщетно пытаясь сообразить, где у него правая рука, а где левая. — На двадцать восьмом этаже. Окунулся в гипсовую смесь. Стоит живым памятником конструктору Лего. — Благое дело. Можно при входе поставить. — Угу. Оригинальная дизайнерская находка. — МОФЯ-Я-Я-ЯТЬ! — взвизгнул прораб, и слюнявый палец уткнулся в рубашку Шоу. — Ты вообще понимаешь, что натворил, холоп?! Разве добрый Джерард просил пробивать стену своей башкой?! Разве у доброго Джерарда стальные нервы?! И разве Джерард сейчас добрый?!! Шоу надул губы: — А чего сразу я? Ну, оступился! ну, упал! ну, брякнулся со стремянки... — В следующий раз будешь рассчитывать траекторию еще на подлете! — Джерард с каким-то маниакальным рвением компостировал мозги подчиненному. — В целях экономии кое-где сплошной гипсокартон! В нем дырку проделать — как Волли собраться в кубик-рубик!.. Кстати, Симон, — отвлеклась от провинившегося верховная власть, — не забыть бы вынуть полудурка из гипса. Джерард Фернандес выглядел форменной истеричкой, но в шишковатой его голове билась одна пугающая мысль: разрушение несущей стены грозит скорым обвалом всей Райской башни. Столько трудов и вложений, столько взяток и подкупов, столько жарких молитв — и все коту под хвост! Нужно было как-то решать ситуацию. Только бы не заразить своей паникой подчиненных... Как любой работодатель, Джерард очень беспокоился за подчиненных. — Клянусь Зерефом, — и он возвел очи горе, — я руковожу стадом упырей. А теперь — все за мной! Отбойные молотки в зубы, будем с Волли панцирь сбивать. «А дырку-то по-любому надо заделать... Ну, и где я теперь найду столько гипсокартона?»* * *
Зигрейн, расставшийся с мантией и короной, слонялся из угла в угол: туда-сюда, туда-сюда... Наблюдая за ним, Уртер качала ногами, закинутыми на подлокотник консульского кресла. Она провела алыми губами по краешку пузатого бокала. Сделала глоток. После чего мурлыкнула: — Зиэша, давай рассуждать логически. Фак еще ничего не значит. — Я видел его — этот фак — прямо вот так, как тебя... — весь содрогнулся консул. — И сразу все во мне — у-у-ух! и в пятки. Просыпаюсь я, значит, в холодном поту... — Надеюсь, ты спишь в той пижамке, что я тебе подарила? — А иди-ка ты вся! Ну, при чем здесь это?! — вызверился Зигрейн. Теперь, в припадке отчаяния, он носился по помещению, то и дело натыкаясь на стены. Уртер лишь повела плечами: — Уже и спросить нельзя? — Не мешай! Я пытаюсь во всем разобраться! — кандидат на пост Мирового Зла подлетел к ней на всех парах, и Уртер пришлось подвинуться в своем кресле. — Мы что-то делаем неправильно! Как еще можно истолковать этот знак? — А вот послушай, — пособница сунула ему в руки бокал с коньяком: с пьяным «Зиэшей» бывало легче договориться. — Видимо, ты забыл о том, что ты — мозг. Всем гениям свойственно время от времени сомневаться в своих идеях. Это неизбежно. Но ведь ты всегда был так уверен в себе! Уртер знала, что говорит. Очередной Коварный Злодейский Заговор, условно озаглавленный как «ПОИМЕТЬ ВСЕХ И ВСЯ», кандидат придумывал влет, вдохновенно и с куражом!.. Буквально во время утреннего кофе или даже раньше — чистки зубов. В последнем случае у него изо рта лезли обильная пена и нечленораздельное: «Угах, му-у-гха... а потом ны-ыга, и ныга, и ныга, и бу-га-га!» Случалось, что Зигрейн прибывал на утреннее совещание, забыв выплюнуть зубную щетку, — но кому есть дело до такой ерунды, если он уже в мыслях своих срежиссировал бунт акалифских шахтеров, который в дальнейшем станет прелюдией к апокалипсису. Мировому Злу простительно все! Хотя Мировое Добро по канону вовсе так не считает... Но теперь Зигрейн совсем растерялся. Средний палец великого Зерефа стал для него символом поражения. Проникновенных речей подельницы консул почти что не слушал, воздавая должное дорогому коньяку. Нужно только напиться как следует, и все проблемы сразу исчезнут! Чем не выход? Ему море будет по колено! Он сможет спать в снегу... — А что думает по этому поводу наш дорогой Джерард? А ведь Зигрейн только-только настроился на позитивный лад! Как Уртер взяла и все испортила. Уж это она умеет. — Ничего он не думает, — рявкнул консул, — потому что ничего не знает. Наша связь временно прервалась. — То есть как?! — губы Уртер изобразили собой букву «О». — Эта падла стукнулась головой. И теперь в голове его глухо, как в бочке, — пожаловался Зигрейн. — На стройке всякое бывает... — Да уж верно... Замолчали. Уртер молчала мрачно, думая, что теперь, когда Джерард вне зоны доступа, им обоим резко перестает фартить. Зигрейн, несчастный фантом Фернандеса, молчал сухо и неумело, но в душе у него все кричало: «Я адын, я совсем адын!» В их жизни бывали минуты невероятного просветления. И вот, под влиянием одной из таких минут, кто-то из них (неважно, кто это был) сказал заветное слово... — Наливай.* * *
План, рожденный в творческом соитии мозга и алкоголя, трудно было назвать гениальным. Но другого не народилось, так что пришлось довольствоваться тем, что есть. Самые грандиозные злодейские замыслы должны вершиться под покровом ночи. Нет, не потому, что ночью все спят и не могут тебя застукать. И даже не потому, что ночь устанавливает особую атмосферу, которая придает пикантности преступлению и азарта тем, кто его совершает. Просто так повелось: вилку держат в левой руке, ножик — в правой. На нудистские пляжи приходят голышом. Все семейные сбережения хранят в нижнем белье. А преступления совершают ночью — и все тут. В сухом остатке Зигрейну и Уртер хватило двух часов, чтобы изрядно надраться, сгенерировать план и детально его проработать... Но до наступления темноты еще оставалось какое-то время. За это время они успели трижды засомневаться, раскаяться, прорыдаться пьяной слезой, пообещать друг другу навсегда завязать с Темной Стороной... и забыть обещания тоже успели. — Уртер, я безнадежен. При всем моем таланте, моем аналитическом уме, моих навыках тактика и стратега, моей запредельной улетности... я бездарно трачу свою жизнь! Я не успел завоевать ни одного поселка, а что говорить о мире! У союзницы и собутыльницы консула на этот счет имелось собственное мнение: — Тебе просто нужна мотивация. Хм-м-м... Как тебе такое: вся магия мира теперь в моих... наших руках! Или: на месте Совета Эра — руины, и дым столбом вздымается к небесам вместе с горестными рыданиями и моим... нашим злодейским смехом! Ну-ка, изобрази мне злодейский смех! — Ги-и-хи... — на этой попытке Зигрейн заглох и прокашлялся. А потом заржал так, что коньяк вышел из бокальных берегов. — Шик... ик... карно! — оценила Уртер. — Видишь? Есть у тебя способности! Не такой уж ты и безнадежный. — Ла-а-а-адно... Сейчас мы всем как устроим, мать их по сараям! К полуночи самооценка «Зиэши» зашкаливала. То же касалось и алкоголя в его крови. А значит, план мог постепенно переходить в фазу активных действий. Ровно в двенадцать минут первого возле комнаты с «Эфирионом» появился председатель Совета Эра в компании консула Зигрейна. Консульские часовые так и вылупились на свое начальство: председатель заметно покачивался, иссохшие щеки его раскраснелись... Белый мундир Зигрейна был распахнут на груди, и к ней, вдобавок, консул нежно прижимал собственные ботинки. — Рррразойдись! — рявкнул старик караульным, и по коридору поплыло неимоверное амбре. У караульных защипало глаза, так что они поспешили убраться с дороги. И, к счастью, не задали ни одного вопроса. Добраться до «Эфириона» было очень просто. А вот спереть его так, чтобы никто не заметил... Задачка посложнее будет. — М-мы докажем Зерефу, что мы круты... — пьяно шептал Зигрейн, глядя на магическую пушку, как на десятое чудо света. — Мы принесем Джерарду этот... как его... — «Эфирион», — подсказала Уртер, приняв свой истинный облик. — На блюдечке... с этой... этой... — Каемочкой, — вновь пришла на помощь Милкович, пока еще не утратившая себя в алкогольном бреду. Хотя ноги то и дело норовили разъехаться, а руки тряслись. — Ты бы надел обувку. — Да зачем? Я же не хочу, чтобы наши шаги услышали и засекли нас. — Тогда за каким лядом ты завел в коридоре «Боже, царя храни»? — Тишина действует мне на нервы. Уртер вздохнула: — Твои нервы действуют мне на нервы. Ну что, взяли? — Чего — взяли? — не понял Зигрейн. — «Эфирион», говорю, взяли и понесли! Они еще долго водили хоровод вокруг пушки, думая, как бы лучше к ней подступиться. Разве легко утащить такую махину? Но ради Зерефа... ради Зерефа они свернут целую гору! Две горы! ...Через полчаса стало ясно, что гору свернуть, пожалуй, было бы легче. С другой стороны, не могли же они учесть все до последней мелочи? — Все. — Чего «все»? — рявкнула Уртер, без сил раскинувшись на полу. Размазавшийся макияж и два сломанных ногтя не способствовали улучшению настроения. — Все, говорю. Грыжа, — простонал ее кандидат и схватился за поясницу. — Я тут подумал: а нахрена Джерарду целая пушка? Перебьется и одним... этим, как его... — За... залпом? — Пуком, — и Зигрейн захихикал. Он был в той самой стадии опьянения, когда любая глупость кажется потрясающе остроумной. Милкович задумалась. Это было непросто, но она очень старалась. — Зереф... снова будет нами недоволен, — неуверенно произнесла женщина. Перед глазами Зигрейна так и маячил фак Повелителя. И еще один — Джерарда. А поскольку рука Джерарда как две капли походила на руку самого кандидата... Он не сразу сообразил, что уже добрых три минуты показывает неприличный жест самому себе. — Знаешь что, Уртер... Черные глаза с поволокой воззрились на кандидата. — А пошли они оба на хуй, — принял консул волевое решение. — Ишь, раскомандовались!..* * *
— Вот так и стой, — как назло, у Джерарда под рукой не было уровня, поэтому для замеров он пользовался оттопыренным большим пальцем. — Вроде ровно. Как, по-вашему? — Хорошо, — равнодушно отозвался Симон. — Круто, — пожал плечами Шоу. — И долго мне... это... стоять? — послышался низкий голос. На то, чтобы освободить идиота Волли из цепких объятий гипса, «спасательная команда» убила весь день. Как признался сам потерпевший, гипс у него был в даже таких местах, о которых он раньше не подозревал. Нынче он совершенно преобразился: с помощью магии Волли стал квадратным и плоским... как раз для того, чтобы закрыть своим «телом» дыру в стене шестнадцатого этажа. Ему пришлось взвалить на громоздкие плечи добрую половину Райской башни. Ощущения были... знатные. — Долго он все равно не продержится, — резонно заметил Шоу. На что Фернандес только отмахнулся: — До Зерефова пришествия постоит, не убудет с него. Слышь, Волли! Ты, конечно, сам виноват... Но я добрый Джерард. Будет тебе в этом месяце удвоение жалованья. — Сир, — вмешался Шоу, — вообще-то вы не платите нам жалованья. — А то как же, еще чего не хватало! — Джерарда трудно было смутить. — Терплю тут ваши закидоны... Но ты, Волли, можешь не переживать. Сказал: будет удвоение, значит, будет. И он царственным шагом направился к лестнице, оставляя рабочим дальнейшие математические расчеты. К несчастью, ни одному из них не хватало академических знаний, чтобы правильно умножить два на ноль. Чем нагло пользовался прораб. И тут Джерард резко притормозил, вслед за этим шарахнулся в сторону, противоположную лестнице. Причем он совершенно не по-царски визжал, так как услышал неоспоримые звуковые признаки приближения някающей части коллектива. Някающая часть коллектива вопила на всю башню: «Торрент почти догрузил! Джерард-сама, я по вашу душу!» От прыжка ласточкой с шестнадцатого этажа диктатора спасли верные Шоу и Симон. Первый вцепился предводителю в ноги, второй, не обращая внимания на вопль «пустите, братцы, я лучше сдохну!», заломил камикадзе руки и плюхнул его на пол. — Ну-ну, вам не время еще... — доброжелательно прогудел здоровяк. — Подумайте о нас, об Эрзе... — Вы подумаете об Эрзе, когда будете смотреть со мной хентай! У появившейся на месте событий Милианны глаза сверкали, как у Альбероны, которой «где-то бог послал ведерко спирта». Шестнадцатая попытка Милианны должна была стать последним шагом на пути к окончательному психическому расстройству. Девочка-кошка по-хозяйски схватила своего непосредственного работодателя за ногу... Как вдруг Джерард вырвался из ее когтей и метнулся к лестнице в отчаянной попытке спасти свой девственный мозг. — Не дамся! Не дамся! Уберите ее! Схватите! Свяжите! И бросьте в море! Нас не догоня-я-я-я-я-ят!.. Последнее слово Фернандес выл, уже съезжая королевским седалищем по перилам лестницы. Через пять секунд длинное «йя-я-я-яху-у-у-у!» и короткое «бух» доложили, что всех своих целей — то есть окончательно тронуться крышей и шмякнуться об пол — узурпатор достиг. Мировое Зло должно быть немного сбрендившим, чтобы не объяснять причин своих поступков. Без проблем.* * *
В эту ночь Зигрейн спал сладко и безмятежно. Кража «Эфириона» окончилась полным провалом, но к этому консул отнесся стоически. Ни Система-R, ни Уртер с ее загонами его не заботили. И даже сам Зереф был уже побоку. В свои покои Зигрейн ввалился около трех утра. Уже через десять минут он храпел, завернувшись в свои горностаевые меха. Все его шмотки вплоть до трусов были твердой рукой отправлены в мусорную корзину, туда, где уже тосковала жуткая пижама, подаренная ему Милкович. Ну, зато на спящем консуле снова были его ботинки. — Ну вот, это уже лучше... Во сне кандидат распахнул глаза — и увидел прямо перед собой темного мага Зерефа. — Повелитель, — робкие овечьи нотки сами собой прорезались в его голосе. А потом Зигрейн все же сорвался на измученный вопль: — Ну зачем, зачем ты показал мне фак?! Зереф чуть-чуть помолчал, почесал в затылке... — Да потому что пижама была уродская. Я не знаю, чувак... Рука сама махнула. Прямо в глаза посылая Великого темного мага известным адресом, Зигрейн впервые в жизни почувствовал, что все делает правильно...