Спички

      Вот уже пятую ночь напролет дом папаши Пепе сотрясается от громкого кашля его сына Франсиско, перемежаемого с тихим плачем его жены. Сам отец семейства никак не мог взять в толк, отчего его пышущий здоровьем семилетний сын, наследник сапожной мастерской, ни с того ни с сего, слег, превратившись в тень самого себя. И если мамаша Карлотта нашла себя в уходе за сыном и молитвах, то ее муж — в бутылке с ромом. Он тихо сидел в углу их небольшого дома, и не прекращая пил, пил и путался под ногами у отчаявшейся жены. Вот и этот вечер он решил провести за распитием очередной бутылки. Пришедший сегодня доктор только пожал плечами и сказал, что мальчик, его любимый сын, уже не жилец и то ли в шутку, то ли взаправду посоветовал обратиться к Барону Самди.        При воспоминании об этом могущественном лоа, толпа мурашек пробежала по спине бедного сапожника. Нет, наверное, ни одного человека, что когда-либо жил в Луизиане и не слышал о Черном Бароне. Именно он считается хранителем кладбищ и самой что ни на есть смертью. Он, тот, кто любит ром, настоянный на сорока «огненных» перцах чили, крепкие сигары и танцы до упаду. А еще он любит детей. Он может вылечить любого находящегося при смерти ребенка, если, конечно, захочет. Именно к такому существу и отправил доктор доведенного до отчаяния папашу Пепе. Не было человека, кто бы не знал о Бароне, но также мало кто отважился бы просить у него заступничества, зная как непредсказуемо бывает это воплощение смерти. Оттого, чуть только стемнеет, невозможно было найти дом, где на двери не висел бы засов, а сами селяне старались не выглядывать в окно без особой на то надобности, справедливо опасаясь встретится с Бароном нос к носу. Ведь ночь была его временем. Старый Пепе отодвинул закрывавшую окно грязно-белую занавеску и вгляделся в ночную улицу, не забывая, впрочем, отпивать из своей бутылки. Глоток, два, три и вот уже вторая бутылка за вечер предала его, закончившись так неожиданно быстро. Недовольно взглянув на «предательницу», мужчина выругался и оттолкнул злополучный сосуд подальше от себя, даже не удосужившись поглядеть, куда же тот покатится. А зря! Мамаша Карлотта, менявшая холодные компрессы на лбу сына, сделала шаг в бок и едва не упала, поскользнувшись на этой самой бутылке. Чудом устоявшая на ногах женщина резко повернулась в сторону мужа и, уперев руки в бока, с досадой закричала:       — Ты снова пьешь, Пепе! Да как у тебя совести хватает? Наш сын, наш маленький Франсиско едва жив, а ты снова надираешься? Да где ж это видано!       Старый сапожник печально икнул и вновь воззрился на пустынную улицу. По всей видимости, это уже был не первый вполне заслуженный нагоняй от жены, и оспаривать ее слова мужчина не видел смысла. Да и что теперь будет иметь смысл, если Франсиско умрет?       — Да, сколько можно сидеть здесь и даже не пытаться хоть что-то сделать? — продолжала надрываться мамаша Карлотта. Однако заметив, что ее слова не долетают до осоловело поглядывающего на нее супруга, в два шага пересекла комнату и схватив папашу Пепе за шиворот, выдворила его из дома. — Чем ничего не делать, попроси лучше помощи у Барона.       Не успел сапожник опомниться, как в тот же миг дверь за его спиной закрылась, оставляя враз протрезвевшего Пепе наедине с ночной тьмой. Хотя, темнота была не кромешной. Восставший с луизианских холмов туман щедро, эдак по шею, укутывал землю белесой пеленой. Тяжело вздохнув, старый сапожник подошел к своему куцему хлипкому заборчику, бывшему ровесником самому Пепе, облокотился на него и, порывшись во внутреннем кармане видавшей виды куртки, достал оттуда запрятанную на черный день сигару. Из другого кармана он извлек спички и, ударив черной головкой о коробок, хотел, было, насладиться терпким вкусом табака.       — Прошу прощения, у Вас прикурить не найдется? А то я свои спички утерял.       Раздавшийся рядом с ним мужской голос застал сапожника врасплох, и тот от неожиданности выронил спички из рук. Однако незнакомец, будто предчувствуя такой поворот, с легкостью подхватил заветный коробок, не давая тому коснуться мокрой от непрекращающихся дождей земли. Отряхнув тот от невидимой пыли, мужчина повертел спички в руках и поинтересовался:       — Могу я воспользоваться Вашими?       Пепе пожал плечами, и затем кивнул, не особо заботясь, увидит ли его собеседник сей жест, или нет. Однако незнакомец, по всей видимости, обладал великолепным зрением и оттого поблагодарив, быстро зажег спичку и прикурил, после чего вернул коробок его владельцу. Сапожник бросил изучающий взгляд на мужчину и понял, что не видит его. Нет, не то, чтобы он совсем не мог разглядеть этого странного незнакомца — цилиндр, фрак и трость, столь нехарактерные для местного населения, а также странные, чуждые его уху ругательства, что скомкано произносил этот мужчина, пытаясь прикурить, выдавали в нем заезжего денди. Однако, как ни пытался старый сапожник, но лица ему разглядеть не удалось.       Вернув себе спички, Пепе быстренько прикурил, и, облокотившись на забор, крепко задумался. Незнакомец, как ни странно, после того, как одолжил спички, никуда не делся. Он, также как и Пепе, облокотился на забор и с большим удовольствием стал затягиваться своей сигарой, очень дорогой сигарой с хорошим табаком. Пепе это сразу почувствовал. Он любил сигары и разбирался в них, правда, только на нюх. На вкус — денег не хватало. Даже вот эту сигару, что он так любовно хранил уже целый год, сапожник получил совершенно случайно. Один из его клиентов, молодой моряк, оплатил свою пару башмаков двумя сигарами высшего сорта. Это были лучшие сигары в его жизни. Так он, по крайней мере, думал до тех пор, как встретился с этим странным незнакомцем. Ему было неудобно в присутствии этого человека и будь его, Пепе воля, он немедля, вернулся бы в дом. Но дома ждала Карлотта, и ждал Франсиско. Они оба ждали, что их непутевый муж и отец найдет выход из сложившейся ситуации, пусть даже прибегнув к помощи Черного Барона. Только вот никто так и не удосужился просветить старого сапожника, где же искать этого самого Барона. Уж не на кладбище же ему идти, в самом деле? Да и боязно как-то обращаться к самой смерти.       Незнакомец в свою очередь также исподтишка разглядывал старого Пепе, находя для себя забавным его легкое замешательство. Ему стало жалко этого бедного человека и, немного поразмыслив, под изумленным взглядом сапожника, человек, принятый из-за денди, достал из-за пазухи средних размеров бутыль, и хорошо приложившись к ней, протянул Пепе. Старик сначала не поверил в такую щедрость незнакомого человека, но, все же, решил принять угощение. Однако, привычно сделав хороший глоток, он осознал, что сильно ошибался в благородных намерениях незнакомца. «Да и разве может кто-то пить подобную гадость! Это же чистый спирт!» — ошалело подумал сапожник, ловя ртом воздух в попытке отдышаться после такого «щедрого» угощения. Но коварный напиток сделал свое дело — Пепе согрелся и почувствовал, как сознание его стало каким-то не таким и что, страх, который он невольно испытывал перед Бароном стал куда-то уходить, уступая место некой легкой веселости. Он вновь взглянул на стоявшего рядом с ним мужчину, повторно протягивающего ему бутыль, и решил снова выпить.       — Что ж, Ваше здоровье, Ваше благородье! Незнакомец же едва заметно усмехнулся, видя такие перемены в старом башмачнике, однако отсалютовал своему невольному собутыльнику.       — Какая темная сегодня ночь, — вдруг произнес он, вглядываясь в ночное небо. — Совсем как у нас.       — Темная, — подтвердил Пепе, проследив за взглядом незнакомца. — Эх!       — Отчего же Вы так тяжело вздыхаете, сударь? — полюбопытствовал мужчина. — У Вас что-то случилось?       — Случилось? — переспросил сапожник. — Да, сударь, случилось! Мой единственный сын, мой любимый Франсиско умирает, но ни я, ни моя жена ничего не можем с этим поделать! Вот жена и оправила меня — не поверите — на поиски самого Барона! А где ж я его сыщу-то? Эх!       — Барона? — послышалось удивление в абсолютно трезвом голосе незнакомца. — Вы думаете, что Ваш сын пострадал от колдовства?       — Моя жена в этом просто уверена. Видите ли, я владелец сапожной мастерской и Франсиско — мой единственный наследник. Однако, в случае его смерти, все перейдет к моему младшему брату, бездельнику и пьянице. Хоть он такой и непутевый, у него хватило ума или дурости — это с какой стороны посмотреть — жениться на весьма хитрой и расчетливой девице, которая только спит и видит, как бы прибрать к рукам мою мастерскую. Вот моя Карлотта и уверена, что именно Люсинда навела порчу на нашего сына.       Незнакомец немного помолчал, размышляя над словами несчастного Пепе, а тот, докурив сигару, в третий раз потянулся к заветной бутыли, смирившись, видимо, со столь необычной крепостью напитка. Ему уже было очень «хорошо» и если не стоящий рядом забор, то сапожник, скорее всего, упал бы навзничь. Странный мужчина в цилиндре внимательно рассматривал сапожника, как будто через этот взгляд пытался понять всю его подноготную, каждый, даже самый маленький секрет, каждое его намерение. Наконец, узнав, все, что ему было нужно, мужчина заговорил.       — Хорошо, сапожник Пепе. Я понял все, что ты мне сказал. А сейчас возвращайся домой к жене и сыну и передай им, что я отказываюсь рыть могилу. С этими словами незнакомец развернулся и стал растворяться в тумане. Башмачник удивленно смотрел вслед высокому силуэту и, наконец, решился крикнуть ему вдогонку.       — Кто ты?       Мужчина развернулся и в мгновение ока оказался нос к носу с сапожником. К своему ужасу, Пепе обнаружил, что лицо незнакомца представляет собой ухмыляющийся череп. Мужчина слегка отодвинулся от еще не пришедшего в себя папаши Пепе и шутливо приподнял цилиндр.       — Ах, да! Забыл представиться. Барон Самди к Вашим услугам! — с усмешкой произнес один из сильнейших лоа, после чего просто-напросто исчез, оставив абсолютно шокированного Пепе осмысливать увиденное.       Сапожник не знал, сколько времени он провел на улице в обществе незнакомца, он даже не был уверен, в том, был ли этот незнакомец на самом деле или оказался плодом его подогретого выпитым воображения. Однако, придя более-менее в себя, он поспешил вернуться в дом, где, как и ожидалось, его не ждали. Мамаша Карлотта сердито взглянула на мужа, тихо сапой пробирающегося в спальню, но ничем не подкрепила своего недовольства, решив заночевать у постели сына.        На утро Пепе был разбужен ворвавшейся в спальню супругой, которая сразу же повисла на его бедной, многострадальной шее с радостным: «Он жив! Он жив! И ему лучше!». Услышав это, сапожник вспомнил последние слова, сказанные ему вчерашним незнакомцем.       — Карлотта, — произнес он, отодвигая жену на безопасное для своей шеи расстояние. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я, кажется, вчера увиделся с самой смертью.       — Неужели ты видел самого Барона?       — По всей видимости, да, хоть я и не уверен. Он просил передать тебе, что отказывается рыть могилу.       — Отказывается? — воскликнула Карлотта. — Пепе, ты понимаешь, что это значит? Если Барон сказал, что отказывается рыть могилу, то даже самый безнадежный больной выживет! О, Боже! Пепе! Что ты принес ему в жертву? Курицу, козу, корову? Что он взял у нас? Он должен был что-то взять! Что это, Пепе, скажи, что он у тебя просил?       Пепе стал перебирать в памяти события прошлого вечера. Вот Карлотта спотыкается об его бутылку, выгоняет его из дому, вот он стоит около забора, затем появляется незнакомец и просит у него прикурить.       — Карлотта, — произнес сапожник имя жены каким-то странным голосом, от которого бедная женщина содрогнулась в нехорошем предчувствии. — Карлотта, он попросил у меня спички.       — Спички, — неверяще переспросила женщина, вглядываясь в лицо мужа и пытаясь понять, не обманывает ли он ее. — Он действительно попросил у тебя спички? Но зачем они ему? Ответом ей был нервный смех мужа, который только сейчас понял, как дешево ему обошлась помощь Барона. Ну, надо же! Не корова, не петух, не ром. Спички! Кто бы мог подумать?       — Все очень просто, — просмеявшись, ответил папаша Пепе. — Он захотел покурить, а свои где-то потерял.