Нет ничего важнее: а что делать?

Нет ничего важнее, или А ЧТО ДЕЛАТЬ? - Огня, Валентин Павлович? Я поднимаю глаза. Передо мной стоит он. Сережка, Сережа… Сергей Николаевич, как его теперь надо называть. Я киваю и даю ему зажечь мою сигарету, а потом выпускаю дым ему в лицо. - Ну что, Сережа? Был сегодня на могиле сестры, должно быть? Сегодня же… годовщина. Я внимательно слежу за его лицом. Будет ли то, чего я жду? Вспышка ярости, злобы, ненависти? Все то, что я так хотел увидеть в нем все эти годы… боги, если бы я только увидел это хоть когда-нибудь! Как бы я полюбил его тогда! Тогда все было бы иначе. Но нет. Кукла, просто кукла. Картинка. Ничего человеческого. Доброта, наивность, мягкость. Он словно кастрат, этот Сережка. Тьфу. Даже смерть сестры его не расшевелила. Глупая растрата! Веселая была девчонка, даже жаль. Но сейчас ни один мускул не движется на той каменной маске, что стала его лицом. - Да, именно так, Валентин Петрович. – говорит он глухо, словно робот. – У меня очень мало времени. Я теперь деловой человек. Вот, посмотрите… Он тыкает мне в лицо свой ежедневник. Я лениво смотрю, что там. 10.00 Навестить могилу Христины. 14.00 Убить Валентина Вишняковского. 17.00 Чаепитие с бабушкой. - Все еще привязан к бабушке? – насмешливо спрашиваю я. И снова мимо. - Это чисто формальное мероприятие, - все так же холодно – нет – бесстрастно отвечает он. – Но времени у меня и правда мало. Начнем? - Да пожалуйста… Я отхожу на дальнюю сторону моста. Сережка на другую. Я с любопытством изучаю его фигуру, когда он раскрывает ладони, и над мостом и нами повисает Оберег. Интересно. Я слышал, что Витязи Прави могут воздвигать Оберег только когда есть кто-то, кто им дорог. Кто-то, кого они хотят защищать. Я думал, что у него нет такого человека после смерти сестры. Но вот же, нашелся кто-то? Я с удивлением поймал себя на ревности, и самому стало смешно. Ну-ну, зачем же так. Все-таки это не удивительно. Во-первых, столько лет прошло. Во-вторых, они ведь куда более социальны. Любовь, поддержка и все такое. Куда нам до них – вечно одиноким Витязям Нави. Докурив, я вскинул руку и вычертил огоньком сигареты в воздухе обратный коловрат. Символ анти-солнца зловеще вспыхнул черными лучами, прежде чем я метнул его, словно сюрикен, в Сережку. Впрочем, он был не промах. Взлетев в воздух, он выпустил в меня несколько птичек, сотканных из чистой Живы. Едва увернувшись от их острых клювов (старею? Хех), я увидел, что это снегири. - Снегири не гири, а, Сереж? – ехидно спросил я. - Воистину, - тихо и спокойно ответил он, мягко приземляясь на мост. Он начинал меня злить. Пусть я и не смог полюбить его таким, каким он был, но по крайней мере он не был скучен. А что теперь? Холод. Маска. Стена. Больше не за что сражаться. Ну что ж… - А теперь я убью тебя, если не возражаешь – почти лениво произнес я. Вслед за этим я прочел Запретное Заклинание, очертив в воздухе иероглифы Серпа и Молота. Какое-то время ничего не происходило, а затем под ногами у Сергея вспенилась грибница. Он попытался отпрыгнуть, но не успел вовремя – его уже схватила рука, что выросла из грибницы. Медленно, сантиметр за сантиметром, рука вылезала, дойдя до плеча, потом шеи – и так, пока из грибницы не вылез целиком Человек-Гриб. С ленинским прищуром посмотрев на Сережу, он поводил пальцем у того перед носом. - Мелко мыслите, батенька! – строго сказал он, - Вы мыслите в катего’гиях всеобщего доб’га и благоденствия. Но это нонсенс! И это не диалектично! Не бывает хо’гошо для всех! Надо выб’гать что-то одно! То, что самое важное –нет ничего важнее! И это нечто, конечно же – диктату’га п’голета’гиата! Не удостоив ответом Человека-Гриба, Сережа зажарил его потоком огня из своих ладоней. Это вызвало во мне смешанные чувства. Во-первых легкая грусть и ностальгия по старым временам. По временам, когда он еще не использовал чудодейства огня. Ни против кого. Во-вторых, голод. От зажаренного Человека-Гриба так соблазнительно пахло… - Эй, Сумерякин, слушай… давай тайм-аут? Перерыв на покушать? Сергей посмотрел на часы. - Не больше десяти минут. - Согласен. - А что ты предлагаешь есть? - Грибной шашлык, - цинично ответил я, указывая на огромный жареный гриб в форме человека, - Я угощаю! …мы сидели с ним на краю моста и кушали жареный гриб. - Впервые в жизни занимаюсь ленинофагией, - заметил я. Сергей поперхнулся, но – надо отдать ему должное, - продолжил есть все с тем же каменным лицом. - Я уверен, вы ели в жизни много всякого, Валентин Петрович. - Ну да, бывало, бывало… Я как-то даже тебя пробовал – решил бросить я пробный шар, - Ммм, какой ты был сладкий. - Это было давно, - все так же равнодушно ответил Сережа, - Слишком давно. Теперь вы можете обнаружить, что я стал куда горьче и циничнее. - Предлагаешь попробовать…? О боги, что я делаю? Я что, к нему клеюсь? Это странное предположение. К тому же, оно ставит под сомнение мою победу в Пари, в которой я был уверен так долго. Я не люблю его – я же сам так решил! И что теперь?! К счастью, он явно не собирался поддаваться. - Нет, не предлагаю. В аду ты вкусишь всю горечь, которая тебе нужна, и даже больше… Он умолк. - …и даже больше, “мразь”? – закончил я за него, надеясь хоть как-то развести на эмоции. Но он все так же холодно пожал плечами. - Не я это сказал. Его лицо было все так же бесстрастно, но внутри, я уверен, он просто лопался от гордости, что поддел меня. И все же, это нервировало. - Скажи, а ты теперь всегда такой.. равнодушный? Искренность… как странно от меня. Впрочем, все равно он скоро умрет. - Да – он пожал плечами, - А что? - А ради кого ты ставишь свой Оберег, позволь узнать? - А вот это уже давно не твое дело, Валя. Гнев вскипел внутри меня и я не выдержал. - Что ты себе позволяешь, мальчишка! Я бросился на него с кулаками, сбил с ног, потом дал по морде. Кровь хлынула из его носа… А я все жаждал увидеть на его лице хоть какое-то чувство! Но нет, все та же проклятая каменная маска. - Довольно странно с вашей стороны, - пробормотал он, - Ждать от меня чувств, когда вы сами превратили меня в такое. В пустого, опустошенного внутри человека. В копию вас. Это ведь и была ваша цель… Что? Я превратил? И в этом была моя цель??? От злости я бросился на него, поднял его – господи, да он не тяжелее тинейджера, он вообще что-нибудь ест? (отставить такие мысли…) – и заорал: - Вот уж не обвиняй меня, пожалуйста, в том, что сам выбрал! И не говори о том, чего не знаешь! Откуда ты знаешь, зачем я делал то, что делал! - Ну и зачем же? - Может, я хотел тебя пробудить! Увидеть тебя настоящего! Живого! Человечного! С кровью и огнем, а не только фруктовым кефиром! Я отбросил его и плюнул. - Может, я дал себе Зарок – что если смогу полюбить тебя, я изменю свои пути. Знаешь ли ты, мальчишка, как горьки пути профессионального киллера? Даже если он работает в высших слоях, даже если у него золотой унитаз и песочница с кокосом… Знаешь ли ты, как хочется ему простого человеческого счастья. Ну, про унитаз я, конечно, приврал. Но надо же поддерживать реноме. - Я, может, всю жизнь Искал Человека! А нашел лишь тебя. Мордашка, да, ничего, ну, фигурка тоже… но внутри! Мама мия, внутри только пустота, ничего, сокрытое маской доброты, нежности, мягкости и пушистости. Ты мужик или гребаная Полианна?! Я попытался врезать ему ногой по яйцам, но он перхватил мою ногу. Впервые я увидел его лицо так близко… и на этот раз оно что-то выражало. - Что ж, может, вы хотели иного, Валентин Петрович. Вот только вышло, как вышло. Мир не пляшет вокруг вас и никогда не будет плясать. Вы никогда не получите всего, так что стоит выбрать то, что для вас важнее всего. То, важнее чего нет ничего. Потому что иначе вы закончите с тем, что вам останется. Кстати, моей любви вам уже не видать, если что. - Нужна она мне! – ощерился я и вмазал ему другой ногой. Правда, для этого пришлось взлететь в воздух. - Ну вот и отлично – почти пропел он, возвращаясь к своей каменной маске. – А я вот могу еще надеяться получить от вас кое-что. И снова бой. И снова он бесстрастен и холоден. Только на этот раз было что-то не так. С каждым нанесенным, отбитым, пропущенным ударом… С каждым словом, срывающимся с его холодных губ… С каждой мыслью… Приходили воспоминания. Я видел его таким, как тогда, годы назад. Наивным. Улыбающимся. Веселым и радостным. Или грустным. Я вдруг понял, как хочу увидеть его снова. Таким, каким он был. Нет, я не люблю его. Никогда не любил. Но разве нельзя хотеть увидеть старого знакомого? Старого… друга, наконец? Да, ЭТОТ – мне не друг. После всего, что было. Но ТОТ… …вот только ТОГО не будет. Потому что он умер. Стал ЭТИМ. Из-за меня. И за это – он умрет. Правда колет глазки слишком болезненно. Я взлетел в воздух, и направил в него еще один удар… это была хитрость, многоходовка, но я все просчитал. Этот удар имеет смертельную силу, и он должен будет защититься. После этого он уйдет вправо, потому что приземляться ровно ему будет слишком сложно, а правая сторона у него ведущая. А там-то я его и поймаю вторым ударом, парализую, а затем… что будет затем – я еще не придумал. Вот только все вышло иначе. Увидев мой смертельный удар, он вдруг раскрылся… и получил полный заряд в грудь. Не успев даже охнуть, он повалился из воздуха на землю. Очень некрасиво повалился, как мешок. Черт! Почему он такой дурак? Я приземлился рядом, испуганно глядя на его лицо. Оно было бесстрастно. Вокруг начинал потихоньку распадаться Оберег. - Черт! Почему? Почему все так вышло? Ответь мне, ответь! – я бил кулаками по мосту рядом с ним. - Я еще не умер, - заметил он. - Черт… Сережка… Ну зачем ты так? НУ ЗАЧЕМ, ТЫ БОЛЬНОЙ НА ГОЛОВУ ПРИДУРОК? - Вам нельзя уже было получить то, что всего важнее, - пожал плечами он, - А мне можно. Я доказал то, что я достоин смерти от вашей руки. Я доказал, что могу быть вам хотя бы достойным врагом… если - уже никогда - не возлюбленным Какое-то время я потрясенно смотрел на него, а потом гнев и горечь овладели мной. - Что? Ну вот ЗАЧЕМ ты так! Как меня бесишь… Я злился и плакал одновременно. - Ты все понял не так… Сереж… блин… ты никогда не нужен был мне как враг. Я просто хотел увидеть тебя настоящего. Не фальшивую приторную маску. Настоящего, понимаешь? Я увидел светлого-светлого мальчика, и понял, что готов его полюбить. Мне надо было только знать, что он и сам мне откроется. Чудес не бывает – в каждом бывают демоны. Но если бы ты показал мне своих – я бы видел, что меня приняли. О, это все бы изменило! КАК это бы изменило все! Но ты так и не открылся. Ты держал их внутри, играя со мной роль. Как я мог тебя любить, если ты всегда такой? Хотя я пытался любить, да, видят боги, я пытался! Да что толку. Мне пришлось объявить Пари проигранным. Но даже тогда я не причинил бы тебе вреда. Твою сестру я убил… ну да, отчасти как месть. Но отчасти – это был мой крик о помощи! Последний крик. Я надеялся хоть как-то получить от тебя честность. А ты… ты… Я вдруг увидел, что он не дышит. Слезы стали душить меня еще сильнее, а потом задушили совсем. Я повалился навзничь и завыл простреленной навылет волчицей. - Вообще-то я не умер. – услышал я тихий голос. - Э? O_o - Вообще-то, это был мой Хитрый ПланЪ. – добавил он, - Я просто перестал дышать, чтобы притвориться мертвым. На самом деле для меня было самое важное другое. Услышать эти слова, Валентин Петрович. Услышать, что великий Валентин Вишняковский на самом деле не черствое чудовище в душе. И, кстати, что он проиграл Пари… Пока я осознвал то, что сказал мне этот маленький г*внюк, он вдруг хитро улыбнулся – сколько эмоций теперь играло на его лице! – и достал из кармана небольшую коробочку. - Теперь, когда мы все прояснили, - он открыл ее, - Ты выйдешь за меня, Валя? И в этот момент я осознал. Вот оно что. Вот что самое главное. НАДРАТЬ ЗАДНИЦУ МАЛЕНЬКОМУ ГАДЕНЫШУ! Он, видимо, прочел это в моих глазах, потому что поспешно вскочил и начал удирать. Ну ничего, беги-беги. Беги, сколько хочешь. От Витязя Нави не убежишь. Я все равно найду тебя. Этой же ночью. И тогда сбудутся все твои сны. Кошмарные. Или приятные. Я еще не решил. Но сбудутся. Обязательно. И это будет только начало. Потому что…. Да. Потому что ты, сволочь, таки сумел оказаться важной частью моей жизни. И – с удивлением понял я – самой важной. Нет ничего важнее. ...а что делать?!