autumn

Хосок целует его на закате, когда солнце почти теряется в волнах на линии горизонта: обхватывает своими большими ладонями лицо, смотрит прямо в глаза и касается ровным дыханием обветренных губ, утягивая в медленный поцелуй. Минхёк не успевает никак среагировать, даже глаза от удивления не закрывает, и это так странно - чувствовать каждой клеточкой тела вот такой хосоков взгляд - тягучий, затянутый пеленой закатного неба, который Минхёк никогда и не думал однажды увидеть. На губах соленый привкус морского бриза и липкая кола, которую Хосок за дорого купил в ларьке по дороге. Хосок улыбается, щурит глаза хитрющие, осторожно перемещая руку на талию. Минхёк тихо охает, скорее чтобы удостовериться в способности себя контролировать, и по инерции трогает пальцами губы. За спиной спокойное море лениво накатывает волнами на берег, под ногами холодный песок, а вокруг ни души. И небо над линией горизонта такое красивое, нежно-розовое, перетекает в бледный оранжевый, Минхёк такого красивого в городе никогда не видел. Может, просто не замечал: когда из окон виднеются лишь одинаковые высотки, пыльные дороги и шум бесконечных потоков машин, красота неизбежно ускользает из поля зрения, как песок, что забивается после пляжа в кеды и щекотно скребет между пальцами ног. Минхёк с сожалением думает, что времени у них осталось совсем немного. Сейчас еще тепло, днем светит сентябрьское солнце, и можно не волноваться, что в футболке и кедах рискуешь замерзнуть, но это только пока. Не за горами октябрь, и деревья уже начинают менять окрас, превращая горную местность в месиво из акриловых красок с высоты птичьего полета. Минхёк начинает тосковать по солнцу заранее, по ушедшему лету и ночным прогулкам вдоль мощеных набережных, когда ветерок, пригнанный со стороны ханган, оседал на коже приятной прохладой. Впереди половина промозглой осени с ее моросящими дождями и зима, которая в начале декабря обязательно высыплет мокрым снегом. Минхёк теряется в собственных мыслях и сожалении о невозможности вечного лета (или хотя бы весны - тоже неплохо), как Хосок, быстро скидывая кеды с ног, забегает по колено в воду. Джинсы мгновенно темнеют, Хосок замирает, потому что сентябрь и море уже не успевает прогреться после холодных ночей, а Минхёку смешно. У Хосока лицо такое, словно ему за шиворот лед насыпали, и от того Хосока, что секундами ранее так уверенно его целовал, не остается и тени следа, но в этом он виноват сам: думать надо, когда в воду лезешь. Хосок машет рукой и зовет Минхёка к себе, мол, классно же, смотри, как круто, вода вокруг, море и волны по бедрам хлещут. Но Минхёк улыбается только, качает головой, как тут не улыбаться, когда Хосок дурак неисправимый, а Минхёк влюблен по уши в дурака. У Хосока лето, кажется, никогда не кончается. Так не бывает, оно противоречит всем законам природы, и Минхёк понимает это лучше других, но объяснить - почему с Хосоком тепло даже в самые сильные морозы, не может. Хосок возвращается к берегу с синющими губами: еще немного и он начнет стучать зубами, обнимая себя за локти, но он гордо держится, и пахнет морем теперь от него сильнее, чем дорогим парфюмом. Хосок смотрит серьезно, берет Минхёка за руку и говорит: - Будешь встречаться? А Минхёку смешно и радостно, а еще у Хосока руки холодные, как вода, но в груди все равно разрастается что-то большое и теплое, словно Минхёк всю жизнь этих слов только и ждал. Вместо ответа Минхёк кивает: боится, что изо рта слова выпадут слишком корявые, но в глазах искорки, и очень хочется верить, что Хосок не забыл захватить фейерверки. Хосок расплывается в дебильной улыбке и дергает Минхёка на себя, заваливаясь на спину в упругие волны; ледяная вода затекает в кеды, мочит рубашку, что прилипает к спине, и, господи, пошли Хосоку на рождество немного мозгов, Минхёк забирает назад свои теплые слова и мысли по поводу Хосока тоже. Минхёк орет, что блять, нет, я передумал, никакое ты не лето, ты идиот безмозглый, им же домой еще на метро ехать, но Хосок обнимает, целует в висок, и Минхёк обреченно стонет, потому что с Хосоком таких историй тысяча и одна даже в статусе друга, и как же все-таки глупо было влюбиться в дурака. Но Минхёк не жалуется. Наверное, он и сам немножечко идиот.