Just tired

Юнги как-то слишком отрешенно смотрит на отражение своих глаз в зеркале. Он бесится, а густое облако депрессии, нависшее над ним, гаденько хихикает и трёт ладошки друг о друга. Хочется крушить и кричать до потери голоса. Кофе кажется противным: обжигающе горячим, безвкусным и слишком кислым, но Юнги пьёт. Давится, но пьёт. А странный смех Тэхёна, к которому, кажется, просто невозможно привыкнуть, раздражает ещё больше, заставляя нервные окончания истошно биться в конвульсиях. Шуга хочет представить, как прикладывает мелкого головой о столешницу, но вовремя одергивает себя и скалится слишком недобро в ответ на очередную глупую шутку рыжего. Тот замирает на полуслове и странно косится на рэпера. Юнги давится кофе, и напиток оказывается на столе и частично на штанах. Мин краем глаза наблюдает за Чимином. Мальчишка смеется чересчур громко, пускает лучи добра во все стороны и чуть ли не блюёт радугой. Шуга слепнет от столь светлого Чимина, взрывается и сбивается с ритма, путаясь в собственных ногах. Хочется волком выть и выдирать с корнем крашенные пряди. А ещё было бы неплохо хорошенько въебать Хосоку, который повис на танцоре. Музыка отскакивает от стен, сотрясая барабанные перепонки. В виски вворачивают железный стержень и Юнги видит как по стеклу ползет огромная трещина, а потом осколки больно врезаются в кожу. Шуга в ловушке. Ему кажется, что весь мир ополчился против него. А ещё он просто устал. Всё тело неприятно ломит, а от пота щиплет глаза. Юнги снова оступается и сыплет добротной порцией мата. Он чувствует на себе сочувственный взгляд Чимина, который находится в противоположном конце зала, и представляет как разбивает стулом зеркало, которым облеплена стена. Проходящему мимо Чонгуку прилетает подзатыльник за то, что он перепутал пару движений в конце. Младший втягивает шею и проглатывает обиду, потому что понимает, что Шуга почти на пределе. Чимин переживает и волнуется, кажется, больше других. Он в сотый раз переворачивается на кровати и слушает, как противно шуршит одеяло. Он уже давно поддался атмосфере мрачного уныния, которая первым делом напала на их рэпера. А от оглушительной ругани Шуги, которую хоть всю запикивай, сотрясаются стены, и внутри всё сжимается так, что тошнить начинает. Даже Намджун уже не рискует подойти к разъярённому Юнги и смотрит на Чимина извиняющимся взглядом. Рэпера ломает так, что даже кости хрустят. Чонгук прячется за спиной Джина, пока Юнги крушит общежитие. Когда Шуга замирает, в комнате тяжелым облаком застревает тишина. Тэхён выглядывает из чуть приоткрытой двери, а Джин осторожно делает шаг назад, прижимая макнэ ближе к себе. Юнги представляет как впивается ногтями в кожу на затылке, как подцепляет её, слегка оттягивает и отделяет от мышц, спокойно и аккуратно, оставляя лишь окровавленный череп с глазными яблоками и белоснежными зубами. Шугу отпускает и он, не проронив ни единого слова, медленно покидает квартиру. Юнги возвращается уже за полночь. Наведённый порядок слишком мозолит глаза. А Чимин, спящий на диване в сидячем положении, заставляет время остановиться на несколько минут. И, вероятно, Шуга почувствовал бы укол вины, если был бы достаточно жив. Поэтому, когда Пак сфокусировал взгляд, тот уже исчез. В Шуге просыпается актёр, когда в глазах сверкают вспышки камер, а черепная коробка трещит по швам от оглушительных визгов фанаток. И похоже, что Ди Каприо в очередной раз останется без "Оскара", потому что у рэпера получается слишком хорошо. Его улыбка выглядит чересчур естественной. Он громко смеется и дурачится перед покрасневшей девочкой-подростком. Жмётся к Ви, у которого воздух в лёгких застрял от такой внезапности. Ударяет под рёбрами и шипит что-то о том, чтобы тот перестал так пялиться. Тискает за щеки охуевшего Джина и сыплет милости в толпу. Парни зависли и уже почти звонят в психушку. Но Шуга прищуривается и дует губки до новой вспышки фотоаппарата, а внутри всё горит. Он скрипит зубами и стоит у самого края пропасти. Когда гул стихает, а назойливые поклонники исчезают с глаз долой, на лицо Юнги снова заползает всепрезренческая маска. Тэхён отскакивает от двери автобуса, когда слышит как рэпер гавкает на Джина, и прячется за спиной лидера, давая старшему зайти внутрь. Шуга следит за бесконечной белой полосой и слышит как шины стираются об асфальт, думая над тем, сколько ещё он сможет терпеть. Потому что его уже от всего тошнит. Всё раздражает. Ручка не желает выводить слова; слова перестают складываться в предложения и не перетекают в песню. Очередной листок летит в мусорку под красноречивое: "Блять!". Солнце слишком жарит, а ветер чересчур холодный и очень колючий. Фанаты слишком приставучие. Еда Джина пресная и вообще без вкуса. Шугу всё бесит. Шуга просто устал. Джей-Хоуп замер и быстро захлопнул рот. Фраза вылетела быстрее, чем тот успел подумать. Шуга вспыхнул и резко развернулся. Мемберы замерли, предвкушая сход лавины с горы под названием "Мин Юнги". Хосоку было некуда спрятаться, и если можно было бы расчленять взглядом, то из него давно бы уже собирали мозаику. — Да ты… — шипит Шуга, наступая на отходящего к стене Хоупа. Чимин вовремя дергается и бросается к рэперу, прижимая его спину к себе и сцепляя руки в замок на груди парня, тем самым почти не позволяя тому двигаться. — Пусти, сука! — Юнги кричит и вырывается. Пак зажмуривает глаза и сильнее стискивает руки. Рэпер рыпается, матерится, чуть ли не кусается. Чимин не сдается. Со временем его эпилептический припадок переходит в слабое трепыхание. Парень ломается и буквально переносит вес своего тела на младшего, обмякая в его руках. Парни с тихим шелестом уплывают из зала, а Чимин не двигается и почти не дышит. Юнги истощен, у него нет сил даже на то, чтобы сделать шаг вперед, потому что младший уже просто-напросто легко обнимает его. — Хён… — Шуга молчит. — Хён, пожалуйста, пойдем домой, — тихий шепот оглушает, развеивает туман в голове и, кажется, приводит в чувства. Чимин тянет того в раздевалку, а Шуга впивается взглядом в сползший с плеча рукав растянутой футболки и пялится на острую ключицу, пропуская весь путь до общежития, и почти не помня тепла чужого тела рядом с собой. В комнате, в которой находится вся группа, Шуга чувствует себя слишком одиноким. Парни пытаются общаться, пытаются смеяться и шутить. А ещё пытаются смахнуть с плеч невидимую хандру, от которой болезненно зудит кожа. Но главное слово здесь — "пытаются", потому что все их жалкие попытки в миг рассыпаются, встретившись с гробовым молчанием Юнги. Шуга сидит за кухонным столом с опущенной головой и никакого намёка на осанку. Он разгневан, разбит и одинок одновременно. А за окном дождь идёт непроглядной стеной. Настолько сильный, что дом напротив превратился в размытую нечёткую серую фигуру. И будто тысячи маленьких молоточков стучат по городу, сбивая листья с деревьев, проникая за шиворот случайных прохожих и искажая свет, исходящий от фонарей, который с шуршанием стекает в сточную канаву. Занавески вздуваются большими пузырями от очередного сильного порыва ветра, насыщенного влагой. От него тело покрывается мурашками. И это было бы приятно, если бы не так холодно. Струи холодного воздуха змейками гуляют по полу, забираясь под ткань домашних штанов. Юнги не двигается, когда слышит шарканье тапочек. На пороге кухни возникает Чимин. Осторожный и непривычно тихий, смотрящий с жалостью на поломанного, такого дефектного и изношенного Шугу. Но Юнги не нужны были ни жалость, ни сочувствие, потому что всё это удел слабых. А Шуга не такой. Он просто устал. Чимин хочет дотронуться, хочет помочь. Но Мин ершится и отталкивает. Пак делает шаг назад и внутри всё разбивается, потому что абсолютно чужие, будто совсем и незнакомые глаза, смотрят холодно и режут десятком лезвий. Когда Шуга выходит из кухни, Чимин думает, что, может быть, свобода Юнги в заточении? Что его свобода в клетке? В причинении себе вреда? Что его бесконечность в смерти? Но он не хотел такой бесконечности для своего друга, потому что Шуга должен быть. Он должен быть и должен продолжаться в музыке, в рэпе, в танцах, в вечерних посиделках у телевизора, в криках фанатов, во множестве шапок, бандан и кроссовок. Он должен иметь своё продолжение в Чимине. Пак беззвучно ступает по полу, оставляя после себя прозрачную прерывающуюся дорожку из капель воды. Ожидалось, что по волшебству и советам из романов, вода сотрёт волнение и вымоет горечь из лёгких. Но она лишь охладила кожу и смыла часть геля для душа в канализацию. В общежитии непривычно тихо. Как только появилась удобная возможность, все сразу же свалили из душного коробка, даже не соизволив предупредить Чимина, который в это время промывал глаза от едкого шампуня, и уж тем более обойдя комнату, в которой находился Шуга, на приличном расстоянии. Найдя в тайнике на кухне парочку шоколадных конфет, Чимин шуршит блестящей обёрткой и довольно лыбится, когда кисловатая вишневая начинка смешивается с молочным шоколадом. Дверь комнаты неприятно скрипит, а Чимин ахает, чуть не уронив конфетку, когда его хватают за руку и резко втаскивают внутрь, отчего в запястье что-то неприятно щёлкает. Его встречает горящий взгляд Юнги. Тот щурится и внимательно смотрит на младшего, слегка склонив голову на бок. Он смотрит изучающе и дышит слишком размеренно. Чимин боится лишний раз моргнуть, а в горле неприятно першит и хочется то ли кашлять, то ли пить. И когда глаза Шуги спускаются ниже, Пак судорожно вздрагивает и вспоминает, что стоит в одном полотенце. Он дергается, потому что внезапно захотелось прикрыться, спрятаться и вообще убежать с глаз долой. Юнги улыбается приторно мило, даже немного ядовито. Он обходит Чимина и встает прямо ему за спину. Паника разрастается, а шоколад в руках медленно тает. Младший прирос к полу и забыл, что это за процесс такой — дыхание. А Шуга плавный, до жути раздражающий и пугающий одновременно. Брюнет чувствует и срывается с места, но тонкие изящные пальцы больно хватаются за бока железной хваткой. Шуга отрицательно цокает и качает головой, разворачивая Чимина на сто восемьдесят градусов. Тот дергается и шмыгает носом, всё еще пытаясь вырваться. Юнги, как бы, между прочим, невинно дует губы и впивается ногтями в загорелую кожу. Пак шипит, а мышцы неприятно сводит судорогой. Пальцы скользят по бокам, медленно, осторожно, и… нежно? Шуга аккуратно разжимает дрожащие чиминовы пальцы и достает помятую и немного поплывшую конфетку. Создается иллюзия внимательного изучения обёртки, а потом — её утилизация. Чимин в трансе. Кто-то щелкает затвором камеры. Один. Юнги внимательно смотрит на почти бесформенную сладость. Два. Шоколад слегка пачкает губы и исчезает во рту. Три. Чимин ахает, а Шуга целует. Сладко, с кисловатой шоколадной вишней. Нежно, но чересчур влажно, царапая грудь и торс. Пак больно хватает за плечи и притягивает ближе, но Юнги отстраняется и грубо пихает Чимина на кровать, хватаясь за край полотенца, тем самым срывая его с владельца. — Упс… — как-то небрежно, с привычным сарказмом, въевшимся в речь. И Чимин не успевает среагировать, как сверху на него тут же садится Шуга, больно хватая за запястья и укладывая их над головой. Теперь он не целует, а больно кусает губы. Чимин хнычет и извивается всем телом, яростно мотая головой, ещё большее распаляя Юнги. Тот рычит, словно дикий зверь и отвешивает звонкую пощечину, от чего Чимин замирает и шокировано пялится на старшего. Теперь Пак почти не пытается сопротивляться или возражать. А Юнги попросту не слушает, потому что внутри всё горит, потому что, чёртов Чимин! И младший думает, что не стоило ходить по дому в одном полотенце, когда поблизости находится Шуга, пребывающий уже неопределенно долгое время в не совсем адекватном состоянии. Который просто устал, и у которого недотрах. И Чимин не то чтобы не хочет… Просто, не в такой обстановке и не так. Не с таким Юнги. Зубы больно впиваются в плечо, и Пак мычит от боли, предварительно закусив губу. Пара засосов на шее и один около ключицы — Шуга метит территорию. И, вроде бы, дальнейшие минуты уже расписаны, но наивный Чимин всё ещё надеется на лучшее. Когда Мин болезненно прикусывает венку на шее, брюнет шипит и всё же пытается вырваться. Но Шуга держит слишком крепко, так, что Пак удивляется тому, откуда в нём столько силы. Так, что потом на коже появятся синяки. Юнги не торопится, медленно растягивая удовольствие. И это дрожащее тело под ним, такая гладкая кожа, сплетения мышц, сильные руки и массивная спина. Пальчики исследуют все шесть кубиков пресса, медленно приближаясь к пульсирующему члену. Чимину жарко, до жути не комфортно под пожирающим взглядом и очень страшно. А Шуга чувствует, как вся эта темнота, ненависть и горячее пламя, которые пожирали его долгое время, наконец-то медленно оставляют его. — Юнги-хён… П-пожалуйста, пусти, — Пак лепечет что-то невнятное, втягивая живот и сильнее вжимаясь в кровать, пытаясь избежать прикосновения чужих губ. — Но-но, тише, — шепчет Шуга и скользит большим пальцем по головке. Чимин захлебывается в стоне и резко дергает порядком затекшие руки, за что снова получает звонкую пощёчину, от которой щёку начинает больно жечь. И только когда на языке чувствуется солоноватая влага, брюнет понимает, что плачет. И он не хочет, совсем не хочет этого. Но слёзы текут сами, не желая останавливаться. — Ты такой сладкий, — вкрадчиво говорит Юнги, целуя за ушком, вылизывая ушную раковину и засасывая мочку уха вместе с маленьким черным гвоздиком. Пак мотает головой и давится слезами вместе с воздухом, когда Шуга сжимает его член в ладони и быстро скользит вверх-вниз по стволу. — Ты ведь будешь хорошим мальчиком? — тот стирает большим пальцем слезы с щёк и заглядывает в глаза. Чимин замирает. Потому что сейчас они у Шуги такие черные, мутные и совершенно бездонные. И даже, кажется, родные. Парень судорожно кивает и рвано вздыхает, когда уже не чувствует мертвой хватки на своих запястьях. Юнги тянет его на себя, заставляя присесть. Штаны улетают в сторону вместе с футболкой. Чимин широко распахивает глаза и истерично качает головой. Он понимает, но в голове такая каша. — Нет-нет! — он хочет ускользнуть, исчезнуть, раствориться в воздухе. Рэпер недовольно рычит и резко дёргает Чимина за волосы. Тот беспомощно вскрикивает и подается вперед. Пальцы у танцора холодные и дрожащие. А губы блядские и чересчур пухлые. Юнги без зазрения совести трахает девственный ротик Чимина и стонет так, что младший краснеет и давится, когда берет слишком глубоко. И не успевает Чимин проглотить шугину сперму, как снова оказывается вжатым в матрац. Шуга сосёт отменно. Со знанием дела. Так, что голова кружится и сердце чуть ли не останавливается. Он облизывает головку, словно сладкий чупа-чупс, пошло облизывает губы и заглатывает так, что член упирается в заднюю стенку горла. Чимин дергается и жалобно скулит. Его ломает и пот влажными дорожками скатывается по коже. Он осторожно запускает дрожащие пальцы в волосы и пытается направить Юнги, но тот испепеляет одним лишь мимолетным взглядом, поэтому рука брюнета перемещается на подушку. Юнги понимает, что Чимин почти на пределе. Его тело пробивает мелкая дрожь и в глазах ни капли смысла. Шуга отстраняется и внимательно следя за мельчайшим изменением в лице младшего, слегка надавливая пальцами, проходится по стволу. Наклоняется совсем близко и выцеловывает шею, проходится кончиком языка по ключице. И Пак думает, что хорошо бы вздохнуть, сменить воздух в лёгких, но Юнги облизывает губы и медленно гладит внутреннюю сторону бедра, так что в животе сладко тянет от такой странной нежности. Чимин трещит и взрывается, пачкая собственный живот. Он не успевает опомниться, как вдруг чувствует, что Мин приставил член к анусу. Он безуспешно пытается отползти и резко вскрикивает, когда Шуга входит. Жестко, внезапно, без подготовки. Боль разрывает, царапая изнутри. Он сжимается, а слёзы обжигают щёки. Чимин раскрывает рот, словно рыба, пытается кричать, но всего лишь глухо хрипит. Младший дергается всем телом, пытается вырваться, прикладывая к этому максимум усилий. Бьёт Юнги в грудь, по рукам, старается даже по лицу заехать, но всё попытки пресекаются на корню. Укусы сменяются поцелуями. Шуга дышит тяжело, а Чимин теряется в ощущениях, на секунду задумываясь о челке, прилипшей ко лбу и поте, смешивающимся со слезами и застилающим глаза. Шуга хватает за горло и сильно сжимает пальцы. — Кто-то обещал вести себя хорошо. Не знаешь, кто это был, м? — яд. Его голос сейчас полон яда и каменного спокойствия. Чимин задыхается. Хочется вздохнуть, но не выходит. Глаза застилает серая пелена боли, и он судорожно хватается за Юнги, пытаясь выпасть из реальности. Шуга входит до основания, толкается резко и грубо, пачкая простыни кровью, перемешанной с собственной спермой. Он нависает над брюнетом и ловит очередной тихий стон. Почти на пределе возможностей. Чимин кончает, прикрывая глаза и отключаясь, а Юнги тонет в его стоне и делает пару завершающих толчков. Младший приходит в себя только в тот момент, когда Шуга натягивает на себя штаны. Тело ватное и будто бы прибитое к кровати, потому что даже просто пошевелить пальцами сейчас кажется запредельной задачей. Когда дверь с тихим хлопком закрывается, Чимин осознает, что Шуга ушёл. Ушёл и забрал с собой его душу, оставив вдребезги разбитые эмоции, поношенное тело и яркие воспоминания. Вместе с хлопком двери Чимин услышал, как рассыпается его сердце. Ему кажется, что он летит. Летит куда-то вниз с бесконечной высотки с незатейливым именем Мин Юнги. Этажи взлетают под небеса, а он разбивается об асфальт. Тишина накрывает его с головой. Она настолько плотная, что в ушах звенит. И ему кажется, что он слышит как трещат его кости. Слышит тихий шепот, больше похожий на шуршащие помехи, и медленно сходит с ума. Солнечные лучи цепляются за обшарпанную поверхность стола, истошно вопят, вылетая из окна и скрываясь за горизонтом. Чимин тает и медленно растворяется, сливаясь с грязной простынёй, на которой остались его следы: кровь и сперма — и следы Юнги: пятна от его семени. И он бы непременно хотел отмотать назад и помочь Шуге, потому что Чимин до сих пор не мог понять: может ли он винить Юнги в том, что тот сделал или нет. Ведь он поддался, потому что не хотел, чтобы Шуга навредил себе или кому-то ещё, чтобы принадлежал кому-то, кроме него. Потому что Чимин знал, что Шуга просто устал.