Целая жизнь

      Нежны переливы красок в садах Ирмо, серебряный ветер тихо перебирает травы и листья, тихо, вкрадчиво журчит ручей, и медленный свет не то истекает с неба, не то струится с ветвей.       Она касается бутона и прозрачная роса срывается с него, словно горсть бриллиантов.       – Я часто вижу тебя здесь, – раздается спокойный голос.       Девушка оборачивается.       Юноша перед ней красив спокойной, мягкой красотой. Его длинными темными волосами играет ветер. Из глаз исходит свет, подобный тому, что каплет с обоих Древ. Артанис уже видела такие глаза.       – Ты – не эльда, да? – спрашивает она.       – Не эльда. Мое имя – Олорин.       – Артанис, – называет девушка свое имя. Скоро мать дарует ей еще одно.       – Почему ты ходишь в сады Ирмо? Ты так юна, у тебя уже есть печали, которые требуют исцеления?       – Нет, – говорит Артанис. – Здесь просто так тихо… и никто не мешает думать.       – Извини. Я – ученик Ниенны… наверное, я слишком хорошо учился, раз в первую очередь спрашиваю о печалях.       – Когда-нибудь у меня будут печали, – задумчиво говорит юная Артанис.       Олорин улыбается ей.       – Нэрвен! Я искал тебя!       – Олорин, – они знакомы уже какое-то время. В Амане сложно сказать, сколько именно прошло дней или лет.       – Смотри, – майя протягивает ей руки. В ладонях горстью лежат жемчужины, – мне подарили их тэлери. Хочешь? Твои братья сделают тебе ожерелье.       – Но ведь это тебе подарили.       – А я хочу подарить тебе.       – Так нельзя, – говорит Нэрвен. – Нельзя отдавать подарки другим.       – Но зачем они мне? Я не ношу жемчугов.       – У тебя ведь есть дом?       – Да…       – Найди красивую раковину и насыпь жемчуг в нее. И поставь куда-нибудь, где ты и твои гости смогут любоваться ею.       – Мои гости? – спрашивает майя.       – К тебе не приходят друзья?       – Понимаешь… моя наставница говорила, что истинное сострадание всегда одиноко. Я стараюсь не заводить знакомств.       – Плохо стараешься, – говорит Нэрвен, поправляя в смущении волосы. Они как золото, как свет Лаурелин.       – О, даже слишком хорошо. Но я сделаю, как ты сказала. Может, ты зайдешь ко мне когда-нибудь.       – Каково это, быть майя? – спрашивает она.       – Я больше никогда никем не был, Артанис, – в минуты смятения он называет ее именем, под которым узнал. – Я не знаю, каково быть эльда… или кем-нибудь еще… я всегда был таким.       – Но все-таки?       – Я вижу мир как серебряный дождь, который идет одновременно сверху вниз и снизу вверх, капли несутся куда-то, чтобы вернуться обратно… Я вижу мир как ветер, который существует, только когда неподвижен… а когда дует – он лишь сон о себе. Я не знаю, как это рассказать существу из плоти и крови.       – Наверное, это прекрасно.       – Знаешь, почему ты особенная? – спрашивает Олорин. Это ночь звездопада. Воздух напоен благоуханием. Они стоят на мосту у озера, в котором отражаются звезды.       – Наверное, потому что у меня золотые волосы и сияющие глаза, – грустно говорит Нэрвен. – Так все говорят. Называют меня Утренней Звездой. Но ведь у меня просто такие волосы и глаза. Никто не смотрит, что за ними.       – Я смотрю, – и ночь полнится серебром.       – И что же видишь?       – Я вижу сильную женщину, способную править целым народом. Владычицу, чья мудрость еще больше, чем ее красота. Я вижу кольцо и чашу…       – Ты пророчествуешь?       – Я не умею. Ты – будешь уметь.       – Олорин…       – Артанис… смотри, какие звезды. Варда коснулась их своими перстами, и они с тех пор сияют так, что способны тронуть самое холодное сердце… видишь? Они словно грозди ягод на гнущихся ветках…       Их пальцы встречаются. Это ночь зведопада. Это ночь, когда серебряный дождь видят все, не только аинур. Это долгая, долгая ночь, прекрасней которой не будет.       – Я пытался сковать кольцо сам, но металл не слушается моих рук. И я попросил Ауле. Я думал, он откажет.       – Сам Ауле?       – Да.       Нэрвен рассматривает кольцо. Оно из светлого-светлого золота, тонкое и изящное, с тремя маленькими, чистейшей воды бриллиантами.       – Нам надо будет спросить у родителей. Моих ты знаешь. А у тебя… ведь нет родителей?       – У майяр не бывает родителей. Я спросил у моего сюзерена. Манвэ рад за нас. Он благословит нас обоих, если будут согласны твои родители, возлюбленная моя.       – Такого еще никогда не было, да?       – Да. Быть может, потом еще будет.       Это был день ужаса. День гибели Древ. Тьма упала на Аман, чернейшая тьма, черная, словно предательство Мелькора.       – Олорин!       – Их не спасти, Артанис. Их не спасти.       – Он ответит за это, Олорин! Он ответит своей черной жизнью! Наш народ клянется о мести Морготу. Все как один клянутся, и тьма не страшит нас.       – Он – вала, вы не сможете…       – А, вот и эти слова! В этом Моргот был прав. Вы презираете нас. Вы думаете, что мы перед вами – лишь слабые тени. Но вы не смогли защитить чудо, что освещало наш мир, а мы-то, мы считали вас необоримой силой и слушались вашей мудрости! И вот ваша сила и мудрость лежит, пронзенная черным копьем, и тьма вокруг нас. Хватит! Мы сами свершим справедливость! Мы сделаем то, на что вы не способны.       – Опомнись, любовь моя! Этот путь – путь страданий, гибели, зла… прошу тебя…       – Я ухожу с моим народом. С отцом и братьями. Не для того мать нарекла меня Девой-Воительницей, чтобы в час испытания я отбросила меч и утирала слезы, прячась за спинами мужчин.       – Это путь потерь и лишений! Нареченная моя невеста, останься в Амане. Останься, чтобы исцелить его свет… останься со мной.       – Нареченный жених мой… если ты любишь меня, идем вместе. Разве устоит зло, если Олорин будет с нами? Земли за морем примут нас, как владык, радуясь избавлению от черных тварей Врага! Нас с тобой назовут властителями мои сородичи! Наши дети будут жить на очищенных от скверны землях…       – Тщеславие и ярость говорят твоим голосом, Артанис.       – Тогда твоим – трусость и равнодушие! Я разрываю помолвку!       Он ищет в темноте кольцо, упавшее на землю, ищет как слепой, как смертный, и слезы текут из глаз майя. Никто их не видит в тот черный день.       Холодный лед Хелкараксэ. Холодные слезы. Холодная льдинка в сердце.       Она так ждала, что в последний момент он одумается. Что придет за ней – пусть хотя бы еще раз попросит остаться, тогда она, о, она бы осталась. Презрев сородичей и гордость, она осталась бы с ним навсегда в Амане, потому что, о, Олорин, кто без света твоих глаз безутешная Артанис?..       Ледяной ветер иссекает щеки. Меч в руке – невыносимая ноша. Холод в сердце. Он не пришел. Не пришел даже бросить прощальный взгляд.       Она не нужна ему.       Холодный лед Хелкараксэ. Шаг. Шаг. Еще один шаг. Прочь от Амана. Белые губы шепчут:       – Я никогда не вернусь. Никогда, никогда.       Знакомый свет в глазах Мелиан, владычицы Дориата. Нэрвен прикрывает глаза на миг, пытаясь не выдать боли.       – Дитя мое, – говорит майя, – скажи мне, что за печаль в твоем сердце?       Она качает головой. Молчит.       – Я не смогу помочь тебе, если ты не откроешься мне. Ты так прекрасна, Нэрвен. Ты принесешь великое благо в эти сумрачные земли. Что за боль туманит твой светлый взгляд?       – Прости, владычица. Я не хочу говорить.       – Да, не мне исцелить твою боль, – идеальные руки владычицы Доритата бессильно опускаются на шелк одеяний. – Познавшую предательство исцелит лишь преданность.       – Ты видишь?       – Немногое. Лишь то, что ты думаешь о предательстве, и рана эта болит и зияет. Но придет преданность. И ты познаешь покой.       – Преданность еще есть в этом мире, Мелиан?       – О да.       Он приносит радость. Об этом говорят все, знающие его: с Келеборном хорошо проводить время, на пиру или на охоте он парой слов согревает сердца собравшихся эльдар, а стоит возникнуть малейшему спору – он всегда примирит противников и сгладит неловкость. Нэрвен тоже это знает. Когда его веселые глаза открыто смотрят на нее, ей сложно не улыбнуться в ответ.       Он называет ее «Галадриэль» – Коронованная Сиянием. Он всегда с ней, если ей нужно. Его зовут на охоту, а он, махнув друзьям, говорит:       – Я останусь с Нэрвен!       И, только ей:       – Галадриэль, что мы будем делать сегодня?       – Ты уверен, что не хочешь на охоту? Над тобой уже смеются, что ты вечно остаешься со мной.       – Они дураки. Они не понимают.       – Я тоже не понимаю. Как ты всегда догадываешься, когда я хочу, чтобы ты был рядом?       Он смеется. У него чудесный смех.       – Ты научишь меня плести венки? – спрашивает он.       – А ты научишь меня тому трюку с мечом?       Они учат друг друга всему, что знают.       – Будь моей женой, Галадриэль. Вот кольцо, я сам его сделал… хотя, конечно, получилось не очень.       Простое кольцо из золота, ободок – и все.       Она опускает голову.       – Я боюсь, Келеборн.       – Боишься? Чего, моя милая?       – Я однажды была уже обручена. Там, в Валиноре.       – Что же случилось? – его голос так же мягок и ласков.       – Я звала его… звала с собой, а он не пришел даже проститься! Даже просить остаться! – она вдруг плачет. Впервые со льдов Хелкараксэ, казалось, навсегда заморозивших ее слезы.       Келеборн обнимает ее.       – Я всегда пойду за тобой. И никогда не оставлю. Ты веришь мне?       – Верю, но… Я не могу принять твое предложение, Келеборн. Мне кажется, я все еще люблю его.       Он печально улыбается.       – Мне надо было сказать тебе раньше, – говорит она.       – Ничего.       – Ты любишь меня?       – Да.       – Как бы я хотела полюбить тебя!       – Надеюсь, когда полюбишь, ты мне скажешь об этом? – он улыбается ей так тепло, так понимающе, что она снова плачет.       Весна, весна в Дориате. Весна теплым ветром уносит печали, солнечным светом ласкает лица. Нэрвен и Келеборн танцуют, кружатся, и нет прекраснее этой пары. Серебряные волосы сплетаются с золотыми.       В тот миг ей кажется, что больше любить невозможно. В тот миг прошлое не властно над ее сердцем.       – Я согласна, – шепчет она, и кружится, кружится, кружится.       В глазах Келеборна – счастье.       Великая война окончена. Нолдор возвращаются в Аман, исполнив клятву. Черного Врага больше нет в этом мире. Дышится легко.       – Мы остаемся?       – Я поклялась, что никогда не вернусь за море, муж мой. А ты? Хочешь уехать?       – Я хочу быть с тобой, Галадриэль. Я никогда тебя не оставлю.       Она сжимает его руку.       Округлившийся живот чуть тяготит ее. Она ходит теперь плавно и осторожно.       Келеборн говорит, что будет девочка.       – Мы назовем ее в твою честь, – улыбается Галадриэль.       – Как?       – Келебриан. Серебряная Королева.       Галадриэль гладит живот, где растет ее дочь, и улыбается. Она счастлива, счастлива, ей кажется, что она взлетит… она думала, такое невозможно. Она невозможно счастлива.       – Я люблю тебя, жена моя. Я так люблю тебя.       – Я люблю сейчас весь мир! – восклицает Галадриэль. И смеется. – Весь мир!       Затаенная печаль на миг затеняет глаза Келеборна. Но миг – и в них снова только любовь и нежность.       – Я хочу просить руки вашей дочери, владыки.       В этом эльда есть что-то странное. Он высок и строен, пепельные волосы оттеняют выразительное лицо. Иногда в его глазах вдруг мелькает отблеск неземного света. А иногда – какое-то диковатое, упрямое, гордое выражение. Мудрость зверя, знающего, что жизнь – лишь острый миг, который в любой момент может иссякнуть. У эльда не бывает таких глаз.       – Как твое имя?       – Меня называют Элронд Полуэльф.       – Ты – потомок майи Мелиан, не так ли?       – Не одной лишь ее. Моим прадедом был Берен, а дедом, по другой линии, Туор. Среди моих предков Тингол, что роднит мой род с вашим, владыки, через его братьев Ольвэ и Эльмо. Во мне смешались кровь майя, эльдар и людей. Мне было дано выбрать судьбу самому. Я выбрал путь бессмертных.       – Ты любишь нашу дочь, Элронд? Ты обещаешь ей защиту и верность во все дни? – спрашивает Келеборн.       – Да.       Юная Келебриан улыбается.       – Дочь наша, ты любишь этого эльда?       – Да. Всем сердцем.       – Подойди ко мне, юноша, – Галадриэль протягивает руку. Элронд приближается к ней. Она смотрит в его странные глаза. Смотрит, чтобы увидеть больше, чем видно всем.       – Я вижу, что будет благословен ваш союз. У вас будет дочь, прекраснейший цветок нашего народа. Благодаря ей не прервется род эльдар в Средиземье.       – Она будет так же прекрасна как ты, матушка? – спрашивает Келебриан.       – Иначе, – улыбается Галадриэль. – Как сравнить закат и рассвет? Меня прозвали Утренней Звездой, ее же будут называть Вечерней. Ты будешь любить ее больше жизни, Элронд.       – Я…       – Я даю вам согласие на помолвку, Элронд и Келебриан, и благословляю вас.       – Я подтверждаю слова моей супруги, – говорит Келеборн, – и благословляю вас, дети мои.       – Госпожа, – он падает на колени, обессилев. Только что он ворвался в покои Владычицы Лориэна, словно во вражескую цитадель, без предупреждения. И вот на коленях, словно пленник.       Ее сердце застывает в предчувствии беды.       – Элронд?..       – Владычица, ваша дочь… ваша дочь, моя Келебриан…       Замереть. Не видеть. Не слышать. Не видеть бледного, воскового лица зятя, отчаяния в его померкших глазах. Не слышать его безнадежный, прерывающийся голос.       – Орки… орки, госпожа… я пытался исцелить ее. Меня называют лучшим целителем, но моей силы не хватило… если бы во мне было больше от майя, о если бы, то моя Келебриан… быть может…       Горе падает на плечи владычицы Лориэна, как оковы.       – Если бы во мне было больше от майя, – шепчет Элронд снова и снова, глядя на свои руки почти с ненавистью. – Если бы…       – За то, – говорит Галадриэль, и звук ее голоса ужасен, – за то, что ты не майя, я никогда не упрекну тебя. Но почему ты не защитил ее? Почему ты оставил ее одну? Келеборн! Келеборн!       Она выбегает из своих покоев.       – Келеборн!       Муж, поспешивший на ее зов, подхватывает ее. Прижимает к груди.       – Келеборн, наша дочь…       Следом за ней идет Элронд, совершенно раздавленный горем и виной.       – Мертва? – спрашивает Келеборн, и глаза его страшны.       – Нет, – шепчет Элронд. – Но жестоко искалечена… орки… я не смог. Не смог исцелить ее.       Келеборн мягко отстраняет жену, помогает ей сесть в ближайшее кресло. Подходит к зятю и берет его за горло.       – Зачем нужен муж, который не может защитить жену? – раздельно говорит он, и пальцы его впиваются в горло Элронда до красных пятен. – Ты оставил ее одну! Ты предал ее!       – Я виноват, – говорит Элронд, едва способный дышать. Он желает умереть сейчас. Умереть навсегда, как смертные, уйти из мира в неизведанные пространства, но он выбрал судьбу эльдар, и плата за это вдруг оказалась так высока.       – Я бы убил тебя на месте. Но не хочу сиротить детей моей Келебриан, которую ты не уберег. Благодари их за свою жалкую жизнь, несчастный. И убирайся вон из Лориэна, я не желаю тебя видеть.       Он отбрасывает зятя, и тот, не удержавшись на ногах, падает на мозаичный пол. Поднимается с трудом, как старик.       – Вон! – повторяет Келеборн. И, сам шатаясь от горя, подходит к креслу жены, почти лишившейся чувств, и садится рядом с ней на пол. Преклоняет голову к ее коленям.       Горе пришло в Лориэн. Шелестят, увядая, листья. Ветер стонет в ветвях.       – Я иду мстить оркам, – доспехи, шлем, щит, меч. Кинжал в ножны. Еще кинжал. Лицо Келеборна застыло, словно металл.       Галадриэль вцепляется в его руки.       – Будь осторожен…       – Я буду мстить.       – Если ты погибнешь…       – Наша дочь уплывает за море, искалеченная тварями Врага.       – Келеборн…       Он не слушает ее. Он уходит с отрядом лучших воинов. Уходит мстить.       Галадриэль спускается к Зеркалу. Слезы ее падают в чашу, смешиваясь с вещей водой. Зеркало пророчит беду.       Плач по Келеборну наполняет воздух. Голоса эльдар чисты, печальны и суровы. Весь Лориэн скорбит о владыке. Он погиб, как воин. Галадриэль неподвижно сидит над Зеркалом, белая, словно статуя.       Владычица Лориэна. Одна. Теперь навсегда одна.       Дочь уплыла за море. Фэа мужа рассталась с телом и вознеслась в чертоги Мандоса, за море. Галадриэль поклялась, что никогда не вернется туда. Никогда.       Зеркало отражает ее застывшее лицо.       Одна, навсегда одна. Она не может даже заплакать. Лед в сердце застывает.       Хранители трех колец встречаются у Кирдана. Сам корабел, владыка Нарьи, встречает гостей. Галадриэль и Элронд кивают друг другу. Их общее горе как связывает, так и разделяет их. Они стараются не говорить о нем друг с другом. Лишь любовь к прелестной Арвен сближает их. О своей дочери и внучке они могут говорить целыми днями.       – У меня добрые вести, друзья мои, – говорит Кирдан, поглаживая бороду. Самый старший из них, он выглядит рядом с двумя другими Хранителями словно дед рядом с юными внуками.       – Несомненно, добрые вести сейчас не помешают, – говорит Элронд.       – Мне открылось, что скоро явятся из-за моря некие истари, великие маги. Мне открылось, что валар посылают нам их с благой целью. Мы должны будем принять их и содействовать им.       – Кем они будут? – спрашивает Галадриэль. – Нолдор? Тэлери? Или ваниар впервые покинут благую землю?       – Насколько я понял, леди, они будут из майяр. Благословенна будь милость валар! Они дарят нам великую надежду.       Галадриэль вздрагивает.       – Майяр?       – Несомненно, мы с радостью примем их и окажем содействие, – произносит Элронд.       – Ты взволнована, Галадриэль, – говорит Кирдан. – Ты в чем-то сомневаешься?       – Нет, – говорит она, взяв себя в руки.       Она не сомневается, что ее глупая мгновенная надежда бесплодна. Прошло много сотен лет. Прошла целая жизнь. Никто больше не назовет ее Артанис. Никто больше не причинит ей столько боли. Она свободна.       – Позволишь ли войти?       Перед ней – высокий, величественный старик в сером плаще. Остроконечная шляпа, посох, морщины, седые волосы… глаза. В них тот самый свет.       Она узнает его сразу. В любом облике она узнала бы его сразу.       – Олорин.       – Ты… узнала меня?       Галадриэль без сил опускается в кресло. Ей плохо. Словно из ее жизни вырвали и выбросили на ветер многие сотни лет.       – Все это время я хотел пойти за тобой.       Она молчит. Где та наивная девушка, которой она была когда-то, где та, что приходила иногда в сады Ирмо, потому что там тихо и никто не мешает думать? Быть может, она умерла? Как ее звали? О валар, как ее звали?..       – Я просил Манвэ отпустить меня в Средиземье. Тысячу раз я просил его об этом. Он не отпускал меня. Я был нужен в Амане.       Галадриэль молчит.       – И вот я здесь. Мой господин внял моим просьбам, и вот я здесь.       Она закрывает лицо руками.       Он поникает головой.       – Слишком поздно, верно? – спрашивает он. – Я пришел слишком поздно. У тебя была целая жизнь. Я лишь ждал возможности встречи, а ты жила… жила полной жизнью. Прости меня. Я не должен был приходить.       – Я поклялась никогда не возвращаться к тебе, – проговорила женщина, опуская руки.       – Я… понимаю.       – Я думала, я не нужна тебе. Почему ты не остановил меня тогда? Почему? Я ждала до последнего мига, что ты придешь и остановишь меня.       – Я думал… о, прости, я думал, что ты не любила меня. Я думал, что ты желаешь быть свободной, что ты совершила ошибку, обручившись со мной, и в тот черный день мои самые тайные страхи подтвердились. Я думал, для тебя будет лучше, если я отступлюсь. Артанис! Прости!       – Я давно не Артанис, Олорин. Ты прав, у меня была целая жизнь. Я была замужем, я родила дочь, я потеряла и дочь, и мужа. У меня внуки, Олорин. Трое. Я – владычица Лориэна. Я – хранительница кольца Нэнья. Я пророчица и чародейка… я совершенно одна. Совершенно.       – Ты все еще любишь меня?       – Да, – говорит она. И это правда.       – Я никогда не любил никого, кроме тебя, Артанис. Я буду любить тебя, пока существует мир.       – Ты думаешь, мы сможем что-то исправить?       – Я не знаю.       – В чертогах Мандоса я говорил с тенью Келеборна.       Она поднимает на него глаза. В них печаль и тень вины.       – Он говорил, что больше всего жалеет, что так и не смог сделать тебя счастливой. Не смог помочь тебе забыть старое чувство.       – Он говорил об этом с тобой? Он знал, что именно ты?..       – Да. Именно он открыл мне, как жестоко я ошибался. Он просил меня найти тебя… объясниться. Хотя бы объясниться.       – Я очень старалась полюбить его.       – Это неподвластно нашей воле.       – Я была с ним счастлива. Я… все-таки… была с ним счастлива, – но голос ее подводит.       – Ты сама все понимаешь.       – Я не должна была выходить за него. Я разбила ему сердце.       – Он благодарит Эру за каждый миг, проведенный с тобой.       – Я так виновата…       – Он прощает и отпускает тебя.       – Я клятвопреступница, Гэндальф, – смеется она, вступая на корабль, готовый везти их в Валинор. – Я клялась никогда не возвращаться в Аман.       – Ты клялась о другом.       – О, пожалуй, ты прав. Как легко дышится, правда?       – Да.       Элронд старается не мешать им, уведя хоббитов беседовать на корму. Он так и не смирился, что его дочь выбрала судьбу смертных. Отцовская любовь так слепа. Так же слепа, как любая любовь.       – Ты знаешь, я чувствую себя совсем юной.       – Ты и есть юная, Артанис. Любовь моя.       – А ты? Или ты чувствуешь себя таким же стариком, каким выглядишь, Гэндальф Белый?       – Я чувствую себя куколкой, из которой скоро родится бабочка. Я устал от этой плоти. Я хочу стать самим собой. Я хочу, чтобы прекраснейшей из эльдар сделал предложение не старый маг Гэндальф, а майя Олорин.       – Я буду единственной вдовой из эльдар, вторично вышедшей замуж.       – Если Финвэ было позволено жениться на Индис…       – Надеюсь, это не приведет к таким же бедам.       – Нет. Все будет хорошо.       Галадриэль улыбается морю и ветру. И вдруг чувствует, что льдинка, замерзшая у нее в сердце так давно, во время пути через Хелкараксэ, начинает таять.       Нежны переливы красок в садах Ирмо, серебряный ветер тихо перебирает травы и листья, тихо, вкрадчиво журчит ручей, и медленный свет не то истекает с неба, не то струится с ветвей.       Над садом – звезды. Днем – и звезды, так бывает.       Двое стоят над зеркалом озера и держатся за руки.       – Артанис.       – Олорин.       Звезды сияют так ярко и вечно. Ярко и вечно.