Я с тобой

Я с тобой – Я просто боюсь остаться один, – парень смотрел на свои пальцы, перебирая в руках и так скомканную простыню. – Митч, да это последнее, о чём ты должен думать. И вообще, ты не должен об этом задумываться даже на секунду! Не забивай себе голову лишним, – блондин накрыл его руку своей мягкой ладонью. После того страшного дня, после того минутного ада он забыл о своем существовании. Это короткое мгновение оставило сущность Грасси на сиденье разбитого автомобиля. – Я же и так один. Я совсем один, Скотт. Ты, черт возьми, не видишь этого, я не понимаю?! – резкое движение головой дало о себе знать, в очередной раз сковывая парня в железных тисках в районе хребта. – Вот так, – Хоуинг, придерживая друга за руки, усадил его повыше. Так он будет не так сильно упираться в койку. – Эй, Митчи, я думаю, мы зря сейчас тратим время, обсуждая это. Я, кажется, за всё время нашей дружбы не единожды доказывал тебе, что статус «родственник» ещё ничего не решает, – парень улыбался, смотря ясно-серыми глазами на совсем отчаявшегося друга. Грасси улыбался в ответ, в очередной раз сдерживаясь, чтобы не зареветь. И в который раз у него не получилось. – Митчи, пожалуйста... Перестань. Мама с папой не хотели бы видеть твои слезы... – Они и не увидят их! Они ничего не увидят уже! Лучше бы я тоже умер! – брюнет хотел вытереть льющиеся градом слезы с лица, но, увы, туго перевязанные до фаланг руки не давали ему этого сделать. Скотт в тот же момент заботливо вытер страдания Грасси с лица тыльной стороной ладошки. Как всегда, как последние семнадцать дней, которые Митч провел здесь. В сознании. Странное чувство. Блондин хочет видеть лучшего в мире друга с открытыми глазами, хочет видеть, как тот улыбается в ответ на его шутки. Хочет, но не так. Не в палате хирургического отделения, глядя на буквально сложенного по частям такого родного человека. – Ребята, кстати, привет тебе передавали, – нужно как можно больше отвлекать его. –Говорят, уже обустроили твое личное уютное местечко в студии, прямо возле звучка. Остается только ждать твоего возвращения. Так что, через месяц, дорогуша, поднимаешь свою тощую задницу, и едем записываться. – Месяц? Хоуинг, ты вообще видел мою мед. карту? Или это новый уровень сарказма? – Нет, я серьезно, Грасси. Я спрашивал у врача, – скрещивая руки на груди, надеялся на лучшее Скотт. – Когда ты спрашивал? Оскольчатый перелом позвоночника. Ты понимаешь, что это? Восемьдесят процентов – вероятность того, что я не смогу ходить. Что ты там говорил о пении? – поднимая одну бровь, произнес измученный парень. – Проснись, Скотт! О чем идет речь? Я тут надо-о-олго-о-о, – пытался пропеть Грасси. Блондин сразу же подхватил, но крики медсестры из коридора не позволили им сотворить прекрасное и такое привычное двухголосье. – Как в Суперфруте, блондиночка моя, – Митчи впервые за день искренне улыбался. – «Пока-а-а...», – уже намного тише, но с очень уж сильной подачей, поднимая обе руки вверх, пел Хоуинг. – Ты, похоже, нашел эликсир моего выздоровления, – успокаивался Грасси. – Это ведь делает Митчи счастливым, да? – блондин легонько поглаживал укрытые швами пальцы. – Нет. – Скотт изумительным взглядом смотрел на черноглазого парня, не понимая этого пессимизма. – Как «нет»? – Ты меня делаешь счастливым, дурак. Через невыносимую боль, сжав руку единственного и так любимого человека, Митч вдохнул запах жизни. Новой жизни, которая пахла Скоттом Хоуингом.