Общая цель

Каждый ее шаг, сопровождаемый учащенным сердцебиением, невесомо сотрясал вечерний воздух главного дворца Топкапы, который насквозь пропитался тысячами интриг и дворцовых тайн, ни одна из которых не смогла ускользнуть от зоркого глаза Хюррем. Было уже поздно, и холодная ночь на мгновение остановила каждого жителя этих стен, поглотив его, заставив на несколько часов забыть о каждодневных событиях, которые могли стоить ему близких людей, высоких или самых низких должностей, но чаще всего – ничтожной, по сравнению с великими целями и устремлениями, жизни. Однако в сердце матери четырех шехзаде больше не было страха, горечи или сожаления, напротив – сейчас в ее душе играла особая смесь из чувств и эмоций, которые она испытывала всякий раз, как только сталкивалась со своим заклятым врагом. Уже неоднократно, проходя по главному коридору Топкапы, который вел в покои Властелина, в ней разгорались самые разные ощущения – от терпкой нежности и предвкушения того, что своим превосходством она в сотый раз сведет с ума Падишаха, заставив подчиниться любой ее воле, до вязкого страха, который охватывал все ее существо в моменты неудач во время отчаянной борьбы за власть. Но именно сейчас эти чувства не находили в ней такого же отклика, потому как были разбавлены тысячами других, более сильных и противоречивых. Толика холодящего предвкушения поражения смешивалась с поглощающим желанием одержать победу в очередной словесной баталии, потому как, даже сам Повелитель, в отличие от этого дьявола, всегда давал ей возможность в очередной раз удостовериться в собственной правоте. Но в случаях с этим неверным Хюррем никогда не знала, кому из них принесут победу колючие перепалки и испепеляющие взгляды друг на друга. Кого из них на сей раз они сожгут дотла, и кому из них потребуется отыграться в следующий раз, чтобы снова и снова сравнять и без того бесконечный счет, который даже и сами позабыли, когда начали вести его. Но все испытываемое чувство нескончаемой игры друг с другом подпитывало ее яростное, возбуждающее любопытство, которое с каждым шагом усиливалось и заполняло воздух той особой смесью эмоций. В голове крутился один вопрос: «Что же она сделала, чтобы он посмел так нагло позвать ее к себе в столь поздний час?» И хоть ответ на него всплывал где-то в самой глубине подсознания не менее часто, нескончаемое любопытство, во всех смыслах этого слова, управляло ею, заставив войти в дверь, расположившуюся в нескольких шагах от покоев Повелителя. Когда та самая дверь покорно закрылась за ее спиной, Хюррем смогла, наконец, увидеть своего врага, стоявшего к ней лицом так, что в почти кромешной темноте, разбавленной лишь светом единственной зажженной свечи, трудно было рассмотреть его черты. Но даже теперь она была готова поклясться, что, как всегда, он ехидно ухмылялся. Не успев подумать про это, она услышала ровный, полный спокойствия и самодовольства голос: - Госпожа. Я рад, что вы не пренебрегли моим приглашением. - Что случилось в такой час, паша? – она всеми силами старалась сохранять спокойствие, хоть пока это давалось без особых трудностей. - Прошу прощения, что побеспокоил тебя так поздно - он наигранно ухмыльнулся, - в другое время я попросту не смог посетить дворец. На долю минуты воцарилось молчание, во время которого Хюррем нутром чувствовала его тяжелый взгляд на себе, и потому первая решилась прервать тишину: - Так в чем дело? Ты же не просто так позвал меня? – повторила она вопрос, надеясь хотя бы со второго раза услышать более или менее внятный ответ на него. Вместо этого ее противник стал медленно приближаться к ней, заставляя госпожу, вдруг почувствовавшую, что прежнее спокойствие начало постепенно покидать ее, прижаться к стене и понять, что больше она не сможет отойти ни на шаг, если только не провалится сквозь землю от нарастающего напряжения. - Ты же прекрасно понимаешь, зачем я позвал тебя. – Его голос не выдавал ни грамма волнения или беспокойства, которые так яро овладевали всем существом Хюррем. – Не можешь не понимать, в чем твой проступок передо мной. Перед нашим союзом, перед кратковременным перемирием. – Ибрагим приблизился к ней вплотную и, упершись рукой о холодную стену рядом с ее головой, вопросительно заглянул прямо ей в лицо. - Я могу догадываться, - вдруг лукаво улыбнувшись, ответила Хюррем, но, посерьезнев, продолжила: - Но может ты перестанешь играть в эти игры со мной и объяснишь, что именно ты имеешь в виду? - Что же, раз меня просит любимая супруга Повелителя, я просто обязан сделать то, что она пожелала. – С кривой усмешкой и нарастающим раздражением быстро проговорил он, - Зачем ты приставила своего человека следить за Лютфи-пашой, ничего не сказав об этом мне? – почти прокричал он, старательно выплевывая каждое слово и не отводя горящего взгляда от ее холодных голубых глаз, которые в темноте казались темными из-за расширившихся зрачков. - Этот человек всего лишь приносил мне информацию о поведении нашей общей цели. Ничего особенного и тем более такого, где я бы могла провиниться перед нашим договором, здесь нету. – Изо всех сил стараясь не выдать собственного волнения, проговорила она, в сторону отводя взгляд. - Я вижу, что ты уже забыла главное правило этого договора, - яростно проговорил Ибрагим, грубо взяв ее за подбородок и заставляя смотреть себе в глаза, в которых за одну секунду смешались тысячи непонятных эмоций. – Так я напомню тебе его. Напомню, и с этого момента буду тщательно следить за тем, чтобы ты не забывала его. Никаких самостоятельных решений и уж тем более действий без обоюдного согласия. И никаких ненужных свидетелей, которых потом можно использовать друг против друга, Хюррем. Ты поняла меня? - Ты забываешься, паша, - прошипела она, яростно вырвавшись из его крепкой хватки. – Тебе не стоит учить меня, что делать, если уж мы решили довести наш план до конца вместе. Тем более, как законная жена повелителя, я могу позвать стражу, и уж тогда с Лютфи-пашой мне придется покончить в одиночку, прежде разделавшись с тобой. Ты не думал, что теперь мне это сделать куда проще, чем обычно. Смотри, как бы я не воспользовалась момен.. Но ее отчаянный монолог вдруг прервал громкий хохот ее противника, который по-прежнему стоял перед ней, уже тысячу раз нарушив ее личное пространство и все еще не позволяя ей вырваться из его окружения. - Госпожа, неужели ты думаешь, что такой глупый шаг из-за минутной ярости пройдет без последствий для тебя? Неужели не сомневаешься, что после этого доверие нашего Повелителя останется к тебе таким же? – Вдруг Ибрагим резко схватил ее за шею, прижавшись к ней всем телом, и, приблизившись к ее лицу, раздраженно прошептал: - Не делай одну ошибку за другой, иначе мне действительно придется принять меры по отношению к тебе, Хюррем. И поверь мне, тебе они совсем не понравятся. Проклятый комок встал в горле у женщины, который она никак не могла протолкнуть, как и не могла сказать ни слова, чтобы хоть немного отдалить свое осознаваемое поражение в этом своеобразном поединке между ними. Казалось, она даже забыла, как дышать, то ли от сильных рук, все еще сжимающих ее шею, то ли от тягучего напряжения, которое, словно свинец, переливалось из его тела в ее, все больше и больше заполняя его. - Ты дьявол, - глухо, но твердо выговорила она, заставив себя вызывающе посмотреть прямо в его горящие глаза. - Может быть, но, чтобы понять тебя и твои интриги, мне еще нужно долго учиться быть им. Так ты мне скажешь, зачем так поступила? Между ними вновь повисла тяжелая пауза. И если пару минут назад ее еще можно было заполнить глупыми вопросами или перебранками, то теперь никто из них не мог найти, что ответить своему противнику. Вдруг Хюррем почувствовала, как рука, сжимавшая ее горло, постепенно стала ослаблять хватку, перемещаясь все ниже и ниже, а вторая – легонько касаясь ее бедра, еле ощутимо заставляла вжиматься в стену. Лицо ее заклятого врага приблизилось еще на пару дюймов, и Хюррем была готова поклясться, что черные бездонные глаза напротив ее испуганных глаз, выражали всю тут смесь эмоций, которые испытывала она с того момента, как Сюмбюль-ага приплыл в ее покои с просьбой явиться к главному Визирю. Холод страха постепенно стал сменяться жаром, который по непонятным причинам на мгновение пробежал по ее телу. Молчание затянулась слишком надолго, позволяя ей оставаться во власти его действий. Не понимая, что происходит, Хюррем прикрыла глаза, но, заставив себя собраться, вновь распахнула их и, напустив на лицо самый ехидный и раздраженный вид, какой только смогла, произнесла: - Потому что, даже за нашим временным союзом и желанием уничтожить общего врага, не утихает желание уничтожить наших истинных врагов, то есть друг друга, не так ли? Неужели твое доверие ко мне настолько велико, что ты ничего не предпринял, чтобы следить за мной? - Нет. - Почему? - Потому что ты видишь меня насквозь, мне незачем притворяться. Вмиг лицо султанши озарила победоносная улыбка, и она уже была готова поверить в признание Ибрагимом своего небольшого поражения, как вдруг вся ее гордость и довольство собой вмиг были раздавлены его ядовитой фразой, которая ножом прошлась прямо по ее ликованию: - Но и тебе ни к чему притворяться по тем же причинам, Хюррем, - с непроницаемым лицом и обескураживающим спокойствием он вновь наклонился прямо к ее лицу и, скользнув взглядом прямо по тому месту, где недавно лежала его рука, тем самым повергнув ее в водоворот недавно испытываемых эмоций, добавил: - Надеюсь на твое благоразумие. И да, если ты все же решишься поведать мне о том, что заставило тебя играть не по правилам, я всегда готов выслушать тебя. А теперь, доброй вам ночи, госпожа. – Напоследок он чуть заметно улыбнулся краем губ. - Прошу простить меня, у меня еще много дел.