my mom doesn't know that i wanna die

- Боже, Гарри, а-ах, - юное тело выгибается, сидя прямиком на мне, и я провожу руками по молочного цвета коже, задевая твердые соски, быстро опускаясь к животу, отмечая, насколько мягкая у студента кожа. Его темп увеличивается, и теперь он приподнимается в разы сильнее и быстрее, чем было до этого. Мне до остервенения хочется поцеловать его, и я напрягаю мышцы живота, чтобы приподняться к лицу с прикрытыми от удовольствия глазами, и больше проникать внутрь. Его рот приоткрывается в немом стоне, он почти не дышит и пару раз замирает, когда мой член оказывается слишком глубоко. Мои руки аккуратно расположились на его талии, и мы двигаемся в одном ритме. Легонько задеваю его крупные откуда-то взявшиеся шрамы на поверхности живота, и мой взгляд устремляется к шее, которая усыпана фиолетовыми синяками. Я не могу оторваться от его губ, когда он так притягательно кусает их, сдерживая стоны, я вспоминаю их на своем члене и то, как он смотрел на меня. Невинно, очень девственно. Его повседневно белое лицо сейчас мокрое, покрасневшее и искаженное в удовольствии. Его руки перемещаются с моей спины куда-то в небытие, а потом возвращаются, и он целует меня с прикрытыми все еще глазами, полностью изнеможенный и подавленный. - Я почти, - предупреждаю, а он только кивает. - Я тоже. Его губы смыкаются, и он дышит все чаще. Я проникаю глубже, наши тела шлепаются друг о друга, и я уже чувствую конец. Еще немного. Да, вот так. Он стонет особенно сильно. Не так, как за всю сегодняшнюю ночь, нет, это что-то новое. Его сперма попадает на мою грудь, живот, а я кончаю прямо внутри презерватива, наслаждаясь покорным студентом с очаровательным румянцем. Мы восстанавливаем дыхание, прибираясь, полностью без сил и желания. Я натягиваю боксеры, потихоньку нахожу свои вещи, вспоминая с какой страстью они были сорваны с меня, и натягиваю узкие джинсы, краем глаза замечая, что Гарри садится на кровать прямо около меня и скрещивает руки, полный решимости что-то сказать. Он вздыхает еще раз и чешет шрамы на левой руке, пряча глаза под спадающими кудрями. - Луи? - Мистер Томлинсон, - поправляю я и понимаю, что он злится. - Мне все равно. После того, что было, я бы хотел сказать. Эм-м... Слова даются ему трудно, но я даже не стану его поправлять. Просто отыскиваю рубашку, постепенно застегивая. - Я влюблен. Очень сильно и я на краю. Я чувствую что-то слишком сильное внутри меня, Луи, и это все из-за тебя. Мое сердце отказывается биться медленнее с появлением тебя в аудитории, и я... Просто не могу поверить, что говорю это. Он смотрит в потолок, потирая руки, а потом все же прячет взгляд обратно. Вздыхаю и привычно подхожу к нему, как делал это со всеми. - Тс-с, Гарри, меньше переживаний. Мы доставили друг другу удовольствие, помни, что никто не должен знать об этом, - моя отрепетированная фраза. Держу его подбородок прямо напротив себя и смотрю так же, как на всех, - детка, пойми, это было только однажды, не преувеличивай, хорошо? Он смотрит на меня стеклянными глазами и вырывается, закрывая лицо в подушках, и я ничего не слышу, вижу только его белое тело на простынях. Усмехаюсь и поспешно ухожу, оставляя его одного, как делал со всеми. * Тремя днями позже я, как новенький, оказываюсь на работе, по пути поправляя рубашку и встречая улыбками нескольких студенток. Та вон, Сэм, у нее третий размер, и она слишком громко стонет, другая, Кейт, любящая учебу и та, что поперхнулась, слишком сильно заглотив мой член. Какие люди! Я коротко улыбаюсь им и спешу войти в кабинет, где собираются все коллеги и сотрудники университета. Там никого нет, кроме преподавателя истории, и он мило машет мне рукой, придерживая огромную книгу в коричневом переплете. - Приятно видеть тебя. - Мне тоже, - поправляю волосы и сажусь за стул, вытаскивая бумаги. - Что-то новое? - Нет, - фыркает он, - все, как обычно. - Прискорбно, - замечаю я и быстро чиркаю ручкой на нескольких работах. Работа Мэри Клафф. Вспоминаю, кто это, ее размер, внешность и ставлю неудовлетворительно. Она обязательно придет разбираться, а там мы и разберемся. Едем дальше. - Разве что... Историк замолкает, и я отрываюсь от проверки работ и поднимаю голову. - Что? - Боюсь, тебе это будет неинтересно. Просто маленькая новость от куратора факультета философии, - опять фыркает он. Ах, да, миссис Стюарт, та маленькая блондинка, что нравится нашему преподавателю. Она и есть куратор. - И? - Ну, ее этот студент... Как его, черт? Гарри Стайлс, да, он пропал. Гарри. Я прячу глаза, вспоминаю тот просто звездный секс, который мне и сниться не мог. - М, интересно, - делаю вид, что очень занят. - Его одногруппники ничего не знают о том, где он может быть, и я, вроде как, помогаю Стюарт пережить пропажу любимого студента, - замечаю, что он поворачивается и подмигивает мне. Улыбаюсь. - Уверен, у тебя все шансы, что она будет твоей. * Все поспешно собирают вещи с моей лекции. Это группа Гарри, но его нигде нет. Точнее сказать, его нигде нет уже пять дней, и никто не может понять, что происходит. Я и сам начинаю волноваться, ведь, по сути, в этой ситуации есть и моя вина. После моего ухода это же началось, и я вспоминаю, какой он красивый в приглушенном свете, как изящно настольная лампа освещала его бархатную кожу, как тихо он стонал, и я... Не могу оторвать взгляд от одной точки, осознавая, что никого прекраснее и не видел? Да? - Он сошел с ума, я уверена. Как-то раз парень из соседней комнаты по общежитию сказал, что Гарри принимал таблетки от какого-то расстройства. Он точно больной! Девочки сплетничают, выходя из класса, и я узнаю ее. Мелисса, та еще девушка. Ее способности, умения пользоваться ртом... Надо расспросить у нее о Гарри. - Мелисса, остановись, - прошу я, и она поворачивает голову. Ее подруги уходят, и я прошу закрыть дверь, а она думает, что я сейчас растяну ее на этом столе, но нет. Гарри. Гарри Стайлс. - Да? - Что ты знаешь о Гарри? Она вздыхает и заметно огорчается. Извини, сегодня не твой день. - Ну, как Вам сказать. Он болен, мистер Томлинсон. Пытаюсь сделать незаинтересованное выражение лица. - Почему его нет на парах? Она пожимает плечами. - Его сосед сказал, что он ушел куда-то однажды. Типа в библиотеку. Но его там не было, его нигде нет. Охрана говорит, что не видели, чтобы он выходил из здания общежития. Вот. Мое сердце будто бы перевернулось, я не дышу. Чувствую только, что она ждет ответа, но все слова куда-то делись, я ничего не могу сказать, даже намекнуть ей на свои мысли. Во мне что-то умирает, что-то кричит о помощи, и я никогда такого не чувствовал. Куда он пропал? И тут же меня будто ошпаривает кипятком. Я же ничего не знаю о нем, кроме хриплого голоса, парочке шрамов и родинок, мягчайшей кожи и худенького тельца. - А что ты знаешь о нем? - наконец, отвечаю я сдавленным голосом. - Ну-у, он мало с кем говорил. Все время ходит... Или ходил с Маликом. Он его всегда спасал от издевательств или чего-то в этом духе. Знаете, они в ссоре сейчас, вроде, но я не уверена. Я киваю и смотрю на самую последнюю парту. - Что-то еще? - пискляво интересуется она. - А? Нет, спасибо, Мелисса. Она улыбается, кивает и уходит, стуча каблуками по полу. Открывает дверь и останавливается, поворачиваясь ко мне. - С ним все будет в порядке, - добродушно уверяет она и скрывается за дверью, не давая мне возможности возразить. Неужели она поняла? Ну, естественно. Кому еще нужна какая-либо информация о Стайлсе. И если так подумать, то я буду последним человеком, который вообще спросит про него, по их логике. А тут что-то пошло не так, следовательно между нами химия. Мелисса разнесет это, сто процентов. Я вздыхаю и складываю письменные принадлежности в кожаный портфель, очечник приземляется куда-то вглубь, а очки прямо поверх него. Нет, надо что-то делать. Я волнуюсь за Гарри, он не дает мне покоя, что-то не так, я чувствую, что-то определенно случилось. И дикая вина окутывает мое слабое тело. * Зейн Малик никогда не казался мне приличным, культурным и простым парнем. Странные молодые люди находят себе таких же, верно? Все время я видел его с Гарри. Они ни с кем больше не водились, только друг с другом, и все думали, что они пара, так или иначе. Но потом это все опроверглось, когда Малика застукали с первокурсницей в школьном туалете, и она, как раз-таки, стала камнем преткновения в их крепкой дружбе. Как мне стало известно позже, именно из-за этого произошла ссора, и они не разговаривали неделю. Но ничего больше я не узнал. Мелисса продолжала сплетничать со всеми девушками о пропаже Стайлса. Столько сплетен я еще не слышал никогда. Один день она говорит, что он сошел с ума, другой, что он сбежал ночью, третий, что он наркоман, потом что-то еще о том, что его украли. Я знал, что все это ее выдумки. И никогда в своей жизни я еще не встречался с его родителями. Я не видел их даже на фотографии, понятия не имел, как они выглядят. Они точно знают, где он. Почти каждые два часа я задаюсь вопросом. Почему меня это волнует? Ответ прост. Я чувствую, что все это из-за меня, из-за той ночи и моих слов, но до этого я поступал так почти с каждым, и их это не волновало, как и меня, но что же тут? Я не нахожу себе места, пытаюсь отвлечься, но все безнадежно. Я вспоминаю его горящие огоньком зеленые глаза, прекрасные вьющиеся волосы, манящие розового цвета губы и глубокий голос, от которого мурашки бегут по спине. Я определенно затащу его в постель, когда он найдется. Я непременно попрошу прощения, я сделаю все, чтобы заставить его смеяться. После очередной моей пары Мелисса заткнулась, и теперь сплетничала ее подружка - Клариса. Она что-то рассказывала о шрамах на его руках и говорила, что видела на Facebook несколько постов с такими же шрамами на руках, ногах, теле и, одним словом, везде. Опять шепот о том, что он ненормальный. И я задумываюсь. Если даже эти шрамы он нанес сам себе, то кто сделал с ним такое? Кто же так сильно, эмоционально дал ему пасть, почему он отвергал всех, кто пытался быть ближе? Почему он молчит, держит все в себе? Впускает негативных людей, как Зейн, и отвергает добрых. Кто, черт возьми, сделал это с ним? И я замираю. Я. Это был я. * Я прохожу мимо библиотеки, проводя рукой по облезшей ручке, покрытой лаком. В этом месте я впервые обратил на него внимание и понял, что так сильно я еще никого не хотел и никого не находил красивым в ином ключе. В том, когда люди влюбляются друг в друга. Когда они замечают не то, как человек хорош собой, насколько он привлекателен и мил, а то, насколько он невероятный, неповторимый, когда занимается тем, что его вдохновляет или мотивирует. Гарри любит читать. Это я понял еще тогда, когда милая библиотекарша нажаловалась мне на то, сколько книг берет этот парень, и я пришел в тот день, чтобы что-то взять из пособия и увидел его в горе толстых книжек. Задумчивого с нахмуренными бровями. Честно, тогда я не думал о похоти или чем-то непристойном. Я подумал совсем о другом. Тогда я захотел его не трахнуть, не растянуть и не отшлепать, я захотел его поиметь у себя. Чтобы этот человек был со мной, был моим. Только сейчас, стоя напротив этой двери, я улыбаюсь, и понимаю то, насколько я влип, потому что ничего не могу чувствовать, кроме привязанности. Кроме того, что я скучаю, что я не могу жить, не видя этого задумчивого лица в университете. Ведь весь мой день состоял из этого. Натыкаться на него, улыбаться и заставлять его смущаться. Я замечаю маленькую распечатку на стене. "Ремонт". Киваю, я и не собирался туда заходить. * Днем позже я прокрадываюсь в его комнату, где была та потрясающая ночь. Там пусто. Его сосед отказался там жить, говорит, снится ему Гарри. Теперь там никто не живет, и я кое-как сумел все организовать, чтобы проникнуть сюда. Сажусь на кровать. Простыни помяты, и все пахнет им. Улыбаюсь, мягко провожу ладонью по подушке и ничего не слышно, кроме шуршания ткани. Мягко привстаю и иду к письменному столу. Комнатка маленькая, в ней еле умещается стол, две небольшие кровати и шкаф. Все, что нужно студенту, в принципе. Осматриваю все бумаги. На них разные записи, решения задач, формулы, вырванные конспекты, где-то вырезки из журналов и маленький клочок бумаги. Незаметный, подпаленный огнем, неприметный с черными буквами, поплывшими на нем. " Моя мама не знает, что я хочу умереть". И больше ничего. Ни точки, ни подписи. Лишь эти слова. Я оглядываюсь и только сейчас нахожу комнату серой. Страшной и давящей, жуткой, как из фильмов ужасов. Беру бумажку с собой и выбегаю из комнаты. Я не смог. Это слишком для меня сильно. * Уже не говорят о Гарри. Сплетни стихли, и все смирились с тем, что он ушел куда-то. Все, кроме меня. Я возвращаюсь к библиотеке, когда все студенты разошлись, преподаватели нехотя потягивают растворимый кофе, а я стою напротив с мрачной улыбкой пробегаясь по табличке "библиотека". Думаю, что там все равно закрыто. Ремонт. Но я дергаю ручку, будто что-то спасет меня, и скрип открывающейся двери раздается по всему холлу. Я пугаюсь, останавливаю ее, и скрипение исчезает. Никого. Ни души. Захожу внутрь, и тут ничего не изменилось. Никакого ремонта, все по-прежнему. Я вздыхаю и усмехаюсь. Что только не делают, чтобы выгнать окончательно студентов из университета по домам. Я прохожу вдоль стеллажей, руками пробегаясь по обложкам древних книг, осматривая их и придумывая, что бы взял Гарри, будь он здесь. Я не дохожу до конца библиотеки и нахожу книгу. Она лежит почти в самом конце, не доходя до последних двух стеллажей, между которых было большое пространство со столом и двумя креслами. Но никто туда не доходил. Обычно там стояли книги по искусству дизайна и так далее. Тут никому это к черту не надо. Книга в зеленой обложке. Пыльная и неаккуратная, будто ее долгое время терроризировали. Открываю и чувствую запах старой поэзии. На обложке в самом углу печатными буквами выведено. H.S. Гарри Стайлс, предполагаю я. Пролистываю пару страниц и вижу незначительные пометки карандашом. Среди букв распознаю его почерк и улыбаюсь. Я не могу больше жить, чувствовать что-либо, когда его нет, когда он непонятно где, когда он не знает о том, что я нуждаюсь в таком человеке, как он. Закрываю с хлопком книгу. Нет, не надо. Прохожу немного дальше, поворачиваюсь к месту между последних двух стеллажей и... Мои глаза округляются. Нет, они становятся похожими на планеты. Я открываю рот, хочу кричать, но я будто немой. Затыкаю рот руками, я в истерике, мои руки тут же дрожат, колени подгибаются. Я краснею от недостатка кислорода, мне плохо, уберите это от меня, дайте мне вернуть все обратно. Я падаю на колени и кричу в свою ладонь. Так сильно, что мои легкие будто бы вылетят из меня тут же, когда я открою рот. Я вижу, это не сон, но я не могу в это верить, это не возможно. Я вижу перед собой милого мальчика, повешенного на длинной веревке прямо на том месте где стоял стол. Я узнаю в этом мальчике Гарри Стайлса. Мои слезы текут так сильно, что я ничего не вижу, лишь плавный силуэт, поникшую голову и болтающиеся ноги. Страх. Паника. Горе. Я не могу подобрать слов, я ничего не могу делать, кроме как сидеть напротив него и мечтать о том, чтобы меня тут не было. Моя душа разорвана в клочья. Я бы себя выкинул. Ничего не существует, кроме давящих четырех стен и его. Естественно, кто-то будет прекраснее. Кто-то будет красивее. Кто-то будет более открытый. Кто-то будет милым. Но они никогда не будут им. И я так любил мальчика очень-очень сильно. Даже больше, чем я любил самого себя. " Мама не знает, что я хочу умереть".