Желание выжить

Утро новой рабочей недели началось для Линды опозданием. В столице Великобритании она жила от силы месяц – приехала специально на тур – и лондонский "трафик", как здесь любили говорить местные, был единственным, но самым большим минусом, перечеркивавшем все другие плюсы этого города. Привыкшая к немецкой дотошности и имеющая в роду чистую арийскую кровь, всегда пунктуальная Линда терпеть не могла опаздывать. Город, в котором нельзя было с точностью до минуты рассчитать время, выводил ее из равновесия. Но здесь у нее начиналась новая жизнь, которую она никогда не позволила бы себе начать – если бы по окончанию колледжа ей пришлось отказаться от музыки и попробовать сменить профессию, Линда бы не смогла ничего выбрать. Она всегда считала, что кроме музыки ничего не умеет и у нее есть лишь один путь. А теперь выяснилось, что это не так. Девушка ехала в черном кэбе, рассматривала капли от утреннего дождя на окне, и размышляла о том, правильно ли поступает. Времени у нее было для этого достаточно – впереди стояла вереница машин, конца которой не было и видно. Водитель – беженец с яркими чертами лица, по которым можно было посудить, что его соотечественником был сам Че Гевара, совершенно не говорил по-английски, и, тем более, по-немецки. Спустя полчаса уговоров сменить дорогу и найти путь без пробок, Линда бросила эту тщетную затею и уставилась в окно, решив - будь что будет. Если ее уволят с новой работы за опоздание, это будет знаком, что нужно вернуться к старым баранам – каждодневным репетициям по десять часов подряд и гастролям с питанием один раз в день, да и то какой-то калорийной дрянью, которую покупал Кайл на свой вкус. Капель дождя на стеклах не становилось больше - дождь закончился совсем недавно. Линда хмыкнула, когда лихой мотоциклист в закрытом шлеме и кожаной черной куртке резко притормозил перед светофором. На бампер и заднюю дверь такси обрушился всплеск воды из свежей лужи. Водитель, открыв окно, прокричал нечленораздельные, и, видимо, непереводимые ни на один язык мира испанские ругательства, не учтя одного - его все равно никто не понял. Однако мотоциклист все же извинился жестами, попытавшись успокоить его. Светофор сменился на "зеленый" - и он сгазовал, резко рванув вперед. Согласно всем законам физики, волна из той же самой злополучной лужи вновь окатила машину. Новая порция эмоционального испанского вновь чуть ли не оглушила девушку. Решив, что с нее в этот раз хватит, да и она уж точно везде опоздала, обозлившаяся Линда всучила таксисту полтинник, собираясь бросить все к чертям, выбраться из машины и ехать на метро, потому что наземный транспорт Лондона не оставлял никаких шансов. Стараясь не вслушиваться в непрекращающийся поток изречений таксиста, которые были понятны лишь ему одному, девушка потянулась к ручке, чтобы открыть дверь машины. Метро Линда терпеть не могла и прибегала к этому виду транспорта лишь в крайнем случае. Там было слишком шумно (уши музыканта не выносили любые посторонние и не очень гармоничные звуки) и людно, особенно с утра, в час-пик. Да и учитывая то, что еще с неделю назад афиши с ее фото висели почти на каждой улице города, девушка боялась излишнего к себе внимания. Но делать было нечего - ничего не оставалось, кроме как накинуть капюшон пальто и спуститься в подземку. Через полчаса, оставшись, к счастью, никем не узнанной и не задавленной толпой, Линда все же добралась до студии. Возле входа девушка заприметила знакомый мотоцикл - кто был его владельцем, простой служащий или кто-либо из менеджеров или съемочной группы, она догадываться не собиралась. Куда больше ее волновало собственное опоздание, и будучи всецело увлеченной своими проблемами, девушка особенно не приняла этот факт во внимание. Ее очень заботило то, что сделают с ней Энди и Джармуш, так как она опоздала не меньше, чем на сорок минут. К примеру, в оркестре, где она сперва работала после колледжа, могли без разговоров расторгнуть контракт. Что же с ней сделают здесь, ей еще предстояло выяснить, и Линда поторопилась на съемочную площадку. Впрочем, девушка зря ждала экзекуции - об опоздании Энди не обмолвился и словом, встретив ее в холле. Он был не один - подле него стояла статная дама бальзаковского возраста, выглядевшая так, словно она сошла с винтажных иллюстраций годов примерно сороковых, ну или, по крайней мере, была близкой подругой Диты фон Тиз. На ней было надето серое, идеально скроенное по фигуре твидовое пальто, ворот которого был украшен золотой брошью. Черная шляпка-таблетка прикрывала совершенно седую голову дамы. Волосы были коротко подстрижены - под каре, но при ближайшем рассмотрении оказались искусственно окрашенными в серый цвет. Дама, впрочем, казалась слишком молодой для морщин - ее почти совершенно гладкую кожу лишь искажали ярко выраженные носогубные складки на лице, которое выглядело длинным, но в меру. Винтажные серьги с геометрическими линиями выделялись на фоне острого подбородка, а длинные, графичные стрелки делали ее чем-то похожей на лисицу. Дама стояла прямо и держала подбородок настолько высоко, что казалось, будто она всю свою жизнь жила где-нибудь в Виндзорском дворце среди королей и только и делала, что пила эрл грей из фарфоровых чашек. Или что там еще любят делать англичане. Линда, удивленная эпатажным образом женщины, от растерянности даже поймала себя на том, что не уследи за собой - и она обязательно бы сделала книксен вместо обычного приветствия, на потеху Энди. Сдержавшись и лишь кивнув незнакомке, девушка заметила ее легкие для осенней погоды лаковые остроносые туфли-лодочки, которые блестели и сияли, словно дама перемещалась не по слякоти в Лондоне, а как минимум по воздуху в личном самолете. Заставив себя перестать глазеть на незнакомую даму, Линда опомнилась и открыла рот, чтобы рассыпаться в извинениях за опоздание, однако Энди ее опередил: - Ничего страшного. Миссис Мнушкина только прибыла, ее рейс задержали на час из-за погоды. Дама приподняла бровь, едва ли услышав его слова. - Молодой человек, я, быть может, не так молода, но со слухом и речью у меня все хорошо. Я и сама могу сказать это за себя, - на ломаном, но вполне сносном английском сказала дама, повернувшись вполоборота к Энди, который, кажется, выглядел удивленным. - О, тогда извиняюсь, мэм. Мне не сказали, что вы говорите по-английски, - все же нашелся что ответить он, от удивления даже сняв темные очки. Весь лоск тут же сошел с него, когда блеклые серо-голубые глаза Энди, обрамленные светлыми реденькими ресницами, лишились своей защиты. Дама снова приподняла бровь: - Этому можно было бы догадаться, молодой человек, раз ко мне не приставлен переводчик. Бедный Энди с поникшим видом промолчал, не найдя, что сказать. Линда так и стояла подле них, ожидая, когда наконец ей представят эту даму по всем правилам. Впрочем, женщина молчала. Молчал и Энди, видимо, остерегаясь что-то говорить, чтобы не навлечь на себя гнев этой русской (о ее национальности девушка догадалась, исходя из необычной фамилии). Решив все-таки прервать неловкую паузу, Линда первая протянула даме руку: - Меня зовут Линда Шнайдер, мэм. Очень приятно! - сказала она, удивленно наблюдая за резко изменившимся лицом дамы. Она улыбнулась и энергично пожала ее руку: - О, милочка, так вы немка! Очень, очень хорошо, ведь мне про вас ничего не сказали! Мой второй муж был немцем, я десять лет жила с ним в Берлине, работая в театре Брехта, - эмоционально сказала она на чистом немецком языке. Энди оживился, увидев столь значительные перемены в настроении дамы. - Линда, миссис Мнушкина - профессиональный педагог. Она обучит вас особой системе тренингов, которые разовьют ваши данные, а так же - системе Станиславского, по которой работают лучшие актеры, - оживленно добавил по-английски он, едва дама замолчала. - Попридержите коней, молодой человек! - воскликнула она, когда довольный собой Энди закончил, - актерскому мастерству учить - это вам не деньги пересчитывать. За две недели Станиславскому не научишь, но что будет в моих силах - сделаю, - улыбнувшись девушке, добавила она. Линда прикинула, что раз к ней настолько серьезный подход, что даже специально вызвали и приставили к ней явно вызывающего доверие тренера - это все никакие не шутки, и отвертеться уже точно не получится. Что ж, по крайней мере, эта дама хотя бы вызывала приятное впечатление.