Феникс

Она сгорала. Вновь и вновь жестокое алое пламя касалось тела, опаляя его своим раскаленным дыханием. Толпа взревела, перекрывая в ушах даже гул окружающей стихии. На обширной площади толпилось множество людей, не оставляя места даже детям-сироткам, ныне залезшим на дождевую трубу кормильни. Они не боялись получить оплеух от шумной кухарки как раз из-за зрелища – увлечение заглушало порывы вытянуть руку и несильно ударить по маячащим впереди макушкам. Они смотрели… Она сгорала, как лист бумаги, брошенный в камин разочарованным писателем. Некогда красивые одежды, расшитые лучшими мастерицами столицы алыми и золотистыми нитями ‒ дарами огненных нимф, уже не тлели – вспыхивали, стремительными ручейками-дорожками пустоты поднимаясь к плечам и оставляя ожоги на молочно-белой коже. Мягкие парчовые туфли давно канули в огненные просторы Госпожи Най, но пламя все еще плясало на теле девушки. Сгорала вместе с воспоминаниями, даже и не надеясь на спасение или облегчение мук. Все былые друзья и сторонники не могли или не хотели ей помогать – кто-то погиб, кто-то предал, а кто-то, того хуже, остался равнодушным. Она осталась одна. До самой смерти. Сгорала, преданная близкими, друзьями и семьей, самой памятью, ибо после смерти ее существование подвергнется вечному забвению среди любимых и просто знакомых ей людей. Тех, кто хоть раз или мгновение заметил ее в толпе, тех, кому удалось зацепить мельком ее движения, тех, кто хоть что-то слышал о ней. Многие люди уже начинали недоуменно оглядываться, не понимая, зачем они здесь, но, вновь заметив колыхания алых язычков, замирали и раз за разом повторяли все по новой. Все, видевшие ее, забудут о ее существовании, ведомые ее желанием. Последние зеваки осторожно отхлынули со своих мест, исчезая в проулках и подворотнях. Ибо так она хочет. Девушка гордо вскинула подбородок, кидая взгляд на ясное аквамариновое небо. Ибо алая птица вновь и вновь сгорала в собственном пламени, когда приходило ее время. Последнее еле тлеющее полено с грохотом опустилось на покрытую пеплом землю.